Первое дело Мегрэ - Жорж Сименон

— Имеется жалоба и показания Минара.

— Того самого флейтиста? Разберемся сейчас и в этом. Около половины второго ночи он пытается проникнуть силой в особняк под тем предлогом, что слышал крики о помощи.

— Он видел…

— Не забывайте, видел-то и слышал он один, а никто из соседей даже не проснулся. Поставьте себя на место дворецкого, разбуженного громкими ударами в дверь…

— Простите! Этот самый Луи был полностью одет, даже при галстуке, — в половине второго ночи, причем, когда Минар звонил, все огни в доме были погашены.

— Пусть так. Заметьте, однако, кто заявляет, будто дворецкий был полностью одет? Опять-таки ваш флейтист. Допустим, что так оно и было. Так что же это, преступление? Правда, Минара довольно грубо выставили на улицу. Но как бы действовали вы, если бы какой-то одержимый среди ночи ворвался к вам в дом, предполагая, что вы убиваете вашу жену?

Он протянул сигареты с золотым мундштуком Мегрэ, который в очередной раз напомнил, что не курит сигарет. Впрочем, Ле Брэ и сам знал об этом. Просто такая у него была привычка, снисходительный жест аристократа.

— Подойдем теперь к вопросу с чисто административной стороны. Вы составили рапорт, и он должен пройти обычный путь: лечь на стол префекта полиции, который решит, следует ли передать его в прокуратуру. Жалоба флейтиста на дворецкого тоже пойдет по своим каналам.

Мегрэ злыми глазами пристально смотрел на своего начальника и думал об отставке. Он уже догадывался, что последует за этим.

— Семью Жандро-Бальтазар в Париже хорошо знают. Любая бульварная газетенка рада будет малейшему поводу, чтобы скомпрометировать их.

Мегрэ сухо произнес:

— Мне все ясно.

— И вы меня ненавидите, не правда ли? Вы думаете, что я защищаю этих людей, потому что они сильные мира сего и потому что они мои друзья.

Мегрэ сделал движение, чтобы взять со стола свои бумаги и разорвать их — намек комиссара был более чем понятен. После этого он вернется в общий зал и по возможности твердой рукой напишет заявление об отставке.

— А теперь, милый мой Мегрэ, я хочу сообщить вам одну новость.

Очень странно: насмешка начальника звучит дружелюбно.

— Сегодня утром, когда я читал ваш рапорт, какая-то навязчивая мысль все время тревожила меня. Не знаю, случалось ли вам испытывать нечто подобное. Знаешь, что должен что-то вспомнить, но чем мучительнее пытаешься вспомнить, тем меньше тебе это удается. Одно мне было совершенно ясно — это нечто весьма важное, нечто такое, что может в корне изменить весь ход событий. И, наконец, эврика, вспомнил! И когда? Именно в тот момент, когда я отправился завтракать. Против обыкновения, я завтракал дома, так как к нам были званы гости. Посмотрев на жену, я сразу восстановил в памяти пропавшее звено. Оказывается, мне не давала покоя все утро одна фраза, оброненная ею. Но какая? Внезапно, уже когда я доедал омлет, меня осенило. Вчера, перед тем как уехать из дому, я спросил, как обычно: «Что вы делаете сегодня вечером?» И жена ответила: «Пью чай в Сент-Онорэ вместе с Бернадеттой и Лиз». Бернадетта — это графиня д'Эстиро. А Лиз — Лиз Жандро-Бальтазар.

Он умолк, уставившись на Мегрэ своими блестящими глазами.

— Вот так, друг мой. Мне оставалось только выяснить, действительно ли Лиз пила вчера в пять часов чай вместе с моей женой в одном из салонов Пифана. Жена подтвердила. И ни разу речь не заходила о том, что Лиз едет в Ансеваль. Вернувшись, я снова весьма тщательно перечитал ваш рапорт.

Лицо Мегрэ прояснилось, он уже открыл рот, чтобы дать выход своему восторгу.

— Минутку! Не торопитесь. Этой ночью вы нашли комнату Лиз Жандро пустой. Ее брат заявил, что она уехала в Ньевр.

— Следовательно…

— Ничего из этого не следует. Ришар Жандро давал показания не под присягой. У вас не было никакого ордера, никакого основания для допроса.

— Но теперь…

— Теперь — не более, чем вчера. Вот почему я вам советую…

Мегрэ окончательно растерялся. Ему устроили разнос, но в таком дружеском тоне, что он не знал, как на него реагировать. Его бросило в жар. Он был оскорблен в своих лучших чувствах: с ним обращались, как с мальчишкой!

— Каковы ваши планы на отпуск? Он ответил явно невпопад.

— Мне известно, что чиновники имеют обыкновение заблаговременно готовиться к праздникам и отпускам. Но, если вам угодно, вы можете с сегодняшнего дня взять отпуск. Думаю даже, что это в какой-то мере успокоит мою совесть. В особенности если вы не намерены покинуть Париж. Полицейский в отпуске — уже не полицейский, и он может позволить себе такие действия, за которые администрация не будет в ответе.

У Мегрэ снова мелькнула надежда. Но он все еще продолжал сомневаться. Боялся нового поворота событий, нового подвоха.

— Надеюсь, конечно, что никаких жалоб на вас поступать не будет. Если у вас появится необходимость что-либо сообщить мне или просто посоветоваться, звоните на бульвар Курсель. Номер моего телефона вы найдете в справочнике.

Мегрэ уже собирался было поблагодарить, но комиссар, легонько подталкивая его к двери, вдруг обронил, будто бы припоминая пустяковую деталь:

— Да, вот уже шесть или семь лет, как Фелисьен Жандро-отец состоит под семейной опекой, словно молодой повеса. После смерти матери всеми делами заправляет Ришар… Как здоровье вашей жены? Начинает понемногу привыкать к Парижу и к своей новой квартире?

После сухого и короткого рукопожатия Мегрэ очутился за дверью. Все еще не понимая, что с ним произошло, он машинально направился к своему столу, и внезапно взгляд его упал на одного из посетителей, сидевших на скамье по ту сторону барьера — Мегрэ называл его прилавком.

Это был Жюстен, флейтист. Одетый в черное, но на сей раз уже не во фраке, и без плаща, Жюстен Минар покорно дожидался своей очереди, сидя между заросшим по уши бродягой и толстухой в зеленой шали, кормившей грудью младенца.

Музыкант подмигнул Мегрэ, словно спрашивая, может ли он подойти к барьеру. «Нет», — покачал головой Мегрэ, сложил бумаги и передал одному из коллег текущие дела.

— Ухожу в отпуск!

— Отпуск в апреле, да еще когда дел по горло в связи с приездом его величества?

— Представь себе, отпуск.

Тот, зная, что Мегрэ недавно женился, продолжал:

— Ребенка ждешь?

— Не жду!

— Болен?

— Здоров.

Это уже становилось подозрительным, и коллега, недоумевающее взглянув на него, произнес:

— Что ж! Дело твое. Желаю приятно отдохнуть. Везет же людям!

Мегрэ взял шляпу и зашел за барьер, отделявший полицейских от посетителей. Жюстен Минар весьма непринужденно поднялся и, не говоря ни слова, последовал за ним.

Может быть, жена устроила ему очередную взбучку, как рассказывал Бессон? Тщедушный, светловолосый, голубоглазый, с нездоровым румянцем на щеках, флейтист неотступно следовал за Мегрэ, словно приблудная собачонка.

Улицы были залиты солнцем, над окнами развевались флаги. Казалось, воздух звенит от гула труб и грохота барабанов. Люди шагали по-праздничному весело, и оттого что по улицам и площадям без конца расхаживали военные, то и штатские невольно подтягивались и расправляли плечи.

Когда Минар решился наконец приблизиться к Мегрэ, он таинственно прошептал:

— Вас уволили?

По-видимому, Минар полагал, что полицейского чиновника можно так же легко уволить, как флейтиста, и поэтому чувствовал себя совершенно несчастным от сознания своей вины.

— Меня не уволили. Я в отпуске.

— Вот как!

В этом «Вот как!» прозвучали нотки сомнения. В голосе флейтиста слышалась тревога и скрытый упрек.

— Они предпочитают, чтобы вас пока здесь не было, так ведь? Хотят замять дело! А как же с моей жалобой? — Голос его зазвучал суше. — Надеюсь, они хоть не положат под сукно мою жалобу? Хочу вас сразу предупредить, что я этого не допущу.

— Жалоба разбирается в установленном порядке.

— Отлично! Тем более, что у меня для вас имеются кое-какие новости. Во всяком случае, одна…

Они уже дошли до площади Сен-Жорж, такой тихой и провинциальной, с маленьким бистро, в котором всегда пахло белым вином… Мегрэ машинально толкнул входную дверь. В этот послеобеденный час в воздухе и впрямь словно бы повеяло отпуском. Цинковая стойка была начищена до блеска, а в высоких бокалах переливалось и искрилось зеленоватое вино «вуврей».

— Кажется, вы мне говорили, что видели в доме Жандро двух служанок? Так?

— Да, Жермен и Мари, — подтвердил Мегрэ. — Не считая Луизы, кухарки.

— Так вот что я вам скажу. Только одна из них действительно служанка!

В глазах музыканта светилась детская радость, и сам он, как никогда, походил на верного пса, подбежавшего к хозяину с ценной находкой.