Искры и тени - Дорофея Ларичева

Машка нахмурилась, но не стала донимать своего клона расспросами. Вместо того сказала:

– Гоша точно с нами. Он сегодня после университета придет к Алине Григорьевне на индивидуальные занятия.

Гоша, Махина любовь, оказался природным психологом. При первом обследовании его отбраковали, как не подающего надежд. Но после августовских событий сенсы пересмотрели свое решение. И теперь парень занимался в учебной группе при школе, развивал свои таланты.

– Помнишь, что сегодня у наших концерт?

Дора поманила Машу за собой. Стоило навестить столовую, если там еще хоть что-то осталось. Следующий урок через пятнадцать минут.

– Больше всего меня расстраивает, что придется помогать Роберту на пару с Верховицыной, – пожаловалась Дорофея, спускаясь по лестнице.

Впереди девушку ждали два часа совместных с Махой занятий у личного тренера-психолога, потом еще три часа индивидуальных тренингов. Предстояло разбираться в законодательстве принявшего ее мира. А потом у нее была запланирована культурная программа.

Концерт группы «Трюк Коктейль» начинался в университетском клубе через полчаса. Женя по прозвищу Джон – высокий, чернявый, лопоухий второкурсник настраивал гитару. Таня, чаще отзывавшаяся на имя Тигра, миловидная девушка с мелированными волосами и открытой улыбкой, установила пюпитр с нотами, положила на подставку флейту, расчехлила гитару. Молчаливый, вечно серьезный Вадим устроился за барабанной установкой. Игравший на банджо Руслан не торопился, проверял освещение, руководил восседавшим за пультом Гошкой. Не стоило торопиться, раз про мелодии кантри в «Трюк Коктейль» вспоминали ближе ко второй части концерта.

Ленка, ни на чем, кроме чужих нервов, играть не умевшая, вместе со своим другом Лешкой украшала сцену. Ира распевалась в тесной гримерке. Андрей Соколиный Нос в холле проверял билеты, Кирилл предлагал за символическую плату сразу закачать в плееры зрителей песенную подборку группы.

Дорофея с Машей наблюдали за всеми приготовлениями из зала. Они с трудом уговорили родителей отпустить их на столь поздний концерт. Сейчас девчонки прислушивались к шуму толпы за дверью. Ивановы целую неделю помогали с рекламой концерта. Раздавали нарисованные Русланом листовки в школе и центре клонирования, рассылали приглашения по электронной почте.

– Полная готовность! – сверившись с часами, выкрикнул Гоша.

Зал внезапно погрузился в полумрак. Лишь желтые лампы очерчивали черный абрис сцены, укрывшейся за голографическим занавесом.

Дора любила песни «Трюк Коктейля». Благодаря дару природного психолога она иначе, чем большинство людей, ощущала их творчество и ответные эмоции слушателей.

Двери распахнулись, люди хлынули в небольшой зальчик. Предвкушение предстоящего действа захватило мигрантку врасплох, повлекло куда-то в неизмеримые дали. Подобного она не ощущала со времен памятного телеэфира.

Стоп, неужели в толпе… Чувство единения со зрителями схлынуло, опало песком к ногам. Дорофея резко обернулась. Нежданная гостья стояла в дверях, невидимая за широкими спинами ребят из байкерского клуба, но благодаря усилиям Орэфа ощутимая всегда. Даже в школе темное пламя маячка горело в сознании мигрантки, указывая, где сейчас обретается Роксана Верховицына.

Нечего о ней думать, портить праздник! Вон Маха пристроилась за режиссерским пультом, перешептывается с Гошей, абсолютно счастливая.

В зале пахло кожей и табаком, перемешанными ароматами духов. Шелестел неразборчивый прибой голосов. Публика собралась совершенно разная – из университета, из школы, даже кто-то из более взрослых пришел.

Свет в зале изменился. Сцена раскрасилась сине-зелеными огнями, точно море. Из-за ширмы в окружении голографических звездочек возникла Ира в длинном платье цвета морской волны. Светлые мягкие волосы держал плетеный обруч с крупными синими камнями. Точно жительница морских глубин, она медленно ступила на сушу сцены, улыбнулась и запела до вступления аккомпанемента. Неожиданно сильный для хрупкой девушки голос завибрировал, забился в четырех стенах, оборвал болтовню.

Ира пела, зал слушал, иногда подхватывал припев, пританцовывал. Дора напрочь позабыла про Ксану танцевала со всеми, растворившись в эмоциях толпы. «Трюк Коктейль» играл стилизованные под народные мотивы авторские песни, рассказывал сказочные истории, переходил к жизнеутверждающему кантри, пытался на свой лад повторить известные рок-композиции. Почти два часа без перерыва сердце мигрантки вторило этим ритмам.

Ты принес на плечах метели.Звезды севера в небе зрели,Две полярных совы летели –Путь тебе выбирали смело.

Ты пришел из запретных далей,Где моря устилали льдины,Где горят маяки печалей.Но пришел ты непобедимым.

Эмоции вокруг распускались живыми дурманящими цветами, пульсировали и бились вспышками наслаждения и боли, перехватывали горло, уносили в неведомые края разноцветными птицами, и от этого хотелось самой оторваться от земли, обнять всех и каждого…

Пилигрим. Образ твой люди помнят всюду.Много лиц и имен ты сменил, чтоб поверить в чудо.Но запомни, что ты только искра в короне солнца.Где-то в мире есть дом, где тебе счастье улыбнется.

Эту балладу еще в начале сентября Женя-Джон написал, услышав рассказ о прошлом Ланса:

Ждет тебя еще много странствийИ земель, не открытых ныне.В необъятном подзвездном царствеМы с тобою вдвоем пилигримы.

Первой брошу клубок под ноги.Первой дверь распахну. Ты следом?Мы дадим имена дорогамИ заглянем в чужое небо.

Когда все закончилось и публика разошлась, Гоша потянул Дору за рукав куртки:

– Пошли домой, ваша мама уже дважды звонила.

– Паникерша! – проворчала Маха.

Она с удовольствием отправилась бы с ребятами в ночной клуб, а то и вовсе поехала бы с байкерами гонять по городу.

Вон все мечты на мордашке написаны заглавными буквами. Роксаны поблизости не чувствовалось, это радовало.

– Пойдем, – Дорофея помахала ребятам, собиравшим инструменты, и направилась к выходу.

От университетского клуба до дома было неблизко, но такси вызывать не хотелось, и они пошли пешком.

После одиннадцати Барск в этом районе пустел. Редкие машины скользили по черноте асфальта. Прохожих вообще можно было заносить в Красную книгу. Темнота льнула к домам, чьи первые этажи – нежилые, магазинные – были холодны и пусты. Окна верхних этажей еще покрывали лоскуты теплого света. Тощие спички фонарей теплились красноватыми огоньками.

Маша шла под руку с Гошей. Дора брела чуть в стороне, вслушиваясь в мерное дыхание засыпающего города. После концерта кувшин ее эмоций был полон до краев. Говорить не хотелось, лишь бы донести, сохранить в себе это тепло пережитой радости как можно дольше.

Когда в окружающей действительности произошла перемена, девушка не почувствовала. Улица поплыла вперед, удлиняясь, убегая в бесконечность. Лучи фонарей засияли золотом, заледенели, затвердели, норовя проколоть насквозь. Из города внезапно исчезли все люди, звери. Он опустел, выветрился и теперь взирал на нее мертвыми глазами оконных проемов.

Синий дрожащий огонек разгорался в небе. Он набирал силу, зрел. Синий-синий, как камни на Иркином обруче. Нет, как пламя аномалии – того же идеально-лазуритового оттенка. Кляксы света в окнах дальних домов померкли. Золотые иглы фонарей обесценились до дешевой подделки. От ощущения чего-то неотвратимого у Доры сковало страхом спину и плечи.

В следующий миг все исчезло. Остался привычный Барск и обеспокоенные Маша с Гошей рядом.

– Эй, ты что? – Маха встряхнула ее за плечи. – Встала столбом и стоишь!

Дора потерла глаза и лоб, избавляясь от остатков видения, и поделилась пережитым.

– Это к Нике, – кажется, не удивилась Машка. – Ты у нас чудная. То Дельту с Орэфом рассмотришь, то пушку изобретешь.

– Не изобрету, а вспомню, – поправила девушка. В августе ей пришлось переворошить память Дарьи Фелисии, вы удить оттуда воспоминания о пушке, создающей аномалии.

Звонить Нике с жалобами не хотелось. Кувшин был до сих пор полон, и лишние разговоры вычерпали бы впечатления ржавым половником.

Словно в награду за отсутствие лишней суеты, ночью Дорофее снова приснился «кошачий» сон. Дарья Фелисия, погибший двойник Доры, временно отступила, утащила пропахшие тайнами пожитки в мрачную нору подсознания.

Все чаще мигрантка видела, как уносились изучать окрестности две белые кошки, точно сотканные из лунного света. Иногда она могла сопровождать их в вылазках, вдыхать сырой терпкий запах подвалов и пыльный – чердаков, вслушиваться в сонное воркование голубей под крышей, самозабвенно гонять других котов. Но чаще она просто дожидалась в квартире, пока пушистые исследователи возвратятся – усталые и довольные.