После заката (сборник) - Стивен Кинг

– Рут, – начал он, – я вовсе не хочу вас расстраивать…

– Тогда прекрати! – раздался приглушенный вскрик.

Все, кроме Хелен Палмер, смотрели на него с враждебностью и злобой. Хелен беспрестанно кивала и о чем-то бубнила то своему мужу, то женщине, которую могли бы звать Салли. Люди небольшими кучками столпились в свете флуоресцентных ламп… но стоило Дэвиду моргнуть, как лампы исчезли. Теперь от пассажиров остались одни силуэты, смутно проступавшие в рассеянном лунном свете, сочащемся сквозь бреши в заколоченных окнах. Лэндеры сидели не на скамейке, а прямо на пыльном полу, возле россыпи пузырьков от крэка. Да, похоже, крэк добрался и до края Джона Форда… На одной из стен виднелся выцветший круг. Тут Дэвид опять моргнул, и флуоресцентные лампы вернулись на свои места. Как и большие круглые часы…

– Тебе лучше уйти, Дэвид, – проронил Генри Лэндер.

– Ну послушайте хотя бы минутку, Генри, – вмешалась Уилла.

Генри перевел взгляд на нее, не скрывая неприязни. От его прежней симпатии к Уилле Стюарт не осталось и следа.

– И слушать не желаю, – выговорил он. – Вы расстраиваете мою жену.

– Во-во, – встрял в разговор толстый молодой парень в бейсболке «Сиэтл маринерс». Кажется, его зовут О’Кейси, подумал Дэвид. Ну или еще какая-то ирландская фамилия с апострофом. – Лучше умолкни, детка!

Уилла склонилась над Генри, и тот чуть отодвинулся, словно у нее плохо пахло изо рта.

– Я позволила Дэвиду притащить меня сюда только потому, что это здание хотят снести! Слыхали о строительной груше, Генри? Вы неглупый человек, должны понимать, что это такое.

– Пусть она прекратит! – сдавленно вскрикнула Рут.

Уилла подалась еще ближе к Генри, глаза на ее узком миловидном лице так и сверкали.

– И когда все закончится, когда самосвалы развезут прочь груду дерьма, которая когда-то была железнодорожной станцией – этой самой! – что тогда будет с вами?

– Оставь нас в покое, прошу тебя, – произнес Генри.

– Генри… как сказала архиепископу девица из кордебалета, отрицаловка – это не река в Египте[7].

Урсула Дэвис, которая невзлюбила Уиллу с первого взгляда, отделилась от остальных.

– Пошла на хер, сучка! От тебя одни проблемы.

Уилла резко обернулась.

– Неужели никто из вас не понял? Вы умерли… мы все умерли, и чем дольше вы остаетесь на одном месте, тем труднее потом будет уйти куда-то еще!

– Она права, – сказал Дэвид.

– Ну-ну, а если бы она ляпнула, что луна сделана из сыра, ты бы и сорт назвал, – хмыкнула Урсула. Это была высокая, устрашающе красивая женщина лет сорока. – Прости за мой французский, но ты у нее так засел под каблуком, что даже не смешно.

Дадли опять разразился ослиным ревом, миссис Райнхарт захлюпала носом.

– Вы расстраиваете пассажиров, – подал голос Рэттнер, коротышка-проводник с вечно виноватым лицом.

Обычно он был тихоней. Дэвид моргнул; перед глазами снова мелькнул образ залитой лунным светом станции, и стало видно, что у Рэттнера отсутствует половина черепа. Оставшаяся часть лица обгорела до черноты.

– Да, скоро это здание пойдет под снос, и вам некуда будет деваться! – закричала Уилла. – Никуда… мать вашу! – Она размазала кулаками злые слезы. – Ну что мешает вам пойти с нами в город? Мы покажем вам дорогу. Там хотя бы есть люди… и свет… и музыка.

– Мам, хочу музыку, – заныла малышка Пэмми.

– Ш-ш! – уняла ее мать.

– Если бы мы умерли, мы бы об этом знали, – заметил Биггерс.

– А он дело говорит, сынок, – поддержал его Дадли, подмигнув Дэвиду. – Ну так что с нами стряслось-то? Как мы вообще умерли?

– Я… не знаю, – ответил Дэвид и перевел взгляд на Уиллу.

Та лишь пожала плечами.

– Ну видите? – продолжил Рэттнер. – Поезд сошел с рельсов. Такое случается… э-э-э, я хотел сказать «постоянно», но на самом деле все не так, даже в этом районе, хотя железнодорожную систему тут нужно серьезно реконструировать, потому что время от времени на некоторых узлах…

– Мы па-а-авали, – раздался голосок Пэмми. Приглядевшись к ней, Дэвид на мгновение увидел обгорелый безволосый трупик в истлевших лохмотьях. – Быдым, быдым, быдым. А потом…

Она издала рокочущий горловой звук и развела чумазые ладошки, что на детском языке жестов могло означать только взрыв. Пэмми хотела сказать что-то еще, но мать вдруг ударила ее наотмашь по лицу, да так, что показались зубы, и изо рта потекла струйка слюны. Пару мгновений Пэмми оторопело таращилась на нее, потом завыла на одной пронзительной ноте, перекрыв все свои прежние достижения в невыносимости.

– Что я тебе говорила насчет вранья, Памела?! – завопила Джорджия Эндрисон, вцепившись девочке в плечо – да так крепко, что пальцы вдавились в плоть.

– Она не врет! – крикнула Уилла. – Поезд сошел с рельсов и рухнул в овраг! Теперь я вспомнила и вы тоже! Ведь правда? Правда? Да у вас на лице все написано! На вашем поганом лице!

Не глядя в ее сторону, Джорджия Эндрисон показала Уилле средний палец. Другой рукой она продолжала трясти Пэмми – взад и вперед, взад и вперед. Дэвид видел то ребенка, то обугленный труп. Почему начался пожар? Теперь он вспомнил, как поезд улетел в овраг, но откуда взялось пламя? В памяти ничего не осталось. Или, быть может, он не очень-то и хотел вспоминать.

– Что я тебе говорила насчет вранья? – не унималась Джорджия Эндрисон.

– Врать нехорошо, мамочка! – сквозь рев выговорила Пэмми.

Мать потащила ее в неосвещенную часть зала. На какое-то время все замолчали, слушая непрекращающийся визг. Наконец Уилла повернулась к Дэвиду.

– Ну как? Достаточно?

– Да, – ответил он. – Пойдем.

– Делай ноги, раз сильно надо, не хлопни дверью себя по заду! – посоветовал заметно оживившийся Биггерс, чем вызвал у Дадли очередной приступ ослиного смеха.

Уилла потащила Дэвида к выходу. В дверях по-прежнему стоял, скрестив руки на груди, Фил. Дэвид сбросил руку Уиллы и подбежал к Хелен Палмер – та сидела в углу и раскачивалась. Она подняла на него безумные глаза.

– А на ужин у нас рыба, – еле слышно прошептала старуха.

– Насчет этого вам лучше знать, – сказал он, – но вот с запахом вы попали в точку. Старые вонючие крекеры… – Он оглянулся. Из пронизанного лунными лучами полумрака, который при сильном желании можно было принять за флуоресцентный свет, на него с Уиллой смотрели десятки глаз. – Такой запах появляется в заброшенных помещениях, когда они долго пустуют.

– Лучше иди отсюда, приблуда, – проговорил Фил Палмер. – Твои теории тут никому не нужны.

– Да понял я, – произнес Дэвид и вышел вслед за Уиллой в ночь, навстречу лунному свету. Вдогонку ему унылым осенним шелестом неслось:

– Час от ч-часу не легче!

Дэвид отмахал за ночь девять миль, но ни капельки не устал. Наверное, призраки не ведают усталости, как и голода с жаждой. Да и сама ночь была уже не та, что прежде. В небе, словно новенький серебряный доллар, сияла полная луна, а стоянка перед баром опустела. На гравийной дорожке стояло несколько фур, у одной полусонно урчал двигатель и горели дополнительные фары. Вывеска на козырьке сменилась: «В ВЫХОДНЫЕ ВЫСТУПАЮТ «КОЗОДОИ». ПРИВОДИ ПОДРУЖКУ, ВЫПЕЙ ХОТЬ КРУЖКУ».

– Какая прелесть, – сказала Уилла. – Приведешь меня, Вольф Перрипугер? Я ведь твоя подружка?

– Моя, приведу, – ответил Дэвид. – Только что нам теперь делать? Хонки-тонк закрыт.

– Зайдем внутрь, что же еще.

– Двери-то заперты.

– Пока мы не захотим иного. Ощущения, не забыл? Ощущения плюс ожидания.

Дэвид не забыл. Он потянул на себя дверь, и та отворилась. К знакомым запахам теперь примешивался приятный сосновый аромат какого-то чистящего средства. Стена опустела, на барной стойке выстроились ножками вверх табуретки, однако неоновый контур хребта Уинд-Ривер до сих пор горел – то ли хозяева всегда его так оставляли, то ли сказались ожидания Уиллы и Дэвида. Больше было похоже на второе. Танцплощадка, отражаясь в зеркалах, казалась сейчас необъятной. В отполированных глубинах мерцали вверх тормашками неоновые горы.

Уилла глубоко втянула воздух.

– Пахнет духами и пивом, – объявила она. – Гремучая смесь. Очаровательно.

– А ты еще очаровательней, – сказал Дэвид.

Она повернулась к нему.

– Тогда поцелуй меня, ковбой.

Он поцеловал ее на краю площадки. Судя по кое-каким признакам, на любовное продолжение вечера все-таки можно было рассчитывать. Вполне.

Уилла поцеловала его в уголки рта и отстранилась.

– Бросишь четвертак в музыкальный автомат, ладно? Мне хочется танцевать.

Он подошел к автомату на дальнем конце барной стойки, сунул в прорезь монетку и выбрал песню под номером D19 – «Столько дней, прошедших зря» в исполнении автора, Фредди Фендера. Тем временем на стоянке некто Честер Доусон, устроившийся вздремнуть на пару часов, прежде чем повести фуру с грузом электроники дальше в Сиэтл, недоуменно поднял голову, но решил, что музыка ему приснилась, и вернулся к своему занятию.