Дети заката - Тимофей Алексеев

Сам же достал косу из-за пазухи — свою добычу и пошел бродить по лесам. Не было у него в душе надежды, что вернётся Ведея. Одна дума сидела в голове, что уже никогда не увидит глаз, пронзающих, синих, которые будто в душу заглядывают, жить во спокойствии не дают, сон уносят. И орать зверем после этого хочется, крушить и жечь всё подряд, потому как рядом её нет. Боль в голове, боль в груди.

Рука меч сжала, костяшки на пальцах белыми стали.

— Я тебя и ведьмой приму! Вернись только — по золоту ходить будешь! Всех своих людей под ноги тебе брошу… Вернись!.. Сам к тебе в лес уйду, если захочешь…

Но в ответ только шумел тихо берёзовый лес, заглушая крик князя.

И ветер уносил этот крик, кидая к подножию белотелого леса.

Солнце было в зените, марево над опушкой плескалось, и прохлада разливалась по лесу. Только ступать туда воины князя побоялись — озноб по спине от тишины лесной, куда, словно в воду, канули полсотни душ непокорного народа. Иные холопы неумело крестились в сторону леса, а кто шептал старые молитвы, знакомые с детства, и просил прошения не у нового бога, а у тех, кому поклонялись ранее.

Раскинула челядь князя шатёр для него, шкурами волчьими ложе устлала. Из вьюков мёд пьяный принесли да яства разные, на серебрёном подносе свежезапечённый окорок. Но не радует Судислава пир. Ковш мёда выпил — в голове затуманилось, Ведея в глазах встала и манит рукой. И будто говорит:

— Отдай мою косу! Верни мне волосы, и я стану твоей.

Ночь уже опустилась, холм дымом покрылся. Полная луна высвечивалась сквозь рваный туман и как будто тоже звала князя, а филин в лесу разрывал тишину диким хохотом.

На холме присмирел люд княжеский. Не поют песен и чавкать перестали. Сидят, прислушиваются: вдруг кто из тёмного леса выступит? Род Невзора — сила колдовская, могучая, необоримая, с ней и днём-то, при свете солнца, не сладить. Ни с того ни с сего встали на холме и растворились в утренней заре. И даже трава не примята!

Как сквозь землю провалились!..

Неспроста это всё. Боги, видно, их позаботились, увели, спрятали.

Пьяно переваливаясь, бродил князь по холму, всё ждал, не возникнет ли из тумана Ведея. Вдруг ему чудилось — за деревом прячется! Но бросался в лес, а там камень стоит или старый пень…

И вдруг явственно узрел ее в поле, верхом на коне!

— Вот твоя коса! — крикнул и побежал навстречу. — Возьми свои волосы!

Но опамятовался. Стоит один на пожарище, а под босыми ногами угли тлеют — всё, что осталось от деревни Невзора.

Утром, только солнце встало, велел князь седлать коней. Понял: не дождаться ему. Роса на травах не сбита — значит, никто не вернулся. Кругом лишь птицы поют.

Коня на дыбы поднял, велел все селения поблизости прочесать да люд, какой встретится, порасспрашивать. А сам с верными холопами отправился в обратный путь, в свои владения.

А на третий день по возвращении привезли княжьи люди связанного волхва и поставили перед Судиславом. Но не до волхва князю в то время было: младший брат Светояр косу Ведеи у старшего увидел и сразу признал.

— Зря ты это сделал, брат! Не будет тебе теперь покоя, ибо ты Ведею волос лишил, а себя — судьбы. Уйти тебе придется в небытие. И место твое — между небом и землей, между жизнью и смертью…

Судислав и так гневливым был, тут же и вовсе взбесился:

— Не смей пророчествовать мне худую судьбу! Жить стану там, где пожелаю!

— Придётся тебе, брат, пойти путем искупления, — ничуть не устрашился гнева Светояр. — А где он начинается и где кончается — одному тебе известно. Встань на этот путь и иди.

Задохнулся от негодования князь, велел свести брата в подземелье и приковать вместе с волхвом. Однако не утешился расправой. В храм пошел, новому богу от зари до зари молился — не нашел покоя и тогда велел прикатить бочку мёда хмельного. Несколько дней кряду заливал пожар в душе, но огонь от пьянства ещё пуще разгорался. К себе никого не пускал, а кто под руку подвернулся, жалел об этом весь остаток жизни — многих холопов покалечил.

Челядь разбежалась по терему, по закуткам попряталась. Хмельной и ретивый, он долго бродил в одиночестве. И вдруг услышал голос брата из подземелья:

— Полно тебе, Судислав, печалиться. Вставай на путь искупления!

Князь в опочивальню убежал, заперся там, а брат все равно его кличет:

— Не спрятаться тебе, Судислав, от судьбы! Сам себе дорогу избрал, когда Ведею косм лишил. Встань и иди!

Отыскал князь своих верных холопов, велел взять Светояра из подземелий, надеть на голову мешок и под покровом ночи умчать его в тартарары, чтоб назад не смог вернуться, и бросить где-нито. Холопы так всё и сделали — увезли брата и кинули в далёкой земле тартарары за городскую стену на свалку, где бродячие собаки рыскали, птицы-вороны да нищий люд.

Но как-то поутру, не в хмельном уме, вспомнил князь о волхве и приказал в бор вековой ехать, а колдуна-ведуна с собой прихватить. В новый терем на время решил перебраться да там у волхва всю правду и выведать.

Привела колдуна охрана княжеская в покои, для Ведеи выстроенные, да оставила наедине с Судиславом. Сам решил спрос учинить.

— Знаю, ты виновен, что род Невзора ушел, — сказал волхву. — За это, колдун поганый, ответ держать будешь и наказание понесёшь.

Волхв цепями брякнул, усмехнулся независимо:

— Ты, отрёкшийся от своего бога, вздумал напугать меня?

— Отвечай, где сейчас Невзор!

— Древнейший род покинул твой мир, и в том твоя вина, князь. Рабство у бога закончится порабощением народа.

— Но ты знаешь, как найти их!

— Знаю.

— Отведи меня к Невзору!

— Твой отец заповедал тебе хранить свой народ, а ты, князь, приносишь ему беды. Вот и сейчас буйствуешь. А буйство — наказание тебе за измену. Войско чёрное разбегается, боятся тебя, как и бога твоего, вновь обретённого.

— Ты скажи мне, колдун, как вернуть мне дочь Невзора младшую, Ведею. Никто мне больше не надобен. Вот только коса от неё осталась.

— Коса?! — чего-то ужаснулся стойкий волхв. — Ты лишил Ведею волос?

— Хотел остановить ее, — признался князь. — Но дева вырвалась…

Волхв долго молчал, после чего вздохнул тяжко и позвенел цепями.

— Да, извратил ты свою судьбу…

То же самое предрёк ему брат Светояр!

Судислав заходил по комнате. Убивать всех и казнить хочется да жечь, чтобы пепел по всей Руси летал. Только вот найдёт ли в этом успокоение? В пьяном меду не нашёл, в распутных девках тоже его нет. Где теперь отыскать покой?

— Я из тебя жилы, колдун, по одной вытяну! — посулил он. — Умереть не дам, мучиться заставлю. Остатки жизни у меня в подвалах гнить заживо будешь.