Серпантин - Александр Мильштейн

- Я кричал?

Дневной свет. В проёме отъехавшей двери видна проводница.

- Мы подъезжаем, - говорит Лена, - может быть, ты и кричал, но я ничего не слышала. Я спала, как убитая. Сейчас ты что-то урчал, но я не поняла ничего, пока тебя тормошила... Ой, смотри в окно! Море! Море! Доплер!

Доплер всё равно не способен разделить с ней эту радость. Поэтому он не поворачивается к окну и вообще закрывает глаза.

- А что это за очередь? Вон там, видишь? Я давно не видела таких длинных очередей!

- Это выставка земноводных.

- Нет, это люди, Доплер, посмотри.

- Ящеры, змеи, крокодилы, черепахи с красными ушами, палочник-страшилка... Правда, он не совсем земноводное. Скорее, насекомое... Когда я в последний раз был в Крыму, здесь было только два вида развлечений. Выставка гадов и передвижной музей восковых фигур... При этом большинство фигур изображало тех ещё гадов...

- А почему ты решил, что это не восковые фигуры? Ты сама сказала, что там люди. Я же не смотрю в окно. То есть я смотрю туда твоими глазами...

- Доплер, прекрати. Там, внутри здания!

- Ну, потому что в Феодосии была как раз такая выставка... Но это было сто лет назад. Может быть, теперь там другое, - говорит Доплер. Он чувствует что-то вроде перегрузки, снова закрывает глаза и видит, что поезд по спирали поднимается в гору... Чёрные камни, снег... Где-то он это видел глазами... В Швейцарии? Или в Австрии? Он не может вспомнить.

- Мы не будем становиться в эту очередь, ладно?

- Конечно, не будем.

- А если это очередь на пляж? Может такое быть? Пляжи-то платные?

- Лен, успокойся. Говорю тебе: ящерицы, змеи, у меня один приятель сам занимался этой халтурой... Разводил их дома у себя, летом вывозил на Юг... Может, это он там и сидит до сих пор со своими питомцами.

- Но мы не будем туда идти?

- Ну конечно, не будем. Делать нам больше нечего!

- А с другой стороны, интересно, знаешь... Доплер, я уже давно не видела таких очередей...

Глава 4. Сплошная среда

Линецкий подумал, что Переверзев может провести в море всю ночь, и поэтому о ночлеге на суше нужно заботиться самому.

Он был не бог весть какой палаточник, всё это для него было не так легко, колышки, верёвочки... Особенно ночью.

Темнота, впрочем, была теперь неполной. На пригорке включился фонарь.

Рядом с фонарём была трансформаторная будка, и теперь, когда все дневные звуки утихли, слышалось громкое жужжание.

От распределителя провода шли куда-то вправо, в сторону мыса, за которым, по идее, должна была находиться старая правительственная резиденция.

Где во время путча был вроде бы как заперт Михаил Горбачёв.

Линецкий, используя в качестве молотка булыжник, попытался вогнать в гальку колышек, но дождь перестал моросить, и он решил спать под открытым небом.

Было тепло, капли слепого дождя мгновенно высохли. Вокруг снова лежали сухие круглые валуны, посыпанные тальком, как попки младенцев...

- Спишь? - тихо спросил Переверзев.

- Нет, - сказал Линецкий, и Переверзев зажёг фонарик:

- Вода что-то не очень, - вздохнул он, - я думал, она здесь будет чище.

Через минуту метафизкультурник уже дрыхнул.

А Линецкий не мог никак выключить звук, доносившийся из трансформаторной будки. Вроде бы пейзаж был лишён всех признаков цивилизации - при свете это напоминало панораму в музее природы, "Мир за миллиард лет до нашей эры", или что-то в этом роде... Море, глыбы, можжевельник... Ну при чём тут этот зуммер? Или - о чём?

О ком и о чём...

Линецкий думал было встать и пойти по берегу, потащить за собой спальник... Пойти - это, конечно, не получится, по этим глыбам надо будет пробираться осторожно, кое-где на четвереньках... Чтобы не упасть и не ударить мозжечок...

Лень вставать, вот если бы как-то так перекатиться... Примоститься где-нибудь там на плоском камне, подальше от этой огромной жужелицы...

Но он понимал, что причина бессонницы не столько в трансформаторе... В конце концов трансформатор гудел не громче, чем старый холодильник в его квартире. Но напоминал что-то совсем другое... Линецкий вдруг вспомнил похороны школьного приятеля, который не так давно покончил с собой... Глебова хоронили на далёком новом кладбище, которое выглядело как чистое поле. Но почему-то прямо над свежевырытой могилой нависали высоковольтные провода. И слышно было громкое жужжание. Непонятно было, почему могила должна была быть вырыта прямо под этими проводами, когда вокруг столько свободного места. Как будто Глебова хоронили в облаке электронного смога.

Электричество всегда представлялось Линецкому настолько таинственным, что поневоле приходили в голову мысли... Хотя мыслями их нельзя было бы назвать... Просто в памяти всплывали фразы, которые проникали в разговорную речь, когда они были одноклассниками... "Мертві бджоли не гудуть i не потiють..." Или анекдоты типа: "Что нужно делать в случае ядерной войны?" "Спокойно превратиться в пучок быстрых электронов и атаковать противника".

При жизни Глебов выращивал кристаллы в научно-исследовательском институте.

Фианиты, или что-то в этом роде... Алмаз и пепел... День чудесный...

Странно было думать об алмазах, глядя на безжизненное тело Глебова, которое к моменту похорон уже наполовину разложилось.

Кто-то в своей речи повторял вехи его жизненного пути: школа, университет, защита на кафедре физики твёрдого тела...

Последние годы они редко виделись, но когда-то были близкими друзьями, даже после школы... Ссорились последний раз в пятом классе. Глебов начал чем-то возмущаться, Линецкий сказал ему: "Не возникай!" Все слова теперь имели другой смысл...Трансформатор больше не гудел, кто-то листал тетрадь с рисунками, на которых были изображены машущие руками и ногами человечки. Белобрысые и белозубые, как гимнасты на параде тридцатых годов... Линецкий снова попытался вогнать в гальку колышек, но валун, которым он ударил по металлу, раскололся, по руке потекла жидкость, вызвавшая омерзение. Это был белок... Вокруг - это была не галька, а яйца каких-то существ... В лучшем случае, страусов... В худшем - динозавров.. Хотя, кто знает, что лучше... У страусов яйца высиживает самец... То есть всё, что было дальше, зависело от того, чьи яйца... Но этого, как и многого другого, Линецкий не смог вспомнить... Был ли это сон во сне, или он на самом деле просыпался, а потом засыпал... Под утро ему приснился сон, в котором было что-то вроде "однополого секса". Или просто полого - несмотря на то, что секс был оральным, у партнёра не было лица...

Но был, очевидно, рот... "Птеродактили, педерасты, абстарактисты..." - бормотал Линецкий, не в силах всё вспомнить... Сны разом засветились на солнце, как фотоплёнка...

На миг на сетчатке проступил "Крик" Мунка... И всё рассеялось... Но ещё не совсем проснулся... Куда-то просунул голову, невозможно понять, с какой она теперь стороны... К примеру, вот эти самки... Кажется, что они наяву... А, вот чья палатка лежала под целлофаном, - продирая глаз, думал Линецкий, - а вон и камрад замер, потянувшись... Статуя "Бронзовый век", Эрмитаж... Нет-нет, наш физрук покрепче "Давида"... Давид по сравнению с ним жалкий задохлик... Голиаф... А что пенис? А пенис - как у греческой статуи... Но он не стесняется... Может быть, даже специально не прикрывает, чтобы побороть комплексы... Ландау ходил с яблоком на шляпе... Но при чём тут Ландау? Потому что Давидович? Или всё дело в шляпе? Которая предохраняла Дау... От падения яблока на голову... И умер Ньютон в Ландау галантном... Правда, в оригинале - Коперник... А шляпа в теории сновидений означала женские гениталии... Но это было в теории... А на практике я уже проснулся... И нет ни шляп, ни гениталий... То есть гениталии у них, может, и есть, и может быть, даже женские...

Да, это самки... Грузные... Хотя и не толстые... Ширококостные... Рококо... Безгрудые... Дебелые девки.... Жарко-то как... А я ещё в этой рубашке...

Он стянул с себя потные джинсы и байковую рубашку.

"Я, наверно, родился в байке..." - пропел вслух... Оставшись в одних плавках, он почувствовал приятный ветерок, как будто теперь только подувший с моря...

- Кто это там? - спросил Линецкий у Переверзева.

- Крайне неприветливые... Текстильщицы.

- Почему текстильщицы?

- А есть два типа людей: нудисты и текстильщики.

- Что за идиотизм, - пробурчал Линецкий и упал в море.

А вечером он подумал, что определение им подходит.

Под расстеленной палаткой у них там был целый гардероб...

То есть это были те ещё текстильщицы...

Они не боялись всё это оставлять и не просили за всем этим приглядывать в своё отсутствие.

Впрочем, ясно, что Переверзев пошёл к ним просить о присмотре за вещами, только чтобы познакомиться. Он ведь никуда не отходил от моря дальше, чем на сто метров.

Правда, от суши отплывал чёрт знает куда, в нейтральные воды.

Переверзев предложил им салат из рапанов, помидоров и лука. Но они отказались и от салата, и от всех бесплатных приложений, вроде совместных заплывов и ночных ныряний... Они сами по себе заплывали в нейтральные воды... Но вот именно - сами по себе...