Он и Она (СИ) - Блио Элен

И отрабатывала бы за все те дни, что мой парень лежал в отключке!

Я ведь даже дрочить нормально по ее милости не мог!

Перед глазами была она. Обнаженная, на белых простынях, с костром волос.

Вот она поглаживает свою грудь, приподнимая ее, чуть сдавливая, лаская. Потом уделяет внимание соскам, берет палец в рот, а потом проводит этим пальцем по упругим вершинкам. Потом одна ее рука тянется вниз, туда, где розовеют нежные складки выбритого лобка. И прячется ее маленькая веселая кнопочка, которая позволяла мне управлять ее оргазмами.

Она начинает ласкать себя. И я ласкаю себя, глядя на нее. А потом…

А потом, появляется этот ее белобрысый гандон - ее бывший, Трошин - и все портит.

Сука.

Что б тебя…

Воспоминания о моих грязных и несостоятельных мечтах заставили жилы на моей шее вздуться от ярости.

А фея все так же лежала на полу. С кровоточащей коленкой.

И смотрела на нас снизу вверх.

Но почему-то мне казалось, что все наоборот. Она смотрит сверху вниз...

Хорошая позиция получилась. Идеальная просто.

- Больно, Наташ?

Она ведь поняла, что я не о коленке?

Я же «считывал» этот ее взгляд, как у затравленного олененка! Вот кто тут сама невинность! Прекрасно играла роль! Мышке Варюшке и не снилось!

Еще ресничками похлопай до кучи!

Да, да, я видел, какой у неё был взгляд, когда она заметила на террасе меня и Мышку! Ей казалось, что мы ее не заметили!

Мышка, может, и не заметила.

Но я не мышка.

Я все увидел. И никого ни с кем не перепутал, в отличии от некоторых.

Зрение у меня прекрасное!

Если я вижу, как кто-то трахается или целуется - я вижу кто это! Прекрасно вижу!

Так что...Терпи, Наташ, терпи! Атаманом станешь…

Больно, когда разбивают сердце да?

Даже когда сердца нет.

Она еще и язвить умудрялась, истекая кровью!

«Спасибо, что помог!»

Да, я не подал ей руки, потому что…

Потому, что если бы подал, если бы коснулся ее, не знаю… сломал бы точно!

Или...

Не хотелось думать что было бы если бы я осмелился до нее дотронуться.

Фак.

Мы с Мышкой зашли в дом.

- Андрей, мне кажется твоя мама уже давно всех звала, пойдем к столу?

- Иди. Я сейчас.

- Ты куда?

Я удивленно поднял бровь. Что за вопросы, мышка? Тебе не кажется, что ты что-то попутала? Видимо, мышке не казалось, ну, ладно, что ж…

- Милая, кажется, мы договаривались, что ты не будешь задавать подобных вопросов! Никогда.

Надула губы.

Куда же больше-то? Я и так знал, что у нее там миллилитров пять гиалуронки! Она еще хвасталась секретарю, что сделала по дешевке, как модель для мастера и «совсем не видно, что сделано, да?» Ошибаешься, мышь, все видно. Ладно, дуй свои губы пока я добрый…

Я отправил ее в сторону столовую мягким шлепком по упругой попе – без всякого удовольствия, каюсь! А сам…

Меня, наверное, инопланетяне похитили, потому что я открыл шкаф на кухне – точно знал, что у мамы там аптечка, обжегся, когда мы с Алексом и них дворе прошлым летом мясо жарили. Схватил, что там надо? Перекись, салфетки стерильные, где-то еще должна быть мазь. но ее нет...

Надо было мне ей помогать, а?

Видел же, что еле слезы сдерживала.

Да уж, содрала прилично, кровь текла ручьем.

И я как садист поливал перекисью, зная, как ей больно!

Мне тоже больно, зараза рыжая! Очень больно!

В груди. Окаменело все.

И ничего не хочется.

А она снова язвила, огрызалась.

Не она сдала инфу о том, что мы расстались в желтую прессу? Интересно, а кто тогда? Может, Трошин этот «еёйный» - как любила с издевкой говорить моя бабушка?

Почему нет? С этой падлы белобрысой станется!

И любовницей она моей не была. Тут – ладно – погорячился.

Не была.

Любимой женщиной была.

Которая, как оказалось, совсем мне не верила и при первой же проблеме взяла и соскочила на коленочки к бывшему!

И чулки ей не белье?

Да мне по хрену, Наташа!

По хрену!

Только почему этот аромат так давит? Сводит с ума, мозги плавит…

Мать твою, да что же делать то?

Пошло оно все нах...

***

Я сорвался. Запустил руку в огненную гриву, притянул жестко.

Губы. Мои. Все мои. Сочные, влажные, с ароматом диких цитрусов, или персиков. Натуральные. Без гиалуронки.

 Я мог бы целовать их всю ночь, и ведь день и еще ночь. Облизывать, покусывать, изучать недра…Обвивать языком ее язык. Наслаждаться.

Фак! Как же мне было хорошо!

Я уже представлял, как опускаю ее на этот узенький плетеный диванчик, развязываю поясок – она надела платье с запахом, насыщенно-зеленого цвета, цвета травы, мы вместе купили его в бутике у Киры, подруги моей сестрицы Даши. Купили тридцатого декабря, перед самым Новым годом.

Выбирали наряд, чтобы пойти в гости к моему брату, а потом занимались любовью в примерочной куда я ее утащил – так получилось, что в магазин зашла моя бывшая, и я ничего лучше не придумал как уйти с моей феей в отдельный кабинет, а там, разумеется, не смог удержаться, потому что…

Потому что рядом с ней мне вообще трудно было сдерживаться.

Мне все время хотелось к ней прикасаться. Даже мельком, мимолетно. Держать руку на ее талии, проводить ладонью по плечам, спине, рукам. Сплетать пальцы.

Прислонить ее к стене, пригвоздить. Связать руки, закрепить их у нее над головой – почему я так ни разу и не додумался ее связать? Мне ведь хотелось! Думаю, и фея была бы не против.

Медленно спустить ее бюстик, обнажая соски с крупными розовыми ореолами, рывком сорвать трусики – те самые от Агента Провокатора, из специальной коллекции для эротоманов и фетишистов, которые повернуты на том, чтобы уничтожать белье.

Опуститься перед ней на колени, раздвинуть ноги и… просто уткнуться в эти мягкие, горячие, ароматные складки…

Фак!

Что я буду делать с гребанной эрекцией я не знал.

Использовать как вариант Мышку? От этой мысли меня передернуло.

Я не хотел Мышку.

Я хотел Наташку.

Рыжую заразу, которая засела в моей голове, со своими сосками, коленками, роскошной задницей, села и ножки свесила.

Дразня, словно зазывая – потрогай, коснись меня!

И я хотел ее касаться. Очень.

Словно, если я не буду трогать ее – она исчезнет.

Но она исчезла независимо от того трогал я ее или нет.

Что же я делал? Зачем целовал ее?

Я ведь запретил себе думать о ней?

Но почему я это сделал? Ведь ее так приятно целовать!

И мой член, который рядом с другими лежал в глубоком обмороке, стоял по стойке смирно с той минуты, как я увидел фею на террасе…

Нет.

К хренам.

Стоп, Устюгов! Тормози, Андрей!

Просто тормози!

Мне самому страшно от того, насколько я «влетел».

Этого не должно быть. И повториться не должно.

Поэтому я сказал ей:

- Я не хочу тебя видеть, Наташа, это понятно? Можешь мне подарить такое счастье?

Мне было нужно от нее совсем другое счастье.

Но…

 Видимо, в прошлой жизни.

Я вышел, оставив ее одну.

С окровавленной коленкой и в рваных чулках.

Она выглядела такой потерянной и несчастной.

Она что-то чувствовала?

Разве она могла вообще что-то чувствовать?

Разве может что-то чувствовать тот, кто растоптал чувства другого?

Чувства, чувства, чувства!

Тормози еще раз Устюгов!

В твоем лексиконе и раньше не было этого слова.

Чувства...

Зачем оно тебе теперь?

Глава 5.

Я с замиранием сердца подошла к двери.

Сердце готово было остановиться. Как назло вспомнила, как тогда Капитан Америка заявился, и спалил меня с Трошиным и с пина коладой.

Правда, сейчас я была и без Трошина и без пина колады. Правда с "Бейлисом".

Осторожно посмотрела в "глазок".