Retrum. Когда мы были мертвыми - Франсеск Миральес

Противник, как выяснилось, не отличался богатырской силой, и я понял, что мой первый же точно проведенный боковой удар поставит точку в этом поединке. Оставалось лишь подловить парня в тот момент, когда он не сможет защититься от прицельного выпада, направленного в нос или в челюсть. Я уже занес было руку, но в этот момент брюнетка с черными глазами схватила меня за волосы и потянула назад с такой силой, что я чуть было не закричал.

— Если ты сейчас же не отпустишь Роберта, останешься без зубов — я их тебе сапогами выбью!

Я был вынужден разжать хватку и отпустить противника. Оставалось только ждать его мести в виде предательского удара по безоружному оппоненту. К моему немалому удивлению, он не воспользовался такой возможностью и ограничился тем, что пристально посмотрел мне в глаза. При этом в его взгляде читалось явное изумление.

В очередной раз я удивился в следующую секунду, когда почувствовал, что брюнетка, державшая меня за волосы, неожиданно разжала пальцы. Я медленно осел на землю. Тем временем мой противник поднялся на ноги и стал отряхивать от снега свое длинное черное пальто.

— А ты смелый парень, — сказала рыжая, когда я, в свою очередь, встал на ноги.

— Может быть, немного импульсивный и несдержанный, но, похоже, воспитанный и знающий, что такое хорошие манеры, — заметила вторая девушка, — Как ты думаешь, он нам пригодится?

Подружки заговорщицки переглянулись и вдруг в унисон рассмеялись. В своем черно-белом гриме они больше всего походили на каких-то злых клоунов. Парень, который буквально только что катался со мной по снегу, рискуя получить хорошую взбучку, смотрел на своих спутниц не слишком приветливо и любезно.

Устав от этого спектакля и от полного непонимания происходящего, я отряхнул куртку от снежной пыли и заявил:

— Я ухожу, но прошу учесть, что делаю это только потому, что мне так хочется, а не потому, что кто-то меня выгнал.

— Жаль, — сказала в ответ черноволосая вампирша. — Мы только-только начали привыкать к тебе, скажу больше — нам даже стало нравиться твое общество.

— Отвяжитесь от него, пусть проваливает, — заявил парень, которого, как я теперь понял, звали Робертом.

Девушки продолжали в упор разглядывать меня. Похоже, им нравилось испытывать мое терпение и наблюдать за тем, как я пытаюсь выпутаться из этой странной ситуации. Несколько секунд они хранили молчание, и я даже успел заметить облачка пара, которые срывались с их губ и таяли в морозном воздухе.

— Меня зовут Лорена, — наконец соизволила представиться рыжая, — а имя этой дикарки — Алексия.

Красавица брюнетка слегка согнула ногу в колене, изобразив нечто вроде книксена, полагающегося придворной даме. При этом она протянула мне руку ладонью вниз, судя по всему полагая, что я соображу наклониться и поцеловать ее. Мне же все эти игры с маскарадами уже изрядно надоели, кроме того, еще окончательно не угасла злость, кипевшая совсем недавно. В общем, я ограничился тем, что сухо и коротко представился.

— Вчетвером, по-моему, веселее, чем втроем, — по крайней мере, будут две пары, — вновь заговорила Лорена и обратилась с вопросом к своей подруге: — Как ты думаешь, выдержит он всю ночь напролет?

— А ты его сама спроси.

Именно в тот момент я вдруг осознал, что долговязый приятель девушек куда-то пропал. Я окинул взглядом площадку, на которой росли кипарисы, и дорожку, ведущую вниз по склону.

Его там не было.

Очередной сюрприз вновь вывел меня из равновесия, и я замешкался, оказавшись на какое-то время не в силах исполнить то, о чем только что сам говорил. Вместо того чтобы развернуться и уйти, я продолжал как истукан стоять на одном месте.

Этого времени Алексии хватило на то, чтобы как ни в чем не бывало поинтересоваться у меня:

— Ночевал когда-нибудь на кладбище?

Вконец сбитый с толку, я лишь покачал головой.

Наконец мне стало понятно, куда подевался долговязый.

Если по этому поводу у меня и оставались какие-то сомнения, то Лорене удалось вчистую развеять их. Девушка явно привычно подошла к почти двухметровой кладбищенской стене, слегка подпрыгнула, чтобы зацепиться за верхнюю кромку, и явно отработанным, по-кошачьи грациозным движением стремительно перебралась на другую сторону.

Я остался один на один с Алексией. Холодный ветер трепал кроны кипарисов. Огромные черные глаза рассматривали меня в упор.

Помолчав несколько секунд, Алексия сказала:

— Это испытание. Если хочешь стать одним из нас, тебе придется провести ночь там, за оградой. Всю целиком — от заката до рассвета. Причем одному.

Договорив, она взмахом руки попрощалась со мной и направилась к кладбищу вслед за своими друзьями.

Прежде чем не то запрыгнуть, не то взлететь на каменную ограду, она на мгновение оглянулась и сказала:

— Ты уж извини, досталось, по-моему, тебе от меня.

— Ничего, все в порядке.

— Я уж постараюсь как-нибудь загладить свою вину… если, конечно, ты завтра пройдешь испытание.

Я непроизвольно сделал пару шагов вслед за Алексией, и, прежде чем она скрылась по другую сторону стены, мне удалось разглядеть ее руки. Та, которая несколько минут назад была протянута мне для поцелуя, ярко выделялась в сумеречном освещении, прямо как луна на фоне ночного неба. Вторую же почти до самого локтя сковала тонкая черная перчатка.

Вечер в «Ла-Пальме»

Бывает, что на самые сложные вопросы находятся очень простые ответы.

Дома я почувствовал себя как дикий зверь, запертый в клетку. Я был слишком взволнован и не мог ни читать, ни заниматься, ни слушать музыку. Я даже не удосужился подняться к себе в комнату.

Именно в этот вечер отец впервые за много месяцев решил выключить телевизор на время ужина. Он стоял перед микроволновкой и ждал, когда разогреется замороженная лазанья из супермаркета. В другой ситуации я не стал бы придавать этому большое значение: подумаешь, человек решил сам приготовить себе ужин, к тому же вознамерился поесть без фонового сопровождения телевизионной программы. При этом, учитывая то состояние, в котором пребывал отец в последнее время, я воспринял все происходящее как хороший знак.

— Поужинаешь со мной? — спросил он у меня.

— Вообще-то есть я не хочу, но чайку попью с удовольствием.

— Дело твое, — сказал отец.

Разогреть лазанью, вскипятить чайник и накрыть на стол — все эти нехитрые дела заняли у нас не более пяти минут. Мы сели ужинать в тишине, в самой настоящей, не подправленной вечно включенным ящиком для дураков, как называл телевизор сам отец. По правде говоря, в какой-то момент мне даже стало немного не по себе от этой тишины. Я почувствовал себя обязанным как-то заполнить молчание, повисшее в доме.