Лечение мартышками - Джордж Мартин

Кенни снял трубку и позвонил по телефону экстренной помощи. Ему ответила женщина, которая показалась ему доброй, сочувствующей и… красивой. Кенни тут же принялся изливать ей свое сердце, рассказав о мартышке, которая не позволяет ему поесть, и о том, что ее никто не видит, кроме него, о том… но тут обезьянка врезала ему по щеке. Он застонал.

— Что случилось? — спросила женщина.

Тварь принялась выворачивать ему ухо. Кенни пытался продолжать говорить, не обращая внимания на боль, но мартышка не оставляла его в покое до тех пор, пока он не разрыдался и не бросил телефонную трубку.

Настоящий кошмар! Погруженный в грустные мысли, Дорчестер поплелся в постель, рассчитывая, что утром все будет в порядке и мартышка превратится в дурной сон, навеянный, вне всякого сомнения, несварением желудка.

Очень скоро обнаружилось, что безжалостная зверюшка не дает ему нормально спать. Кенни привык спать на спине, сложив руки на животе. Но после того как он разделся и улегся в постель, кулаки обезьянки обрушились ему на голову подобно волосатому урагану. Мартышка не собиралась оставаться зажатой между его затылком и подушкой. Заскулив от боли, Дорчестер перевернулся на живот. Ему было очень неудобно, но только так мартышка не протестовала.

На следующее утро Кенни Дорчестер проснулся и обнаружил, что его правая щека покоится на подушке и онемевшей руке. Все это сон, говорил он себе, боясь пошевелиться, никакой обезьяны не существует. Чушь, какая там обезьяна, это Костлявый Морони рассказал ему о «лечении мартышками», и ему приснился кошмар. Наступило самое обычное утро.

Дорчестер открыл один слезящийся глаз. Спальня выглядела как всегда. Как хорошо лежать, наблюдая за медленно меняющимися показаниями цифровых часов, без всяких мартышек…

А потом напомнил о себе пустой желудок.

— Нет никакой обезьяны! — громко заявил он и сел на постели.

И почувствовал, как мартышка переместилась.

Кенни задрожал и едва не разрыдался снова, но ему удалось сдержать слезы. Никакая обезьяна не сможет взять верх над Кенни Дорчестером, сказал он себе. Гримасничая, он надел тапочки и побрел в ванну.

Обезьяна осторожно выглядывала из-за головы Кенни, пока он брился. Он угрюмо смотрел на нее в зеркало. Ему показалось, что она немного выросла, впрочем, что тут удивительного, если вспомнить, сколько она вчера сожрала. Не перерезать ли мартышке горло? К сожалению, электрическая бритва не слишком для этого приспособлена. И даже если воспользоваться ножом, слишком опасно наносить удары себе за спину, глядя в зеркало.

Прежде чем выйти из ванны, Кенни вдруг захотелось взвеситься. Он встал на весы.

Тут же загорелись цифры. 367. Как и вчера. Обезьяна ничего не весила? Нет, этого быть не может! Несомненно, тварь весит пару фунтов, но ее вес компенсировали потери самого Кенни. Значит, он похудел, поскольку почти сутки ничего не ел. Быть может, от его мучений будет хоть какая-то польза. Настроение мгновенно улучшилось.

Придя на кухню, Кенни колебался между гренками с молоком и яйцом и яичницей с ветчиной. Какая разница, ему все равно ничего не достанется! С мрачным фатализмом Кенни взял тарелку и наполнил ее кукурузными хлопьями, залив их молоком. Мартышка все отнимет, так зачем тратить время на приготовление завтрака?

Он взял ложку и попытался быстро засунуть ее в рот. Обезьянка его опередила. Кенни ничего другого и не ждал, но в тот момент, когда она вырвала у него из рук ложку, он ощутил ужасающую скорбь.

— Нет! Нет, нет, нет.

Дорчестер слышал, как хрустят хлопья во рту у проклятой мартышки, а молоко льется ему за шиворот. По щекам покатились слезы, он смотрел на тарелку с кукурузными хлопьями, такую близкую — и недостижимую.

И тут у него возникла идея.

Кенни резко нагнулся, опустив лицо в тарелку.

Мартышка схватила его за ухо и с возмущенным визгом принялась его крутить, одновременно она колотила его по виску, однако Кенни было все равно, он жадно втягивал в себя молоко и кукурузные хлопья. К тому времени, когда мартышкин хвост вырвал тарелку из его рук и швырнул на пол, он успел набрать полный рот хлопьев. Щеки Кенни раздулись, по подбородку текло молоко, в левую ноздрю попали хлопья, но он пребывал на небесах. Вот только не подавиться бы с таким трудом добытой едой!

Когда хлопья у него во рту закончились, он облизнул губы и встал, переполненный торжеством.

— Ха-ха-ха!

Гордо выпрямившись, он вернулся в спальню и оделся, ухмыляясь мартышке в большое зеркало. Он одержал победу.

В последующие дни и недели жизнь Кенни Дорчестера изменилась — он привыкал жить с обезьяной. Оказалось, что это не так уж трудно — если исключить время трапез. В те моменты, когда Кенни не пытался засунуть еду в рот, он почти забывал о существовании мартышки. Пока Дорчестер перебирал бумаги и звонил по телефону, она мирно сидела у него на плечах. Коллеги либо не замечали обезьяны, либо были достаточно вежливы, чтобы воздерживаться от комментариев. Проблемы возникали только во время перерывов на ленч, когда он предпринимал очередную попытку добраться до кофе и булочек с сыром. Мартышка сжирала девять булочек, прежде чем Кенни успевал отойти в сторону, и коллеги начинали говорить, что это его рук дело.

Избегая зеркал (привычка, которой Кенни теперь следовал неукоснительно, словно вампир), он большую часть времени теперь не думал о мартышке. У него возникала лишь одна проблема — к сожалению, трижды в день — завтрак, ленч и обед. В это время обезьяна заявляла о себе, и Кенни был вынужден с этим считаться. Постепенно он перешел на пищу, которая подавалась в глубоких тарелках, чтобы применять «метод Келлогга».[6] Обычно ему удавалось во время каждой трапезы по нескольку раз набить рот хлопьями или чем-нибудь похожим.

Впрочем, возникали и другие проблемы. Люди стали бросать на него косые взгляды, когда он применял метод Келлогга в кафе, иногда даже позволяли себе довольно грубые замечания относительно его манер. В одном из самых любимых заведений, где подавали блюда с острым стручковым перцем чили, владелец решил, что у Дорчестера начался сердечный приступ, когда тот плюхнулся лицом в тарелку, и был очень недоволен, поняв, в чем дело. В другой раз он обжег лицо, попытавшись отведать горячего супа. Теперь у Кенни был такой вид, словно он постоянно краснеет. Но последней каплей стал эпизод в ресторане морепродуктов, откуда его в буквальном смысле вышвырнули вон после того, как он опустил лицо в суп из лангустов и принялся его прихлебывать. Дорчестер стоял на улице и долго ругался, напоминая владельцу, сколько денег он потратил у него в ресторане за долгие годы. С тех пор он ел только дома.