Вся синева неба - да Коста Мелисса

— Шестнадцать евро сорок шесть, пожалуйста.

На стоянке удушающе жарко. Июльское солнце обжигает. Жоанна сидит на клочке травы у машины, вытянув ноги перед собой и открыв несколько сантиметров бедер. Они бледные — похоже, она в последнее время не загорала. Эмиль подходит к ней с пластиковым пакетом в руке.

— Хочешь поесть? Я кое-что нам купил.

Она поднимает голову и качает ею слева направо.

— Нет, спасибо. Не сейчас.

Жизнь, кажется, отчасти вернулась к ней. Ее фразы стали длиннее. Он садится рядом на траву и спрашивает: «Как ты?», будто они давно знакомы. Она кивает.

— Все хорошо.

Помедлив, добавляет:

— Ты знаешь, где мы заночуем сегодня?

Эмиль пожимает плечами.

— Нет. Я думал остановиться где придется, когда захочу спать. Но если у тебя есть пожелания…

— Нет-нет! Я просто так спросила…

Снова повисает молчание. Эмиля вдруг заинтриговал один вопрос. Он не может удержаться и задает его:

— Как ты нашла мое объявление?

Лицо Жоанны скрывается под шляпой: она вдруг опустила голову. Смутившись, она вырывает несколько травинок.

— Я решила уехать. Мне нужна была машина. Я просматривала объявления, искала.

Эмиль ждет продолжения. Его не следует.

— И вот так наткнулась на мое объявление?

— Оно было на первой странице. Я… я думаю, ты собрал немало просмотров, потому что оно фигурировало в самых популярных за последние сутки.

— Вот как?

Он чуть грустно улыбается.

— Надо сказать, малость шокирующее объявление, правда?

Жоанна пожимает плечами.

— Да, наверно.

Она-то явно не сочла его шокирующим. Или она просто совсем не здесь, чтобы это осознать.

— Я думал, что женщину такое объявление отпугнет.

Он немного нажал, чтобы вызвать реакцию.

— О… Нет… Не меня.

Он понимает, что более внятного ответа не добьется. Медленно встает, спрашивает ее:

— Хочешь зайти в туалет? Еще немного размять ноги?

Она качает головой.

— Нет, все в порядке.

— Тогда едем дальше?

— Хорошо.

Посвежело. Солнце клонится к горизонту. Они ехали еще несколько часов. А потом Эмиль едва не уснул за рулем. После бессонной ночи, волнений… Слишком много пришлось пережить за сегодняшний день. Он решил остановиться. Припарковал кемпинг-кар на обочине национальной автострады близ Брив-ла-Гайярд. Еще нет шести часов, но теперь он проголодался. Они достали складной столик и два стула из стенного шкафчика и поставили их на краю шоссе, получилась импровизированная терраса.

— Чего ты хочешь поесть?

Жоанна посмотрела на чипсы, сандвич, фруктовое пюре. Выбрала пюре.

— И это все?

— Я не очень голодна.

Она съела свое фруктовое пюре стоя, не сев с ним за стол. Потом спросила, можно ли принять душ, полон ли бак с водой.

— Иди. Я проверял сегодня утром. Есть еще пятьдесят литров. Наполним его завтра. Попытаемся найти станцию обслуживания для кемпинг-каров…

Она кивнула и скрылась внутри. Теперь он один, сидит за складным столиком на обочине национальной автострады и ест сандвич в вакуумной упаковке. Его выключенный телефон лежит рядом. Он не включит его больше никогда. Или нескоро. Он не оставил записки, никому. Сделает это позже. Он напишет письмо и отправит его родителям. Они передадут Рено и сестре.

Время от времени проезжает машина. Когда она удаляется, снова наступает тишина. Слышен только шум воды в душе. Он снова отмечает про себя абсурдность ситуации. Он ест на обочине национальной автострады. Жоанна принимает душ в нескольких метрах. Сегодня вечером они лягут рядом на двуспальном матрасе под подъемной крышей кемпинг-кара. Он надеется, что она не страдает клаустрофобией. Внутри так тесно… Может быть, она не захочет спать рядом с ним… Может быть, предпочтет лечь на банкетке у стола, внизу.

Они пожелают друг другу спокойной ночи, больше ничего не скажут, они вообще почти не разговаривают. Они могли бы быть старой четой, путешествующей вместе.

Шум воды прекратился. Проглотив последний кусок сандвича, Эмиль откидывается на складном стуле. Скоро он пойдет ляжет на матрас. Он вымотан. Ему кажется, что он весит тонну. Он слышит шорох шагов по гравию. Появляется Жоанна, закутанная в халат. С мокрых волос течет на лицо. Он едва узнает ее такой. Вид у нее смущенный.

— Эмиль…

Ему странно слышать свое имя. Это в первый раз. Придется привыкать.

— Я истратила всю воду… Мне очень жаль… Я не знала, что так быстро…

Он беспечно машет рукой.

— Ничего.

— Да, но… Если ты захочешь помыться…

— Завтра будет видно.

Ей явно не легче. По-прежнему этот смущенный вид, голова втянута в плечи.

— Как ты думаешь, я могу занять стенной шкафчик… чтобы убрать мои вещи?

Он успокаивающе улыбается ей.

— Да. Конечно. Можешь что-нибудь убрать и под раковину…

— А твои вещи?

— Есть еще место под банкеткой. Это будет мой уголок.

— Ладно. Спасибо.

Она уходит в кемпинг-кар. Эмиль потягивается, встает.

— Я оставлю стол и стулья снаружи? — спрашивает он громко, чтобы она услышала его внутри.

В дверном проеме появляется голова Жоанны.

— А что?

— Я ложусь спать. Мне надо наверстать несколько часов сна.

— А… Да, оставь. Я сложу их, когда пойду спать.

Он сминает в руке упаковку от сандвича, сжимает свой по-прежнему выключенный телефон, заходит внутрь. Жоанна присела перед своим рюкзаком. Медленными движениями она достает из него кучу одежды. Встает, открывает дверь стенного шкафчика, где лежали складной столик и стулья. Сюда можно уместить много вещей. Тесно не будет.

— Это твое? — спрашивает она.

Жоанна обнаружила коробку в самом низу шкафчика. Она хочет ее взять, но Эмиль останавливает ее, пожалуй, слишком резко:

— Это мое, оставь!

Она замирает. Он не знает, обидел ли ее. Она ничего не выказывает. Продолжает убирать вещи. Это фотографии, сложенные в коробку. Годы и годы фотографий. Эмиль смягчается:

— Я сейчас все разложу. Спать мы будем наверху.

Он показывает ей веревочную лесенку в глубине кемпинг-кара, которая позволяет подняться под крышу, к спальному месту.

— Хорошо.

Эмиль еще не поднимал крышу кемпинг-кара. Он сражается с механизмом долгих десять минут. Когда Жоанна просовывает голову и спрашивает: «Справляешься?», он уже почти закончил.

— Все в порядке.

Он смотрит на часы. Семь часов вечера.

— Ладно, я ложусь. Если ты хочешь побыть снаружи, под раковиной есть свечи. И зажигалка.

— Хорошо. Спасибо.

— Если что, не стесняйся, буди меня… или обыщи. Будь как дома.

— Хорошо, — повторяет она.

— Спокойной ночи.

Эмиль исчезает под крышей. Матрас удобный, но не очень широкий. Ворочаться не стоит. Потолок такой низкий, что сесть нельзя. Он раздевается, как может, лежа. Оставшись в футболке и трусах, кладет грязную одежду в ноги. С облегчением опускается на подушку. Сегодня вечером он уснет быстро.

Три часа ночи, может быть, больше. Ему требуется долгая минута, чтобы понять, где он находится. Может быть, он просто не узнает места. А может быть, подводит память. Он не знает, сколько времени еще будет помнить, кто он и почему здесь. Врачи не говорили ничего определенного.

Могут пройти месяцы, прежде чем память разрушится окончательно. Но, возможно, наоборот, все произойдет очень быстро. Этого никто не знает.

Он — второй случай в Европе. У них мало опыта. Кемпинг-кар залит белым светом. Луна. Все вокруг тихо. Неподвижный силуэт Жоанны вырисовывается в этом белесом свете рядом с ним. Она спит на боку. Отвернувшись от него. Она сказала правду, не храпит. Он видит только ее хрупкую спину и рассыпанные по подушке волосы. Они уже не кажутся такими светлыми, ведь в полумраке цвета плохо различимы. Теперь можно подумать, что они темные. И гладкие. Можно подумать, что она Лора.

Лицо Эмиля нервно подергивается. Рот перекосился, будто в усмешке. Он знает, что это смешно, что это бессмысленно, но в эти несколько минут ему хочется смотреть на нее спящую, представляя себе, что это Лора. Он едва заметно придвигается, утыкаясь носом в ее волосы. Они не пахнут Лорой и выглядят иначе, но воображение сделает все необходимое. Он слушает ее дыхание, не шевелится. Он представляет себе Лору. Ее мускулистые ноги, совершенно гладкие волосы, падающие на плечи, ее шею, которую он всегда находил такой чувственной, округлые плечи, самую чуточку пухлые, то, что надо, ее грудь, не очень полную, но идеальной формы. И ее живот… Ее восхитительный живот… Самую малость дрябловатый, как она от этого злилась, но такой мягонький… Вот куда он больше всего любил ее целовать: в живот. Ее пухлые губы. Ее ягодицы… Он закрывает глаза, пытаясь успокоить зашедшееся в груди сердце. Плечи у Жоанны слишком худенькие. Лора была не такая, как Жоанна. Вся — формы, вся — изгибы. Сочная, но мускулистая. Она не была этим маленьким хрупким существом. Нет, она была полна, она дышала жизнью.