Lues III - Кирилл Берендеев

А после ночи стали безлюдны и пусты, и в их пугающей тиши порой слышна была торопливая, захлебывающаяся стрельба на улицах. Он тогда согласился с женой, что на время, конечно, надо переехать к ее родителям в станицу, пока все не утрясется, но все чего-то ждал, ждал. Кажется, даже с прежней надеждою…. Так и не собрался: то одно, то другое, сначала неотложные дела в институте, потом командировка летом, а под конец эти ссоры….

Осенью был низложен Верховный Совет. Из уст в уста, шепотком передавали, будто сопротивлявшегося низложению председателя люди в камуфляже попросту выбросили из окна. Кто-то слышал, что власть перешла в руки мафии, кто-то, напротив, утверждал, будто это позорная месть центра, за которую еще надо поквитаться. Но затем появился сам генерал. Выступил с обращением к вайнашскому народу, предупредив его, что все под контролем, волноваться нечего, скоро мы освободимся ото всех, кто стоит над нами и мешает нам жить — генерал говорил по-чеченски с заметным акцентом, как человек плохо знающий родной язык, — а пока не митингуйте, подождите и все сами увидите. Митинговать, в самом деле, после этого предупреждения не посмел никто. В столице наступила мертвящая тишина, не прерывавшаяся и днем. И в ней стали пропадать люди. Его соседи, знакомые, знакомые знакомых, персонажи случайно подслушанных в транспорте разговоров. Уходили — на работу, в магазин, просто погулять. И не возвращались.

Много месяцев спустя он, — уже у нынешнего полевого командира, получив возможность безбоязненно покинуть подвал, узнал о том, что происходило после его пленения. В девяносто втором, состоялись всенародные выборы первого президента независимой республики. Однако, сразу же после подсчета результатов голосования, к зданию избиркома подкатило несколько БТРов, со все теми же людьми в камуфляже и с белым волком на рукавах. Прямой наводкой здание было расстреляно, а результаты всенародного волеизъявления исчезли. Однако, президент, как считалось, все же был переизбран — уже не разогнанным Советом, а всенародным волеизъявлением. За оказанное доверие в тронной своей речи он поблагодарил вайнахов за доверие. И первым делом сообщил о своих счетах с государством, в состав которого некогда входила республика, и которую правители его противоправно провозгласили неотъемлемой частью. А в заключение добавил уже как бы между прочим, что, ежели Москва не пожелает выплатить замученному ею вайнашскому народу контрибуцию за все века неволи, то он объявит ей священную войну.

Участником дальнейших событий был и он сам. Пленившие его, впервые решили испытать заложника в деле, а после выполнения части работы, что была отведена ему, он даже услышал похвалы в свой адрес. Смысл их был ему тогда не очень понятен, но по выражению лиц говоривших, можно было определить их явное расположение к нему. Его дружески похлопывали по плечу, затем усадили за общий стол, где обходились с ним на равных. Наверное, так загнанный в угол зверь получает первую, непривычную ему, порцию ласки, все еще чувствуя под горлом лезвие остро отточенного ножа.

Дело, что было поручено полевым командиром, оказалось совсем простое, и он справился с ним легко. Ведь это входило в его компетенцию, в прежний круг обязанностей, хотя и чисто теоретических. В определенном смысле он должен был это сделать, к тому его обязывала квалификация, и вначале даже не понял, за что его благодарят, одобрительно цокая языками и поднимая большой палец вверх.

Обратно, в свой полевой лагерь они возвращались «с подарками», как пошутил представитель самого президента, прибывший для проведения совместной операции и подготовки общего плана с их командиром отряда. Все проблемы разрешились быстро и к обоюдному согласию, и так же быстро была проведена операция.

Представитель прибыл тогда в «мерседесе», вспоминал он, чувствуя, как одежда его начинает подсыхать и становится волглой. Он подошел к грязному окошечку кассы и получил билет на автобус, возвращаясь на лавку и размышляя попутно, прибудет ли «Пазик» к намеченному сроку или все же непогода сорвет расписание. Так как задержала тогда представителя президента — короткий летний ливень отложил его прибытие где-то на полчаса. В поездке представителя сопровождал фургон с верными людьми, вооруженными до зубов; за ними следом шли с десяток пожарных машин. Последние более всего удивили самого полевого командира, тот высказал несколько недоуменных слов в адрес представителя, но, по прошествии минуты, вначале пожав плечами, а затем раза два резко хохотнув, уже охотно соглашался с необходимостью этого эскорта.

Машина, в которой он ехал, шла предпоследней, колонну присоединившийся позднее, по пути, пустой трейлер. Когда до ворот части, к которой они направлялись, оставалось несколько сот метров, асфальтовое полотно закончилось, дорога захрустела гравием. Пожарные машины, разделившись по дороге, узкими улочками проехали в обход части и практически одномоментно подошли со всех четырех сторон к высокому забору. Машина, в которой ехал он, подошла к главным воротам. Подле них уже стояли только что подъехавшие две пожарные машины. Стволы их были направлены в глубь территории военного городка, на казармы. За каждым сидел вооруженный человек. Он успел мимолетно заприметить это, слезая с борта фургона. Представитель президента, единственный, кто был одет в официальный костюм-тройку, по виду, изрядной цены, брезгливо выбрался из неопрятно грязного «мерседеса» и потребовал командира части. Тот не замедлил появиться: дверь в воротах открылась, и командир вышел, стараясь не ускорять шага, сопровождаемый тремя бойцами с автоматами наизготовку.

Теперь ему вспомнилась и картинка того события. Дождь идти почти перестал, превращаясь постепенно в морось. Падающие с неба капли оставляли в лужах едва заметные круги, каждый раз падая точно в их центр.

Выйдя из-под навеса билетной кассы, он подошел к работавшему газетному киоску, и приобрел свежий выпуск районной ежедневки. Вернувшись к кассе, присел на лавочку рядом с только что подошедшей пожилой четой, вкруг себя поставившей несколько узлов с вещами. Старик бросил на него косой взгляд и снова отвернулся к супруге. Они принялись о чем-то тихо совещаться.

Он развернул газету, но читать совершенно не хотелось. То ли отвык, то ли просто не мог сосредоточиться на мелких строчках, напечатанных на желтой от света тусклой электрической лампочки, одиноко висящей под сводом крохотного зала ожидания, газетной бумаге. На улице было темно, но не по времени, а от низкой облачности, плотной пеленой закрывшей солнце. Точно солнечное затмение наступило, и Луна, вопреки ожиданиям, не торопится открывать светоносный диск.