Заложница - Мери Каммингс

— Слушай, а сколько их здесь у тебя?! — не выдержал Рейлан.

— Пятеро.

В ее ответе ему почудилось что-то вроде вызова.

— Что со мной случилось?

— Ты потерял сознание. Я перетащила тебя сюда… в чулан, и вот лечу, как могу. Похоже, у тебя сильная простуда, температура была высокая. Я сначала колола тебе антибиотики, но раз ты уже пришел в себя, то сможешь теперь пить таблетки.

— Колола? Куда?

— Ну… как куда — куда обычно колют, — слегка смутившись, Грейс пожала плечами.

— Ты что — врач?

— Нет. Но ты не беспокойся, я дозу правильно рассчитала. Ты весишь примерно как восемь Кингов, — кивнула она на белолапого котищу, расположившегося на кушетке и при упоминании о его персоне хрипло отозвавшегося «Я-а-а!..» — А этот антибиотик ему прописали, когда он в прошлом году болел.

Еще никогда его вес не считали в кошках и не лечили антибиотиками, прописанными для кота! Впрочем, тут же посетила Рейлана трезвая мысль, уж лучше кошачьи антибиотики, чем тюремная больница. Тем более что они вроде бы неплохо помогают.

Суп он не доел — почувствовал, что сыт под завязку, и отодвинул от себя плошку.

— Спасибо. Вкусно было.

Не вставая, Грейс переставила ее на середину чулана и негромко позвала:

— Коты — коты! Суп есть!

Это вызвало среди котов оживление: через несколько секунд у миски оказались сразу трое: «открыточный» пушистый белый, бурый толстяк — и худой черно-белый, разбудивший Рейлана давеча.

— Они у тебя что — дрессированные? — удивился Рейлан.

— Почему?

— Ну… они тут, когда я только проснулся, между собой вроде как поговорили, а потом тебя звать побежали. И понимают, что ты им говоришь…

— Коты вообще умные. — Она подтянула к себе вылизанную дочиста миску. — Тебе что-нибудь еще нужно — или я пойду?

— Спасибо, больше ничего не надо. Иди спи и извини, что разбудил. Тебе утром на работу?

— Нет, я в отпуске. — Грейс встала. — Я тебе фонарь оставлю, только не жги долго — в инструкции написано, что аккумулятора на шесть часов хватает, а на самом деле он и трех не выдерживает. Завтра днем я его подзаряжу.

— А свет здесь не горит? — кивнул Рейлан на болтавшуюся под потолком лампочку на шнуре.

— Нет, что-то с выключателем. Спокойной ночи.

Старый дом был наполнен звуками, непривычными и «негородскими»: что-то поскрипывало, шуршало, за окном шумели деревья и где-то еле слышно капала вода.

Рейлан лежал, рассеянно скользя глазами по уходящим вверх, в темноту, стенам и пирамидам коробок.

— Ну, а ты что скажешь? — шепотом спросил он у Бобби, уставившегося на него со шкафа — в свете фонаря глаза кота отблескивали зеленым.

Очевидно, тот счел это приглашением — деловито соскочил, подошел и плюхнулся рядом на матрац, привалившись теплым тяжелым боком к бедру. Несколько секунд Рейлан размышлял, не спихнуть ли незваного гостя, но потом решил, что не стоит. Еще хозяйке, чего доброго, нажалуется, умник! Эта мысль заставила его улыбнуться.

Странная женщина… Посадила его «на цепь», разговаривала сухо и деловито — но не сделала того, что сделала бы на ее месте любая другая: в ту же секунду, как он упал у нее в коридоре, не бросилась к телефону вызывать полицию…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Почему?!

Заснуть никак не удавалось, и Грейс, ворочаясь в постели, снова и снова спрашивала себя — почему, ну почему она сделала такую вопиющую глупость?! Ведь можно же было, как только этот тип грохнулся в коридоре и она осторожно вытащила у него из кармана железную штучку, которой он расстегивал наручники — можно же было сразу позвонить Кипу и рассказать ему, что произошло!

Она и позвонила — но там все время было занято. И тогда она подошла к лежавшему и посмотрела, что с ним. Вот это-то и стало первой ошибкой!

Он тяжело, со свистом, дышал, и чувствовалось, что от него просто пышет жаром; халат распахнулся, из раны на боку сочилась кровь. И синяки — так много, что страшно было смотреть…

Кип перезвонил через несколько минут, заявил, не дав Грейс вымолвить и слова: «Я видел, что ты звонила, но мне сейчас некогда, у меня совещание, я тебе потом позвоню!» — и бросил трубку.

Некогда так некогда! Не хочет слушать — не надо, пусть себе продолжает совещаться, как поймать преступника, который на самом деле лежит у нее в коридоре!

Рассердившись, она принесла из гостиной плед: пусть лежит в тепле!

Снова Кип позвонил только часа через три. К этому времени Грейс успела покормить котов, принять душ, переодеться, сменить котам песок и поужинать — и сидела в гостиной, уставившись в телевизор и иногда с опаской поглядывая на своего незваного гостя. Тот не подавал никаких признаков жизни, но на всякий случай на диване рядом с ней лежал пистолет.

Спать ей хотелось жутко, глаза просто сами закрывались, и она мысленно крыла на чем свет и этого полудохлого придурка, которому понадобилось захватить именно ее, и Кипа, который все не перезванивает, и составителей телепрограммы, которые не могут показать что-нибудь повеселее и поинтереснее!

Позвонив, Кип с места разразился монологом, обличающим проклятых понаехавших на его голову техасских выскочек, которые чувствуют себя здесь, как дома, и учат его, как надо работать! А начальство отменило все увольнительные и отпуска, так что бейсбола ему уже точно не видать, а такой матч должен быть — зашибись!

Грейс терпеливо ждала, пока он иссякнет, мысленно репетируя, каким тоном она сейчас скажет: «Можешь забирать своего преступника!»

И тут Кип произнес фразу, от которой ей стало нехорошо «Ну ничего, теперь этому Рейлану ОʼКифу точно электрический стул светит!»

Она не поняла, переспросила: как же так, почему, он что — маньяк?!

«Ты что — с Луны свалилась? — хохотнул Кип. — В Техасе законы пожестче, чем наши — убийц полицейских там казнят без разговоров. До сих пор на нем крови не было — он по банкам шуровал, но теперь поджарят его, как пить дать! Да, а чего ты звонила-то?»

И Грейс не сказала «Можешь забирать преступника!», вместо этого промямлила нечто неопределенное — что хотела, мол, просто узнать, нет ли новостей. Повесила трубку, выключила телевизор и долго сидела, глядя на плед, из под которого по-прежнему доносилось тяжелое дыхание.

Значит, его убьют…

Почему-то вдруг представилось, что это произойдет прямо при ней. Что его заставят встать — может быть, даже пнут ногой в и без того покрытый синяками бок и поведут по коридору, и выведут во двор, прямо под лимонное дерево, и выстрелят…

Она понимала, что это чепуха, что все будет не так и его сначала должны судить — но никак не могла изгнать из воображения страшную картину. Его убьют…

Конечно, это закон такой, и, наверное, правильно, раз закон… И она сама сотни раз смотрела боевики, где все было ясно: вот это — преступник, убийца, и он плохой, и такого не жалко! Но до сих пор это было в кино и не относилось к конкретному человеку…

К человеку, который пил у нее на кухне чай, обхватив кружку так, словно хотел согреть руки с покрасневшими распухшими пальцами. И ел у нее в машине размазанный торт, и открыл ей дверь — так что не пришлось лезть в окно кухни. И рассердился, когда заметил, что она подглядывает в зеркало…

К конкретному живому человеку…

У него были очень темные глаза — сердитые и усталые, и ему было больно, когда она стащила с него ботинки. По-хорошему ему надо бы обработать ноги мазью…

Он не сделал ей ничего плохого, хотя мог. Только ругался — но когда мужчинам плохо и больно, они всегда ругаются.

Она сейчас позвонит, скажет всего несколько слов — и его уведут. И она будет жить дальше, и никогда не узнает, жив он еще — или уже нет…

И тогда Грейс принесла матрац, перевалила на него тяжелое, пышущее жаром тело и, пятясь как муравей, потащила его в чулан — подальше от посторонних глаз.

Когда-то, когда ей было лет восемь, у них на заднем дворе жил уж. Грейс увидела его первой, сказала бабушке — они вместе сходили посмотрели, и бабушка подтвердила, что это точно уж, и его можно не бояться.

Если было солнце, он дремал, свернувшись на старой плите, иногда — ползал в траве или забирался под крыльцо. Грейс он особо не боялся — только поднимал голову, когда она подходила, и высовывал черный раздвоенный язык. Порой он уползал неизвестно куда по каким-то своим ужиным делам — а потом снова появлялся.

Грейс так привыкла к нему, что даже начала подкармливать: находила больших червяков и кидала в траву рядом с ним — найдет, полакомится. И ставила молоко на ночь. К утру блюдце обычно бывало пустым, но она так до сих пор и не знала, кто выпивал это молоко — уж или бездомные кошки.

А потом его убили. Он заполз к соседям, миссис Бирн завизжала: «Змея!!!», и ее муж не стал разбираться — просто затоптал его своими огромными сапожищами…