Рецепт Мастера. Спасти Императора! Книга 2 - Лада Лузина

– А вас-то зачем? – удивилась девчонка. – Только слепые убивают без надобности. Достаточно уничтожить ее, и Трех не будет.

– Без любой из нас Трех не будет, – резонно заметила Чуб, беря в руки шоколадную сестру милосердия.

– Не скажи, – не согласилась Акнир. – На все ваши подвиги вас толкала она. Она всегда вела вас вперед: уговорила принять силу и отказаться от нее, перебраться сюда, отменить революцию… Стоило ей исчезнуть – вы превратились в обычных людей. Скажи, разве за шесть лет без вашей умопомрачительной Маши вы совершили хоть один подвиг?

– Конечно, – бодро начала Даша Чуб. – Как только мне С-20 сварганят…

И осеклась.

Растерянно посмотрела на свой хрустальный бокал, на сладкую сестру милосердия, согбенную головку которой она как раз собиралась откусить… Продавать в Киеве столь непозволительную для военного времени роскошь, как выпечка, торты и пирожные давно запретили специальным указом: с начала войны в стране царил жесточайший сухой закон. Но, услыхав Дашин капризный заказ: «Хочу шампанского! Я пью только Голицынское. Подай всем за мой счет!» – официант лишь улыбнулся кутящей «гордости Киева» всепонимающей улыбкой. На протяжении войны бесчисленные поклонники «национальной святыни» исправно снабжали ее спиртным и конфетами, духами и шелковыми пижамá. Люди, топтавшиеся за окном кафе, улыбались Изиде, восторженно тыча в нее пальцами – они считали ее героиней… Спасительницей отечества!

А она сидела в кафе, пила у них на глазах запрещенное шампанское, ела шоколадных солдат и разглагольствовала о том, что пойдет воевать, как только получит подходящий боевой самолет. В то время, как настоящий «король» – ее друг и учитель Петр Нестеров – три года как лежит в земле Аскольдовой могилы.

«Что с тобой, Ветер? Ты словно перестала видеть мир вокруг».

– За революцию!

– За новые времена!

Дашино насторожившееся ухо уловило звон хрусталя. Неподалеку от них, за круглым мраморным столиком, сидела семейная пара. Сытый господин, изысканная дама с лисой на плече. В руках у них были бокалы. И Чуб резанула наивность, с которой эти два буржуа пьют за новые времена, те самые, что всего год спустя придут и раздавят их.

Как они представляют себе это новое будущее? За какие свои иллюзии поднимают бокалы?

– Изида Андреевна! – господин увидел, что Даша смотрит на них. – За революцию! Мы все ее ждем!

– Ждете? – повторила Даша чуть слышно.

– Конечно! – подхватила дама с лисой на плече. Она была белокура, очень молода и красива. От нее шел нежный запах фиалок и мятных конфет. – У меня на душе так чудесно, так радостно, будто все плохое навеки ушло: проклятая война, нелепая монархия. И теперь впереди только чудесное, радостное… Едва царь отрекся, я поняла – нас ждет что-то совершенно новое, что-то прекрасное! Небывалый, невиданный мир… Уж скорей бы!

Чуб резко отвернулась. За столом у двери собралась компания каких-то юнцов. Поймав Дашин взгляд, один из них вскочил на ноги и послал Изиде воздушный поцелуй. Остальные поддержали его громкими возгласами.

– Изида, прекрасная, поцелуйте меня. Может, завтра я уйду на войну… – он засмеялся – он не верил в свою смерть.

Пахнущий нежными духами и шоколадом швейцарца Семадени, раззолоченный куполами церквей и наивной верой в прекрасное будущее беззащитный дореволюционный мир не подозревал, что скоро умрет. Но она – его первейшая звезда, героиня – знала. И остро, толчком, Даша ощутила одновременно поджелудочный стыд и материнскую ответственность за весь этот мир, которому не на кого больше надеяться.

Маша отказалась спасать его, а Катя побежала за ней…

Укачанная годами Дашина память проснулась от резкого толчка событий и разом выбросила все приключения, дебаты, события. Маша Ковалева заговорила, заспорила с ней, словно это было вчера. Чуб вспомнила Машу – затюканную студентку педагогического вуза, трусливо шарахающуюся от незнакомых людей. Вспомнила Машу – упрямую, убеждающую их отменить революцию. Их немыслимо добрую Машу, для которой пятьдесят миллионов жертв никогда не были бескровною цифрой, для которой чужая боль никогда не была чужой. Чуб вспомнила Машу наивную, Машу смешную…

И Машу несчастную, потерявшую все!

– Знаешь, Акнир, – с пафосом огласила она, – Машка, быть может, самым лучшим человеком на свете была… Была да вся вышла! И ее можно понять. Говорю под огромным секретом: у нее любовь большая была, и она ребенка ждала… Это нам с Катькой классно, что время стоит: мы тут не стареем, не седеем, можем жить вечно. Но с другой стороны, у нас ни волосы, ни ногти тут не растут и детей у нас тут быть не может, потому что время для нас стопанулось. А Маша, когда Отмену затеяла, на второй неделе беременности была! Прошло шесть лет, а она все на второй неделе беременности… Понимаешь теперь, почему она рвется назад? Там, в настоящем, она родить его сможет. Вот на этом она и сломалась. Но мы и без нее обойдемся. Я и без нее собиралась идти воевать. Три года собиралась – хватит! Нахвасталась, назвездилась. Спасти царя могу лишь я? Я и спасу! Ты говорила, что сделаешь все, чего мы не попросим? Так вот, я согласна. Но с условием: Машу не трогай!

– Не буду. Зачем? Дай сигарету, – быстро попросила Акнир. – Можно мне твой мундштук? Стильная штука. – Девчонка вкрутила папиросу в янтарь, приняла изящную позу богемной курильщицы и сразу перестала походить на Учительницу, став типичной курсисткой – девицей с прогрессивными взглядами.

– Я ж главное тебе не сказала! – с удовольствием выпустила Курсистка дым изо рта. – Мама зря меня не послушала! Зря не верила мне. Зря предостерегала: не убьешь ее сразу, второй возможности не будет – она победит. Шестнадцать лет – слишком много. Ее сила успеет прорасти.

– Какие шестнадцать?

– Ты не прощелкала? – загорелась девчонка. – Отрок действительно появился в Пустыни очень давно – семнадцать лет назад. Оставив вас, Маша ушла в еще более давнее Прошлое.

– Но ты ж победила ее сейчас.

– Но смогу ли я победить ее через час? – спросила Акнир. – Я не знаю. Но это не важно. Мама ошиблась! Маша умрет. И мне нет нужды ее убивать. Я больше скажу: даже я не смогу отвратить ее смерть. Сделать это способны лишь вы.

– А что с ней случится?

– Так ты говоришь мне «да»? – спросила Акнир. – Слово Киевицы? – недоверчиво присовокупила она.

– Слово Киевицы…

– Слово Наследницы! – Акнир импульсивно схватила Дашину ладонь обеими руками и затрясла ее. – Я сразу поняла, в тебе живет Великая Мать. Мы с тобой вместе…

– Стой! – Даша вырвала руку – Как я могла забыть? – воспользовавшись вновь обретенною дланью, Чуб радостно хлопнула в ладоши. – Катя будет с нами! Сегодня ко мне приходил один гимназист и сказал земплепотрясную вещь. Он видел Вертум! Вертум!

– Он так и сказал: «Я видел Вертум»? – усомнилась ведьма.

– Да он сам не понял, что видел. Он на Малоподвальной живет, в доме напротив твоего. Так вот, три месяца назад он увидел, как туда вхожу я, Катя и вдовствующая императрица.

– Три месяца назад? – землепотрясная новость однозначно произвела на Акнир положенное впечатление.

– Он сказал, это было 13-го декабря. Царица послушает нас без всякого Отрока! Это говорю тебе я, Изида Киевская.

Как только экстравагантная пара скрылась за дверью крещатицкой кофейни Семадени, Маша подошла к окну.

Они сидели за круглым мраморным столиком. Оживленные, жестикулирующие… Она не слышала слов. Ей не нужны были слова. Финал был известен.

Сейчас один человек попросит сказать «да», а другой даст короткий, непоправимо неверный ответ, который не сможет взять назад.

– Скажите «да»! – порывисто попросил молодой белокурый мужчина с тонкими правильными чертами лица.

Сидящая напротив него юная 22-летняя Маша испуганно приоткрыла рот, не подозревая о том, что все счастье, отмеренное на ее жизнь, станет невозвратимым прошлым в тот миг, когда она выдохнет «нет»…

Эта давнишняя Маша была нежноглазой и пушистоволосой, наивной и смешной, открытой и искренней, глупой, восторженной и бесконечно влюбленной… Но главное, она – была. Была только в Прошлом.

Ее давно нет.

Существо в мужской шапке и овчинном тулупе понуро пошло прочь. Снег стонал под ее сапогами. Она не видела, что снег шел за ней, посыпая белым холодом ее воротник. Бывшая Маша прошла мимо строящегося здания биржи с Меркурием на фронтоне; мимо ювелирной фабрики Маршака, изготовившей обручальные кольца для Михаила Булгакова и его первой жены Таси Лаппа – мимо, мимо, не поднимая глаз.

Покоривший ту, прежнюю, 22-летнюю Машу, Крещатик 1884 года со смешными омнибусами и газовыми фонарями на чугунных столбах, полный свершений Киев 1884 года, только-только выпросивший у Санкт-Петербурга разрешенье построить свою первую телефонную сеть, озаривший электрическим светом свой первый и пока единственный дом-отель «Бель-Вю» и поднявший над Царским садом свой первый воздушный шар, сузился в сознании нынешней Маши до одного рокового события в швейцарской кофейне. Весь 1884 год стал для нее только годом, когда она ответила «нет».