Черными нитями (СИ) - Николаева Лина

— Эй, ноториэс, — слева послышался хрипловатый голос Ирта.

Рейн скользнул ленивым взглядом по соседу и отвернулся. Все инквизиторы, как и он, сидели в чёрных масках, закрывающих нос и подбородок. Лиц некоторых он даже не видел никогда, но узнавал товарищей по глазам, походке, привычным позам.

— Опять выдумали чёрт знает что. Только привыкли к одному, а тут другой, здравствуйте. — Ирт наклонился к нему. Голубые глаза выдавали, что белобрысый улыбался. — Ну, поглядим. Не будет ничего хорошего, скажу я! Хотя тебе-то что терять, ноториэс.

Рейн, держа руки под столом, быстро показал средний палец. Этот жест он заучил с детства. В него вкладывали многое: и пренебрежение, и злость, и равнодушие.

Рейн поочерёдно посмотрел на присутствующих. Ну как к ним испытывать что-то ещё? Инквизиция выполняла самую разную работу: она была одновременно карающим оружием в руках Церкви, помощником Гвардии в делах, где её «благородству» не оставалось места, верным слугой Совета в борьбе против врагов государства. Все отделения Инквизиции объединяло одно — в народе их не любили ещё больше, чем Церковь.

И если верхушка пользовалась хоть толикой уважения, такие, как Рейн, Ирт и другие практики в приёмной, о нём позабыли. Они просто выполняли грязную работу и уже давно перестали верить, что это во имя правильного дела.

Рейн представил лицо отца, если бы тот увидел, с кем работал сын, и ухмыльнулся. Ирт, сын шлюхи, был мастером пыток. За ним сидел Ансом, который каждый день начинал с литра вина, — с этим заговорщиком никто не мог сравниться. Затем Дирейн, бывший бродяга, — он знал, как убить человека так, чтобы никто не узнал убийцу и причину смерти. Ноториэс отлично подходил этой пёстрой компании.

Только один выбивался из неё: Анрейк Т-Энсом, мальчишка из благородного рода, которого отец заставил начать путь с самых низов.

— А знаешь… — продолжил Ирт, похрустывая пальцами, но тут дверь распахнулась, и он резко замолчал.

В приёмную быстро залетел Энтон Д-Арвиль — новый глава Третьего отделения, — прошёл через комнату, оставляя за собой запах табака, и сел за стол.

Рейн задумчиво потёр подбородок под маской и оглядел вошедшего. Лет тридцати-тридцати пяти на вид. Он оказался высок, крепок, хотя фигура уже начала грузнеть. Серые волосы аккуратно зачесаны, лицо выбрито, костюм — идеально сшитый. У Энтона были строгие благородные черты, но беспокойный бегающий взгляд так и выдавал его настоящий характер.

— Я рад приветствовать вас, — начал он громким, хорошо поставленным голосом. Рейн сцепил руки и подался вперёд. Интересно, отец сразу пристроил его на хорошую должность, или глава тоже начинал с низов и когда-то сам носил чёрную маску? — Моё имя — Энтон Д-Арвиль.

«А мы не знали», — Рейн обменялся с Иртом презрительными взглядами и скрестил руки. Он работал в Инквизиции уже четыре года, и за это время глава отделения сменился шесть раз. Рейн мог поставить, что Д-Арвиль — очередной напыщенный индюк, который не продержится и полугода.

— Я — новый глава Третьего отделения. Те, кто был до меня, не справлялись со своей работой, и их вышвыривали за дверь через пару месяцев. Я не согласен на такую судьбу. Буду честен: я хочу продвигаться вперёд, и вы — мой инструмент в этом.

Рейн поставил локти на стол и подпёр голову руками. Энтон отличался от других. Он решил сделать ставку на них? Это что, великая глупость или умный ход? Другие главы едва замечали инквизиторов-практиков, а этот сам пришёл к ним.

— Вы знаете, что в Кирии сейчас неспокойно, и у Инквизиции много работы. Первое отделение не успевает бороться с врагами Церкви. Второе — того и гляди присоединится к Гвардии, столько у него заданий. Ну а мы, Третье, стережём покой короля и Совета, и для нас работа не кончается никогда. — Энтон сделал паузу и оценивающим взглядом заскользил по присутствующим. — Нас ждёт много дел, и я хочу знать, кто из вас на что способен. Каждый инквизитор-практик — специалист в своём деле.

Рейн так широко улыбнулся, что впервые порадовался, что эту улыбку скрывала маска. Да, каждый специалист. Ноториэсов брали в Инквизицию потому, что знали: им нечего терять. Там, где другой мог струсить, послушать совесть, дать слабину, ноториэс не мог. Так все думали и ждали именно этого.

Рейн переглянулся с Астом. А разве у них был выбор? После перевоспитания любая жизнь — подарок. Его выгнали из школы, и даже влияние отца не помогло. Да что там, отец тоже потерял своё место: ну как у главы Восточной Церкви — сын-ноториэс?

Сначала Рейн раздавал газеты. Приходилось прятать заклеймённое лицо, отводить глаза, но даже несколько монет казались настоящим спасением для семьи. В шестнадцать его взяли работать на скотобойню. Рейн понял, что убивать животных ему сложнее, чем людей, и через год вступил в Инквизицию. О да, он стал специалистом в том, что другие не могли.

— Я разделил вас на группы по пять человек, — продолжал Энтон.

Разделил, ага. Скорее перемешал, как игральные карты, разом наплевав на невидимую иерархию, которая существовала среди практиков.

— Каждая группа получит несколько заданий, и я увижу, каковы вы в деле.

Рейн снова ухмыльнулся. Это какие тёмные делишки замыслил Д-Арвиль, что решил подружиться с практиками?

— Какое задание у нас? — хмуро спросил Ансом и исподлобья уставился на нового главу.

Энтон вальяжно откинулся на спинку кресла и улыбнулся:

— Всё по-прежнему. Кого-то припугнуть, у кого-то вытащить правду, кого-то защитить. В конце концов, все мы служим королю и выполняем его волю.

Рейн скрестил руки на груди. Королю, да. Все знали, что он был собачонкой, которую на коротком поводке держал Совет.

— Завтра в девять встречаемся на углу Паровой и Рассветной. Нам стало известно, что там скрываются учёные, которые проводят запретные эксперименты.

Рейн снова переглянулся с Иртом. Всё как всегда.

Традиция передавать корону от отца к сыну прервалась со смертью последнего прямого потомка Яра. С тех пор короля избирал народ — на словах. Каждый в Совете пытался возвести на трон своего ставленника, и главы не прекращали грызню за возможность влиять на него.

На этот раз Церковь и Инквизиция заключили негласное соглашение и начали кампанию против учёной и торговой гильдий. Первую обвиняли в запретных экспериментах с демонами. Вторую — в грабеже казны, взятках и даже шпионаже.

— Детали вы узнаете вечером. В течение месяца все практики пройдут несколько заданий под моим контролем, и тогда я сделаю выводы. Кто-то шагнёт наверх, а кому-то придётся уйти. Хотя вы знаете, что из Инквизиции не уходят так просто, — Энтон попытался взять зловещий тон, но Рейну захотелось рассмеяться. Ну да, ну да, будто за дверью уже стоит очередь желающих занять места практиков!

— Пока вы свободны, возвращайтесь к работе, — Д-Арвиль мотнул головой в сторону выхода. Голубые глаза потеряли прежнее дружелюбие, лицо сразу стало задумчивым.

Рейн вышел последним. Прежде чем дверь закрылась, он услышал тихое бормотание Энтона:

— И кто же?

Практик посмотрел на него последний раз и легко пожал плечами. За дверью поджидал Анрейк. Рейн почувствовал запах цитрусов и хвои вместе. От этого благородного мальчишка даже пахло не так, как от других! Породистый щенок, подброшенный в уличную стаю, вот уж точно.

— Потренируемся? — Анрейк, как всегда, оставался серьёзен. На работе Т-Энсом не позволял себе ни минуты на отдых или шутку. Вся его семья служила в Инквизиции. Парень использовал каждую возможность, чтобы поучиться, и всё ждал своего шанса показать себя.

Рейн бросил взгляд в сторону окна. Солнце стояло в зените, и жара проникла даже за холодные стены Чёрного дома. С улицы доносились рокот механических повозок и весёлые крики прохожих. Взгляд стал неодобрительным. Не любил он ни эти «паромобили», заполонившие Лиц в последние годы, ни гуляк-прохожих.

— Да, — коротко ответил Рейн.

Ещё он не любил выходить на улицу в воскресные дни. Если он прятал лицо, прохожие испуганно косились на чёрную маску. Если открывал — указывали пальцем на клеймо ноториэса на щеке и перешёптывались. Лучше позаниматься до темноты.