Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.) - Татьяна Симонова

В октябре 1919 г. Пилсудский издал декрет о создании белорусских отрядов (Белорусской военной комиссии)[74], после чего началась подготовка к их созданию в составе польской армии. Но в тот момент для его воплощения в жизнь не было условий.

17 октября польский военный атташе сообщал в Варшаву: «Юденич дезорганизован»; что Северо-Западное правительство ведет переговоры с Главным военным командованием Эстонии о переформировании Северо-Западной армии под его командованием «по типу отряда Булак-Балаховича»[75]. На следующий день генерал Булак-Балахович уже был «принят генералом Лайдонером в эстонскую армию и носил ее мундир». Генерал Я. Лайдонер разрешил Булак-Балаховичу «создавать добровольческие отряды из русских». Отряд Булак-Балаховича располагался в Верро, подчинялся командованию Эстонии (в составе 2-й эстонской дивизии) и получал от него содержание и вооружение. В этот период в отряде числилось всего 600 штыков и имелось 4 пушки[76].

Если к «белорусу и католику»[77] Булак-Балаховичу польское военное командование проявляло интерес, уделяя ему пристальное внимание, то политические и военные планы русских белых генералов не вписывались в его планы[78]. Отношение Пилсудского к русским добровольческим формированиям видно из его письма председателю Совета министров Польши И. Падеревскому. В конце сентября 1919 г. Пилсудский писал ему по поводу необходимости улучшения отношений с Англией, которая, по его мнению, не имеет четкой политической линии и занимается «созданием эфемерных русских сил» (т. е. белых армий), когда для решения русского вопроса, полагал Пилсудский, есть только две силы – «Польша и Германия»[79].

Однако в Лондоне придерживались другого мнения. Падеревский сообщал в МИД Польши: «Сейчас все изменилось, все считаются с большим успехом (Деникина. – Т. С.)… В случае малейшего столкновения с войсками Деникина наши отношения с Антантой будут порваны»[80]. Начальник польской военной миссии в Париже Т. Розвадовский также сообщал в Варшаву, что английские и, в первую очередь, французские круги «весьма встревожены» назревающим конфликтом поляков с Деникиным[81].

Руководство польских военного и дипломатического ведомств исходило из установки, что если «Деникин хочет идти на Москву, то он должен перед этим договориться с нами»[82]. Польские военные и дипломаты были убеждены, что после захвата власти в Москве лидеры Белого движения потребуют вывода польских войск из Литвы, Белоруссии и других территорий, занятых польскими войсками. И в первую очередь из тех, которые до 1 августа 1914 г. не входили в состав Привислинского края Российской империи. Польские лидеры отдавали себе отчет в том, что все занятые поляками территории рассматриваются русскими военными лидерами как неотъемлемые территории России.

В этот момент Главное командование Антанты потребовало выдвижения польской армии в направлении на Витебск и Смоленск, что могло бы облегчить наступление Деникина на Москву и способствовать восстановлению армии Колчака[83]. В ответ на это военный министр Польши К. Соснковский затребовал от французского правительства «срочную и активную помощь» в форме «обеспечения войск одеждой и снаряжением», а также «создания достаточных резервов боеприпасов», «улучшения транспорта», т. е. полного обеспечения польской армии к марту 1920 г.[84] Таким образом, польская военная элита тесно увязала необходимость существования антисоветского фронта, который «может быть в любой момент прорван по всей линии»[85], с требованием военной помощи со стороны Англии.

Польский МИД был готов идти на сотрудничество с Англией лишь в такой степени, «в какой это отвечало бы» польским интересам[86]. Только поляки и польская армия, были убеждены польские лидеры, являются силой, «готовой предпринять в согласии с Англией цивилизаторскую работу в России»[87]. А в намерении англичан поддержать армии Деникина и Юденича польские лидеры видели в первую очередь желание Великобритании «опередить всех конкурентов в эксплуатации русских богатств». При этом англичане, по их мнению, неверно оценивали стратегическую роль Польши, считая ее «слишком самостоятельной и притом связанной с Францией, а частично симпатизирующей и Америке»[88].

1 октября 1919 г. польский посланник в Лондоне Е. Сапега с удовлетворением сообщал в Варшаву, что Деникин будет получать помощь от союзников «только в течение нескольких недель, а если он до зимы не сумеет занять Москвы, то всякая помощь ему будет прекращена, и вопрос о России будет полностью снят». «В этом случае, – писал Сапега, – Польша, несомненно, оказалась бы в центре всех восточноевропейских дел»[89].

Быть в центре восточноевропейских дел – именно такую цель ставило польское военное руководство в период наступления Деникина на Москву. Поэтому Пилсудский не только не выдвинул армию в направлении на Витебск и Смоленск, как рекомендовало Главное командование Антанты, но и вообще приостановил наступление. Благодаря этому Главное командование Советской республики смогло перебросить против Деникина дополнительно до 43 тысяч штыков и сабель[90], что позволило остановить его наступление.

После этих событий Пилсудский получил от Деникина титул «спасителя большевизма в России», но добился своего: в глазах союзников лишил Деникина звания потенциального политического конкурента. Не случайно начальник государства бросил Советской республике, по образному выражению генерала А. А. фон Лампе, «якорь спасения, на котором удержалась советская власть»[91]. Позже Деникин пришел к выводу о том, что Пилсудский и большевики заключили тайный договор[92]. Архивные документы и исследования отечественных историков свидетельствуют в пользу этого утверждения[93].

Ю. Мархлевский сообщал Г. В. Чичерину 19 октября, что «неофициальный представитель Польши» категорически заявлял, «что поляки наступать не будут», «желают разгрома Деникина». Советский военачальник Н. Е. Какурин был убежден, что «противоположность целей» Пилсудского и Деникина[94] стала причиной бездействия маршала Польши в ответственный момент противостояния Красной и белой армий[95]. После разгрома Деникина Красной армией Пилсудский планировал не только захват Украины, но и готовился превратить Польшу в черноморскую державу[96]. Эти планы противоречили позиции Деникина по вопросу о западной границе России на основе этнографического принципа.

Уже в конце октября 1919 г. Совет министров Великобритании принял решение о прекращении всякой военной помощи военным операциям белых армий на Востоке Европы. Принявший должность министра иностранных дел Великобритании У. Черчилль добился исключения только для Деникина на период до конца его осенней кампании. Е. Сапега доносил в Варшаву, что английские политики ищут наиболее устойчивый вариант равновесия сил в Восточной Европе при традиционном стремлении к сильной России и готовы рассматривать даже создание на этой территории федерации из новообразованных государств во главе с Польшей. «Непременным условием сотрудничества Польши с Англией» Сапега по-прежнему считал «поражение Деникина и Юденича»[97].

В начале ноября 1919 г. союзникам стало ясно, что расчет на успех армии Колчака в Сибири несостоятелен[98]. В начале декабря началась эвакуация польских частей из Сибири. Генерал П.М. Жанен, командующий группировкой союзных сил в Сибири, в телеграмме начальнику 5-й польской дивизии отводил Войску Польскому роль «арьергарда всех союзных войск»[99]. В этих условиях проявилось стремление руководства стран Антанты к усилению Польши, которая действительно оказалась в «центре восточноевропейских дел». Одновременно проявилось стремление польского руководства к полной самостоятельности в военных действиях. 6 ноября Пилсудский в беседе с британским посланником в Варшаве Г. Румбольдом дал ему недвусмысленно понять, что Англия занимает позицию, не выгодную для Польши, оставляя ее без поддержки в войне с большевиками. В таких условиях, заявил Пилсудский, «Польша должна сама себе помогать и сама договариваться с кем найдет нужным»[100].

29 ноября Юденич вынужден был сообщить Деникину о поражении Северо-Западной армии. Боевой и гражданский состав армии был интернирован. Многие из интернированных в Эстонии солдат и офицеров армии бежали из страны. Российский посланник в Швеции К. Н. Гулькевич телеграфировал генералу Д. Г. Щербачеву: «Здоровые солдаты уходят сотнями к большевикам, которые ведут открытую пропаганду. Раздражение против офицеров растет и может привести к массовому избиению… офицеры группами, своими средствами уезжают к Деникину, на Мурман, в Германию, к авантюристу Балаховичу»[101].

В этих условиях руководство Эстонской республики вплотную приступило к подготовке переговоров о мире с Советской Россией.

25 октября 1919 г. министр иностранных дел Эстонии И. И. Поска от имени Прибалтийских государств сообщил о намерении начать переговоры. После очередного обращения Чичерина к эстонскому правительству с предложением заключить перемирие министр иностранных дел Эстонии А. Пийп дал согласие вступить в переговоры 17 ноября.