Из воспоминаний - Жорес Медведев

Война ворвалась в нашу жизнь неожиданно и быстро приблизилась к Ростову. Уже в сентябре 1941 года немецкая армия захватила Таганрог, это было совсем близко. Из Ростова началась эвакуация. Мы не спешили уезжать, но бабушка настояла на отъезде. У нее были еще сын и дочь, которые жили в Тбилиси. «Вы сможете уйти, когда придут немцы, – говорила бабушка. – А что вы будете делать с парализованной старухой?»

Раньше никто из нас даже не задумывался о том, что наша семья «русско-еврейская», но теперь приходилось об этом вспомнить. В Ростове уже было хорошо известно, что немцы в захваченных ими городах убивают всех евреев. Поезда на Кавказ еще ходили, с большим трудом нам удалось попасть в переполненные вагоны. Мы могли взять с собой только немногие вещи. Через три дня мы прибыли, наконец, в Тбилиси. Думали, что придется прожить у родных недолго, но наше пребывание на Кавказе затянулось на несколько лет.

Немцы захватили Ростов в конце октября, в ноябре наши войска отбили город, однако продвинуться далеко не смогли. Наша бабушка умерла в конце 1941 года.

Летом 1942 года Ростов был вновь занят немцами, теперь уже надолго. Более того, быстро продвигаясь вперед, немецкие армии захватывали один за другим города Северного Кавказа. Они стремились выйти к Баку и Тбилиси. Было известно, что и Турция подвела к границе с СССР большую армию. В Закавказье был создан особый Закавказский фронт, войска которого прикрывали перевалы Кавказа, оккупировали северную часть Ирана и создавали линию обороны вдоль турецкой границы. Хотя немецкие войска удалось остановить у города Орджоникидзе, обстановка в Закавказье становилась все более тревожной.

Несмотря на войну, мама продолжала писать письма отцу (и мы также писали). Она подавала заявления в разные учреждения Москвы и Магадана, надеясь прояснить его судьбу. Но ответов не было, и наши письма уже не возвращались назад. В 1943 году у матери прибавились новые тревоги: меня и Роя должны были призвать в армию. Нас предупредили, что призыв молодежи 1925 года рождения начнется с января. Я до сих пор помню мокрые от слез и какие-то полубезумные глаза матери, когда 1 февраля 1943 года она шла по проспекту Шота Руставели, провожая на фронт сразу двоих сыновей. Раньше она всегда радовалась, что у нее близнецы и мальчики. Теперь в этом было ее несчастье, ее мучили плохие предчувствия. Оба ее сына, не доучившись в десятом классе, семнадцатилетними тощими юнцами бодро уходили на войну. Наших сверстников призывали еще не всех, многим разрешили окончить школу, после чего их должны были призвать в военные училища, где шла подготовка младших офицеров. Но детям репрессированных путь в военные училища был закрыт. По какой-то тайной инструкции «дела» таких призывников лежали в военкоматах в папках ПМС («политически-морально сниженные»), и их, призывников, можно было посылать на фронт только рядовыми. А для этого среднее образование не требовалось.

Но судьба не подтвердила плохих предчувствий матери. Она сделала ее намного счастливее других матерей военного времени. Оба ее сына вернулись с войны живыми. Рой всю войну проработал в воинской части, занимавшейся ремонтом поврежденной на фронте военной техники. Я попал на Таманский фронт, но воевал недолго. В конце мая 1943 года я был ранен, несколько месяцев пролежал в госпиталях, в том числе и в Тбилиси.

Осенью 1943 года меня демобилизовали по инвалидности. Пробыв месяц в Тбилиси, я поехал в недавно освобожденный Ростов-на-Дону Наш дом на Пушкинской улице был невредим, но в квартире жили другие люди. Никаких следов библиотеки отца не осталось. Очевидно, ее уничтожили из страха во время немецкой оккупации, все-таки это была библиотека марксиста и военного комиссара.

С осени 1944 года я стал учиться в Тимирязевской сельскохозяйственной академии в Москве. Недавних фронтовиков принимали тогда в ТСХА даже без вступительных экзаменов.

Рой III

В Ростове-на-Дону мы жили сравнительно недолго и поначалу спокойно. Мне нравился этот красивый южный город, очень хорошей оказалась и школа, где мне пришлось учиться в седьмом, а потом и в восьмом классе. В Ростове тогда было хорошо с продуктами, и цены на рынках были даже ниже, чем в государственных магазинах. Скоро и по нашему новому адресу стали приходить письма от отца. Он писал всем отдельно: мне, Жоресу, жене, сестре Тосе в Ленинград.

«Здравствуй, сынок! – писал отец в одном из писем, помеченном 24 июля 1940 года. – Наконец-то получил долгожданные письма, совершившие долгий (с 23 марта) и странный путь: побывали на Камчатке и в г. Петропавловске. Скупые вести радостно взволновали меня и особенно порадовали фотокарточки. Перечитываю десятки раз короткие письма. Вглядываюсь до боли в глазах в знакомые милые черты и лью слезы. Роем летят воспоминания. Настроение приподнятое. Приободряюсь. Недоволен я только краткостью ваших писем. Я ждал ответов на множество вопросов и пока не получил их. Сообщаешь мне голые факты, и баста. А этого мне мало, дружок. Например, с книгами. Привел длинный перечень названий, прочитанных за два месяца. А о своих впечатлениях ни слова. Слишком уж ты много проглотил за два месяца! Значит, ты читал без размышления, без записи в дневник важнейших мыслей из прочитанного… Старайся читать прежде всего классическую литературу, т. е. книги гениальных людей. А гений требует уважения к себе и тщательного изучения… Следуй, дорогой, золотому правилу: “Лучше меньше да лучше”… Читай внимательно, перечитывая и записывая важнейшие мысли, образные выражения, афоризмы, вдумывайся в содержание, оценивай форму изложения, следи за развитием сюжета, характерами героев. Будь готов занимательно пересказать прочитанное. Вот в красноармейской казарме вы убедитесь сами, как ценят ребята товарищей, умеющих увлекательно пересказывать прочитанные ими “романы”. А ведь ты бы теперь уже не сумел пересказать “Сердца трех”? Читай медленно, усваивай идеи писателя, оценивай его слог. Слог – это умение писателя употреблять слова в их настоящем значении и способность выражаться ясно, сжато и точно, тесно слить идею и форму ее выражения, накладывая на него отпечаток самобытности, неповторимого своеобразия писателя. Так, кажется, учил Белинский. А он был умница!»

«Извини за нравоучительный тон», «О себе ничего не пишу» – так кончались почти все письма отца. Но меня никогда не раздражал нравоучительный тон в его письмах. Напротив, я старался следовать его советам, хотя и не всегда.

В 1940 году в стране стали создаваться ремесленные училища для выпускников седьмого класса. Отец советовал нам с Жоресом поступить в такое училище или в техникум, чтобы получать стипендию, быстрее овладеть профессией и помогать маме. «Когда я вернусь домой, то помогу вам продолжить образование», – писал он. Мама говорила то же самое, но не настаивала. Однако мы с Жоресом решили иначе. Уже в пятнадцать лет мы оба мечтали заниматься наукой, хотя и в разных областях. Учение давалось нам легко, и в школе мы всегда были в числе первых. Отец согласился с нами.