Бронзовое облако - Анна Данилова

Ужас, подбиравшийся к нему в течение нескольких часов, теперь ледяным шарфом стянул горло. Он пробудился от кошмарного сна и оказался в более кошмарной и леденящей душу реальности. Он не знал, как попал в этот дом и как познакомился с этими людьми, зато знал, что никогда не сможет этого узнать, как не сможет перекинуться с ними парой слов.

– Номер четыре, – прошептал Дмитрий, присаживаясь рядом с трупом, чтобы получше рассмотреть женщину. – Три женщины и один мужчина. Думаю, что и мне скоро начнет казаться, что это сон… Как это было бы славно: взять и проснуться у себя дома, в привычной обстановке, принять душ… Еще один труп – и я поседею…

– Не поседеете, привыкнете, – ответил Герман. – Человек – это такая скотина, которая ко всему привыкает. Вы чем вообще по жизни занимаетесь?

– Адвокат, я же говорил, – Дмитрий внимательно посмотрел Герману в глаза. – Занимаюсь тем, чем занимаются миллионы людей в нашей стране, – зарабатываю деньги… У меня, как видите, менее романтическая профессия, чем у вас… Вы вот сказали, что снимаете животных. А вам не страшно?

– Это сейчас мне страшно, а львов и тигров я люблю… Могу часами ждать их появления, жариться на солнце, истекая потом, но потом заснять их, да еще крупным планом… Вы себе не представляете, как это потом, когда отснято много материала, монтировать кадры… Монтаж – это же волшебство… Знаете, я бы с удовольствием рассказывал вам о своей работе, о том, чем занимаюсь или собираюсь заниматься, но я знаю, что должен найти остальных… Ведь со мной их уже пятеро… Значит, мы должны найти еще как минимум троих…

– Видите дверь? Она ведет из кухни на улицу… Снег навалил уже до подоконника… Думаю, надо бы осмотреть дом…

– Ночь, снег… Не думаю, что кто-то из нашей восьмерки находится вне дома…

– А я вот представляю себе это так. Кто-то стал стрелять во всех подряд, люди же не станут ждать, когда их застрелят, они стали разбегаться… Та молодая дама в зеленом платье была застигнута в тот момент, когда хотела сбежать по лестнице вниз… Эта барышня… возможно, вообще ничего не слышала, находилась на кухне, она могла подумать, что наверху кто-то развлекается, стреляет ракетами или производит шум хлопушками… Ее убили, можно сказать, на рабочем месте, на кухне, возле разделочного стола… Убийца, как мне видится, метался по дому, стрелял во все, что движется… Если в тот момент, когда он убивал эту кухарку, на кухне находился еще кто-то, то этот человек бросился бы к выходу… Так что посмотрим утром, возможно, под снегом и найдем кого-нибудь, скорее всего, мужчину, который присматривал за домом, чистил снег, растапливал камины, ремонтировал проводку… Загородный дом без такого работника просто немыслим. Не станете же вы утверждать, что он танцевал наверху?

– Возможно, вы и правы, но могло быть и такое, что кто-то сейчас ранен и нуждается в помощи… А мы тут стоим и рассуждаем… Где тут спальня? Ванная комната? Надо действовать быстро…

И Герман бросился вон из комнаты – он не мог больше выносить этого зрелища…

4

Отрывок из книги О.З.

«Холодные цветы одиночества»

«Не знаю даже, как тебе объяснить, но я в последнее время живу как-то автоматически, почти ничего не чувствуя и заставляя себя вставать, ехать на работу, отвечать на звонки, пить кофе… Мы с Бимом прекрасно ладим, он хороший человек, очень добрый, следит за тем, чтобы я поскорее поправилась, водит меня обедать в кафе и даже сам заказывает еду. Никогда не знала, что салат из капусты может быть таким вкусным. Неужели я иду на поправку и у меня просыпается аппетит? Внешне я изменилась. Вернее, для тебя-то я не изменилась, я всегда была такой, просто после того, как ты исчез, я сильно сдала, похудела, на моем лице стали выделяться одни скулы, я подумала еще, не течет ли во мне татарская кровь… Видишь, какими странными стали мои письма к тебе? Но жизнь, как говорит Бим, продолжается. И хотя радости я по-прежнему не испытываю и, думаю, не испытаю ее никогда, ко мне возвращается здоровье. Прежде мои мысли о смерти были спокойными, я знала, что долго не выдержу без тебя и уйду вслед за тобой, теперь же я хочу жить, чтобы думать о тебе, пусть и страдать, но все равно с твоим именем на губах. Знаю, что никогда не забуду тебя, мой дорогой Герман, что все, что я буду делать хорошего в этой жизни, будет только в память о тебе. Не думаю, что ты одобрил бы мой уход из жизни… Это не решение, это не выход. К тому же меня иногда посещает чувство, похожее на просветление, и тогда мне кажется, что ты жив… Вот ради таких редких минут и стоит, наверное, жить. Я очень люблю тебя».

Ей казалось, что Герман, следя за ней откуда-то сверху, слышит лишь то, что обращено именно к нему, а потому она не стала прежде времени травмировать его тем, что на самом деле происходило с ней в последнее время. Хотя с ней-то лично ничего не происходило, просто в кабинете Германа теперь жила Ирина. Со своим водителем. Они жили как-то обособленно от нее, своей жизнью, сами себе готовили, шумно предавались любви за стенкой, иногда приводили к себе друзей… Переехать к ней решила сама Ирина, причем, как она выразилась, не ради себя (к тому времени она все же решилась бросить своего проблемного мужа и сойтись с Тарасом), а только ради Жени. «Ты не должна жить одна, так ты скорее сойдешь с ума. Так и быть, я поживу у тебя, послежу, чтобы с тобой было все в порядке, чтобы ты не наделала глупостей… Пойми, ты сейчас одна, у тебя много денег, а ты добрая, такая добрая, что снимешь с себя последнюю рубашку и отдашь первому встречному, кто тебя попросит об этом. Я твоя подруга и не могу допустить, чтобы кто-то воспользовался твоей добротой. Как ты понимаешь, мы с Тарасом спокойно могли бы снять квартиру и жить отдельно ото всех, но я объяснила ему, что ты нуждаешься в помощи… Так что за тобой – должок…»

И действительно, в первые дни, что Ирина жила в ее квартире, Женя испытала чувство, похожее на облегчение: рядом был человек, который знал ее, который понимал все, что с ней происходит… И Герман, точнее, его призрак, стал приходить реже, и Женя стала крепче спать… Но когда появился Тарас, причем он заявился с большущей спортивной сумкой, в которой был весь его гардероб плюс боксерские перчатки, которые он сразу же с хозяйским видом повесил в гостиной на стену, Жене стало немного не по себе… В ванной комнате корзина сразу же набилась его грязным бельем, которое Ирина стирала порциями в стиральной машине. Словом, квартира ожила, заполнилась нормальными человеческими звуками, голосами, запахами готовящейся еды (Ирина готовила для своего Тараса щи и супы, жарила картошку и даже пекла пирожки). Она быстро освоилась не только в «своей» комнате, но и в кухне, и в ванной. Начинала сразу несколько дел, торопилась, еда у нее часто пригорала, серая бульонная пена, поднимаясь из кастрюли, заливала всю еще недавно сверкающую итальянскую плиту, а на полу в кухне постоянно под ногами хрустели то капустный сор, то луковая шелуха… Женя от нечего делать помогала ей, чтобы как-то убивать время. Ирина никогда не звала ее обедать вместе, зато каждый раз, выходя из-за стола, стучалась к ней в спальню и говорила, что на плите суп, котлеты… Женя не обижалась, считала, что так действительно будет лучше, она и сама постеснялась бы есть в присутствии Тараса. Иногда она представляла себе, что в квартире она по-прежнему живет одна, что кругом тишина, порядок и чистота, и спрашивала себя, как бы ей хотелось жить: как прежде или как сейчас? Но отвечала себя каждый раз по-разному. То ей хотелось, чтобы Ирины с ее любовником не было, то, когда ей становилось не по себе от охвативших ее страхов, она даже радовалась присутствию в квартире чужих людей. А то, что Ирина с Тарасом были да и всегда будут оставаться чужими, она никогда не сомневалась…

Иногда по вечерам к ним захаживал Бим. Он приносил закуску, выпивку, они втроем запирались у себя в комнате, включали музыку и отдыхали. Судя по количеству пустых бутылок, которые Женя находила утром на кухне, пили они много. Бим иногда уходил от них под утро, а иногда и оставался до утра. Женя понять не могла, где он спит, ведь диван в кабинете был всего один. Видимо, на полу…

Вскоре и Ирина бросила свою работу в музыкальной школе и устроилась к Биму, как она выражалась, «под крылышко». Выполняла его поручения, ездила на встречи с клиентами, куда ее возил Тарас, и стала получать неплохие, судя по ее счастливому виду и изменившемуся образу жизни, деньги. В холодильнике стали появляться деликатесы, а домашние ужины сменились ресторанами. Ирина стала как-то поспокойнее, располнела, а через некоторое время и вовсе заявила Жене, что беременна и собирается развестись со своим мужем и выйти замуж за Тараса. Жене не оставалось ничего другого, как порадоваться за подругу. Шли дни, месяцы, Женя и сама стала приходить в себя, все реже и реже делала записи в своем дневнике, а к Герману обращалась лишь в ночные часы, мысленно подолгу разговаривая с ним и спрашивая его совета, и, как правило, получала ответ. Понимала, что ведет себя неестественно, но успокоиться не могла, не верила, что он мертв.