Тайм-аут - Андрей Титов

— Я напомню ему, что клиент всегда прав.

— Понятно. — в третий раз повторяет женщина, однако уже без улыбки. На мгновение возникает желание послать к черту эту клячу, но вместо этого, в слабой надежде, что я им все-таки подхожу, я пытаюсь одновременно изобразить добродушие и уверенность в себе. Сложно судить, но, по-моему, получается довольно нелепо.

— Хорошо, Станислав, спасибо за то, что уделили нам время. Конкурс только начался, поэтому я не могу вам сразу сообщить результат. До вторника я постараюсь вас сориентировать.

— Хорошо, спасибо. До свидания.

— До свидания.

Чувствую себя шлюхой. Причем довольно посредственной. Ненавижу подлизываться.

В животе заурчало. Не уверен, что смогу ждать до вторника. Хочется взвыть от отчаяния и обиды.

У входа в метро я замечаю отвратительного вида человеческое существо, точнее, то, что от него осталось — грязные рваные лохмотья, голова и руки сплошь покрыты струпьями и гнойниками, плешивая борода с желтым налетом, мокрая промежность. Струйка мочи течет от существа через тротуар, стекая на проезжую часть. Мне становится не по себе.

Отойдя на безопасное, расстояние, я достаю телефон.

— Макс, привет. Скажи пожалуйста, авансы у вас выдают?

11

«Привет, Флора!

У меня все хорошо, спасибо, что спрашиваешь!:)

Единственное, пока не получается выбраться, слишком много дел навалилось. Сложности с интернатурой, не знаю какое направление выбрать.

Как тебе такая идея для короткометражки, «Из жизни жуков» или типа того. Большой жук и маленький жук ковыряются в навозе какое-то время и тут маленький жук говорит большому, что хочет увидеть что-нибудь кроме навозной кучи, в которой ковыряется с самого рождения, что хочет посмотреть мир и все такое, на что большой жук отсыпает ему чуток навоза на дорожку и говорит «ступай, но я тебя больше не знаю, ты предал дело своей семьи, дело своих предков» и уходит. И тут у маленького жука начинаются приключения. Какие, правда, я не придумал, но в итоге он добивается успеха, он счастлив, он возвращается обратно с красивой бабочкой и большими запасами навоза и вся колония жуков смотрит на него с восхищением, а потом у них с большим жуком происходит разговор, в котором большой жук говорит, что недооценил маленького, и, возможно, тот принял правильное решение. Вольному — воля! И мораль: «не навязывайте другим свои желания, особенно если любите их!»

Жду встречи!

Целую!

P.S. Кто такой Томас?:)»

12

О том, что ничего хорошего от этого места ждать не стоит, понятно еще за двести метров — неприметная пристройка к большому корпусу, кирпич не то серого, не то бежевого цвета, на окнах решетки, звонок справа от железной двери. При нажатии раздается неприятный звук, похожий на гудение электрического трансформатора. Шаги за дверью. Открывающий что-то неразборчиво бормочет.

— Слушаю вас. — из щели высовывается одутловатое лицо, обрамленное бородой. На вид человеку лет шестьдесят.

— Меня зовут Станислав. Я на работу устраиваться.

Скосив глаза в пол, как будто задумавшись, кашлянув и бросив «подождите», человек скрывается за дверью. Минут через пять вновь слышатся шаги и бормотание. Дверь снова открывается.

— Сто шестой, по коридору до конца и направо.

— Спасибо.

Из дальнего помещения (видимо это и есть «сто шестой») доносятся голоса на фоне странного шума, похожий звук получается при шлифовании дерева наждачной бумагой. Подойдя ближе, я понимаю, что это звук пилы. Голоса становятся более разборчивыми.

— …Ну не знаю… разные мы с ней. Она живет в мире, где можно психануть и уехать на Канары. В мире, где живу я, есть два варианта релаксации — прогуляться или подрочить. Мне все время хочется извиниться перед ней за свое существование.

Может, это ей в тебе и нравится — простота.

Дверь со стеклянной вставкой приоткрыта, из щели виден край металлического стола и бледные ноги с желтым отливом на нем. Стучусь.

— Да!

Я приоткрываю дверь, на столе лежит выгнутое дугой, как будто в болевом спазме, обрюзгшее и морщинистое тело мужчины. Под головой деревянный брусок. Кожа надрезана на теменной кости и стянута аж до подбородка, закрывая глаза и рот. Молодой человек, по всей видимости, первый голос принадлежит ему, держась за закрытое кожей лицо трупа и фиксируя таким образом голову, распиливает череп по линии чуть выше надбровных дуг. Вид у него озабоченный, если не сказать печальный. Рядом с ним стоит высокий и худой мужчина средних лет с густой и абсолютно седой шевелюрой, не очень соответствующей сравнительно молодому и живому лицу, через огромные бифокальные очки он флегматично наблюдает за действиями молодого, крючковатый нос и тонкие черты лица придают ему сходство с хищной птицей. Оба в белых халатах, на молодом высокий колпак, как у кулинара. Старший поднимает взгляд на меня.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте. — под взором седого мне становится неловко, настолько пристально он меня рассматривает. Взгляд суровый, но не злой.

— Я Станислав.

— Я знаю. — старший выдавливает улыбку. Больше похоже на трещину в черепе. — Вы как раз вовремя. Меня зовут Виктор Николаевич, вы со мной по телефону разговаривали, это Егор. — молодой кивает. — Переодеться можно в сто четвертом, ключ справа, на тумбочке. Мы вас подождем.

— А… мне не нужно ничего подписать, там, бумаги какие-нибудь заполнить?

— Это позже, наши клиенты не любят ждать — он кивает на труп и снова пытается улыбнуться.

— Хорошо.

Я беру ключ. Сто четвертый — небольшая комната с белым кафелем на стенах, пара шкафов, один из них с книгами, стол, стулья, диван вдоль стены, на столе старый телевизор. Переодевшись, я возвращаюсь обратно.

— На вскрытии присутствовали, Станислав?

— Один раз.

— Хорошо. Сейчас от вас ничего не требуется, просто следите за тем, что происходит. Егор — младший прозектор и в данный момент подготавливает труп для исследования, которое проводит судмедэксперт, то есть я. На первых порах, разумеется, ни о какой самостоятельности не может быть и речи, но в течении пары месяцев вам необходимо будет набить руку, чтобы в дальнейшем не отвлекать меня и кого бы то ни было еще. Хороший прозектор должен уметь проводить всю необходимую работу по извлечению органокомплекса и головного мозга после проведения внешнего осмотра судмедэкспертом. Вопросы?

Я отрицательно мотаю головой.

— Отлично. Егор, продолжай, я скоро вернусь.

С этими словами, Виктор Николаевич разворачивается и идет к выходу, я замечаю у него подковообразный шрам через весь затылок, настолько глубокий, что даже густая шевелюра не способна скрыть его полностью.

— Пока не начали, возьми маску, в тумбе лежит. — Егор указывает на небольшую тумбочку рядом с выходом, — верхний ящик, и перчатки там же. Советую дышать через рот, запах — единственное к чему здесь невозможно привыкнуть. В общем, сначала распиливаешь башку, вот здесь, видишь, я уже надпилил, — он кладет левую руку на прежнее место и продолжает пилить. — занятие не для слабаков, особенно когда несколько подряд. Меня друзья спрашивают, как же вы едите там, рядом с трупами? Я говорю, никаких проблем, попили за полдня десяток черепов, нагуляешь аппетит. — Егор мельком смотрит на меня, — А ты не работал в морге никогда, да? Макс говорил. Ничего, привыкнешь. Тем более, у нас тут спокойно, сильно не напрягают, изврат всякий редко бывает, хотя вот было недавно убийство… И младенец на прошлой неделе… Баба нажралась, беременная. Родила в притоне своем, накатила еще и уснула. А ребенок рядом лежал… Девочка. Доношенная, жизнеспособная. Умерла от алкоголя, который через пуповину передался. Биня вскрывал…

— Биня?

— Бинокль. Виктор Николаевич.

— А, — улыбаюсь я, — из-за очков? Остроумно.

— Короче, бывает, но не часто. У нас и народу-то здесь немного: Биня, Сергей Анатольевич, — это эксперты, я, Макс, он старший прозектор, ну и еще несколько человек. С Маней уже познакомился?

— Кто это?

— Понятно. Санитарка наша.

— Нет еще, пропустил, наверное.

— Из ее трусов можно сделать двухместную палатку, — ухмыляется Егор, — такую не пропустишь. Но советую улыбаться ей почаще, она пригреет когда надо, вкусняшку к чаю подбросит какую-нибудь.

— Буду иметь в виду.

Егор тем временем заканчивает второй распил перпендикулярно первому. Чуть повозившись с бороздой, он извлекает выпиленный сегмент черепной коробки, обнажая бледно-бежевый, покрытый пленкой мозг.

— Мозги не трогай, кость снял и достаточно. Спускаемся ниже.

Отложив пилу, он берет с железного столика нож с толстым лезвием и обходит стол. Подойдя к телу с другой стороны, придерживая голову за подбородок, без видимых усилий рассекает кожу ножом от горла до лобка. Разрез охотно расступается, обнажая дерму и подкожный жир.