Code. Носители - Маррс Джон

На каждом столе лежал планшет для выбора музыки. Джоанна, жена коллеги Дэниела по команде, знакомая Шинейд, передала ей девайс с соседнего места.

– Давай выберу, – предложил Дэниел.

– А я? – переспросила она.

В его красноречивом взгляде читалось: «Сама все понимаешь».

Она вздохнула.

– Я думала поставить Эда Ширана, он мне нравился в годы учебы.

– Ширана? – Дэниел усмехнулся. – Только его здесь не хватало…

– Его вообще-то раньше многие любили, – вмешалась Джоанна.

– Вы простите мою жену, – продолжил он. – Атмосферу чувствовать не умеет. И любит слушать старье. Можно сказать, просроченное. Кому оно нужно, да?

Шинейд потупила глаза на манер отруганной собаки.

Дэниел обнял ее за плечо и притянул к себе. Восторг мужа к тяжким гитарным риффам она не разделяла, но в музыке он дока, а значит, его вкус лучше – так он сам уверял. Но от его песен всегда вспыхивали темные цвета, а ей и так по жизни хватало мрака.

Шинейд не раз пыталась описать свои ощущения при звуках музыки: как ноты рождают в голове цветные всполохи. Бывает, услышишь песню, и вдруг невольно накатят воспоминания – так и тут.

«Раньше тебя за такое в лечебницу упекли бы!» – смеялся Дэниел.

На том все и кончилось.

– Как ремонт? – спросила Джоанна. – Вы, кажется, в прошлый раз обновляли квартиру.

– Да мы так, по мелочи: стены, обои… – ответила Шинейд.

Перед глазами возникла одна-единственная комната, куда не хватало смелости войти даже с новым интерьером.

– Я вот жить не могу без перестановок, – продолжила Джоанна. – Тим всякий раз бесится, а я на седьмом небе! Как свежего воздуха глотнула.

– У нас дизайн на Дэниеле. Его вкусам непросто угодить.

– Я вам поражаюсь, – протянула сослуживица и скривилась, будто сглотнув желчь.

Шинейд удивилась такой реакции. Дэниел любого умел пленить своей заразительной живостью и упорством, всегда находил подход к людям и перетягивал на свою сторону. Это добавляло ему шарма, особенно в первые годы. Такие мужчины – редкость.

Он жестом подозвал официанта.

– Мне ром с колой. Джоанна?

– Красное вино.

– А мне джин-тоник, пожалуйста, – сказала Шинейд.

– Может, что послабее? – вставил муж.

– О, моя песня, – заметила Джоанна. Заиграла Эми Уайнхаус. – Помните ее?

Шинейд кивнула. Ее покойная мать очень любила Эми.

– Идем-ка, – продолжила Джоанна. – Тряхнем стариной.

Она подняла Шинейд за руку. Та напоследок бросила взгляд на мужа, чья кислая физиономия подпортила радость момента. Весь танец ей хотелось провалиться сквозь землю, и едва песня кончилась, Шинейд поспешила обратно к Дэниелу. Тот только обдал ее молчаливым взглядом и ушел в туалет.

В это мгновение ей на плечо легла рука Джоанны.

– Ты зачем это терпишь, а?

– Что терплю?

– Не прикидывайся дурой, какой он тебя выставляет. Я больше не в силах молчать, ты уж прости. Он всякий раз с тобой на корпоративах не как муж, а как хозяин. Унижает поминутно. Несколько лет назад ты радовалась жизни, источала уверенность, а теперь без благоверного и слово боишься сказать… Он тебя изводит, ты с ним сама не своя! На лбу написано: ты хочешь большего, но как найти, не знаешь. Дэниел тебя душит, не дает расправить крылья!

Шинейд уже хотела заступиться за мужа – будто Джоанна не знает его вовсе, не в курсе, как он помог ей пережить худший миг жизни. За это она ради него на все готова. Да, порой он перегибает палку, но в душе вообще-то совсем другой. Он хочет для жены лучшего.

Однако впервые в жизни она не решилась встать на его сторону.

– Только без мужа ты заживешь полной жизнью, – сказала Джоанна. – Иначе он будет вытирать о тебя ноги все больше и больше. Начать с чистого листа никогда не поздно.

Глава 4

Эмилия

По телу Эмилии пробежала судорога, будто в макушку вонзилось что-то острое и наэлектризованное. В глазницах пульсировало; она выгнулась дугой, повернула голову набок и попыталась издать вопль. Тщетно. Из пересохшей гортани не вырвалось ни звука.

Надо отпихнуться руками, защититься! И опять ничего: руки плетьми лежали вдоль тела. Пальцы нащупали, судя по всему, простыню. Эмилия не без труда раскрыла глаза – сухие настолько, что все вокруг в ярком свете смешалось в пестрое месиво. Она интенсивно заморгала, и только тогда в них вернулась влага.

Вскоре помещение начало обретать очертания. Так, рядом никого. Ее пальцем не тронули, даром что боль выжигает огнем все тело. Вялые руки еле слушались – далеко не сразу удалось подтянуть их к пульсирующей макушке. И вновь ничего. Ни проводов, ни электродов. Неужели разряд приснился? Но больно было, как наяву…

В голове навязчивой мыслью билось: «Встань и осмотрись». Эмилия с трудом, сантиметр за сантиметром, подталкивала себя, пытаясь сесть на койке. В ладонях забегали иголочки. Приняв почти вертикальное положение, она несколько раз сжала кулаки, разгоняя кровь и восстанавливая чувствительность. Дрожащими пальцами потянулась к бутылке на прикроватном столике – сначала понюхала и только затем стала пить, пока жажда не отступила и не прорезался хотя бы шепот.

Эмилия обвела глазами незнакомое помещение. В голове носилось: «Где я? Как здесь оказалась? Что это за место? Я хоть свое имя помню?»

– Эмилия, – тихо просипела она.

Вдруг пришло осознание: а кроме имени-то в памяти – пустота. Накатила волна паники.

Эмилия нащупала, что под койкой хватит места спрятаться в случае опасности. Так, а чем отбиваться? Она стала водить глазами по сторонам, как вдруг спохватилась: а откуда вообще страх нападения? Неизвестно, но так твердило предчувствие – пока что единственный ее верный союзник.

Помещение с виду напоминало отдельную больничную палату, хотя и без обычной больничной атрибутики. Не было стульев для навещающих, в углу стоял какой-то прибор экраном в стену. По всему телу под серой толстовкой и тренировочными штанами обнаружились полупрозрачные наклейки сродни пластырям. Она поискала на себе раны, повязки и следы лапароскопии – чисто. Ни следа хирургического вмешательства.

«Я что, в коме пролежала?»

Предположения вихрились ураганом. Наверняка было ясно одно: здесь почему-то опасно и надо тотчас спасаться. Да только куда? Где она живет? Никак не вспомнить. Как выглядит дом, кто соседи? Кто семья, друзья? Что с работой и хобби?

Впустую. В мозгу – белая пелена. И это пугало сильнее всего.

На глаз до двери было шагов двенадцать. Она подтащила ноги к краю койки и опустила их на кафельный пол. Вдруг послышался шепот, и Эмилия оглянулась, но по-прежнему не увидела ни души. Должно быть, послышалось.

Пяткой она что-то нащупала – оказалось, под койкой стояли кроссовки. Потертая подошва говорила о том, что их носили.

Зачем коматознице обувь?

Эмилия натянула кроссовки – пришлись впору. Дальше выяснилось, что, пусть и нетвердо, но все-таки она ходит. Прошла через помещение к прибору у стены в надежде хоть немного пролить свет на свое загадочное положение.

Аппарат оказался сенсорный. Она потыкала в иконки, и вскоре он ожил. В памяти нашлось видео ее пустующей кровати. Устройство явно было Эмилии не в новинку, настолько ловко она с ним управлялась, и спустя миг под видео возникла шкала. Так, что там было до пробуждения?

Вот Эмилия лежит: глаза и рот распахнуты, не шевелится – будто зомби. Она поежилась.

«Что же такое со мной делали? И зачем снимали?»

Она перемотала на двенадцать часов вперед, когда в помещение вошли двое в белой одежде и подняли ее на ноги. С их помощью она выползла за дверь с видом сомнамбулы – каменное лицо ничего не выражало, а глаза остекленели, как у трупа. Вот все трое вернулись, и один стал кормить ее с ложечки, а другой расправил смятую постель. Затем ее опять уложили и оставили в одиночестве – с тем же фарфоровым лицом.

Эмилия понажимала на экран, и картинка разделилась на четыре: двое мужчин и две женщины сидели каждый за столом в скудно обставленных комнатах, не подозревая о ведущейся съемке.