На пользу и славу Отечества - Геннадий Черненко

Здесь он и построил свое большое самоходное судно. Оно было похоже на обычную волжскую расшиву, но имело колеса с лопастями. На судно погрузили более восьми тысяч пудов песку. С этим грузом самоходная расшива легко двигалась против течения.

Иван Петрович надеялся: придут купцы, увидят его самоходное судно, заинтересуются, начнут строить такие суда. Нет, никто не заинтересовался. «Зачем? — рассуждали купцы. — Бурлаков достаточно. Только позови. Труд их дешев. А самоходное судно — дело новое. Лучше уж по-старому, с бурлаками».

Горько было Кулибину. Да разве только самоходное судно осталось непризнанным? А его чудесный арочный мост? А прожектор? А новый телеграф?

Умер Иван Петрович в 1818 году, прожив долгую жизнь. Умер в бедности и забвении.

Однажды, еще в Петербурге, на каком-то празднике Кулибин встретился с Александром Васильевичем Суворовым. Великий полководец подошел к нему, взял под руку, спросил о здоровье и, повернувшись к гостям, громко сказал:

— Он изобретет нам ковер-самолет.

Ковра-самолета Кулибин не изобрел, но прославил себя другими замечательными изобретениями.

Русский "паровой дилижанец"

Ефим Алексеевич Черепанов 1774-1842

Мирон Ефимович Черепанов 1803–1849

Рождение железных дорог

Среди чертежей и рисунков, оставленных Кулибиным, был набросок паровой машины, усовершенствованной английским изобретателем Джемсом Уаттом. Эту машину можно было уже применить даже на транспорте, на железных дорогах.

Осенью 1829 года около английского города Рейнхилла стучали топоры и визжали пилы. Вдоль новенькой железнодорожной линии возводились трибуны для зрителей. Дело в том, что на небольшом участке строящегося железнодорожного пути должны были состояться соревнования паровозов.

На «паровых коней» смотрели тогда как на диковинку. Конструкторы и строители паровозов еще сами толком не знали, как их строить.

И вот состязания начались. Паровозы по очереди выходили на старт и затем что было мочи неслись вперед, к финишу.

Победителем оказался паровоз, носивший громкое название «Ракета». Маленький — бочка на четырех колесах, высоко вздыбленная труба. Он развил скорость почти пятьдесят километров в час и был признан лучшим. Создал его Джордж Стефенсон — известный на всю Англию строитель железных дорог и паровозов.

Нет, «Ракета» не была самым первым в мире паровым экипажем.

Самым первым стал паровоз другого англичанина, инженера Тревитика, построенный в 1803 году.

Каким неуклюжим выглядел этот паровоз! Колеса его приводились во вращение с помощью сложной зубчатой передачи. С другой стороны крутилось огромное маховое колесо.

Пять лет спустя Тревитик построил еще один паровоз. На окраине Лондона он проложил кольцевую рельсовую дорогу, а вокруг нее соорудил высокий забор. Паровоз (ему было дано забавное название «Поймай меня, кто может!») возил тележку с пассажирами. Желающие могли купить входной билет и занять место в тележке.

Тревитик думал таким способом привлечь внимание к своему паровозу. Но время для них еще не наступило, хотя и быстро приближалось. И тут свою важную роль сыграл Джордж Стефенсон — сын кочегара и сам в прошлом кочегар и механик. Он стал бороться за железные дороги. Можно сказать, что первой настоящей железной дорогой стала линия, протяженностью около сорока километров, соединившая два крупных английских города — Ливерпуль и Манчестер. Она была построена под руководством Стефенсона в 1830 году. Стефенсоновские паровозы перевозили по ней и грузы, и пассажиров.

Другие страны в то время не имели ни железных дорог, ни паровозов.

Отец и сын

За несколько тысяч километров от Англии, на Урале, о паровозах ничего еще не знали. Вести тогда доходили не скоро.

Обширную территорию Пермской губернии занимали владения заводчика Н. Н. Демидова. Здесь находились рудники, чугуноплавильные, железоделательные и медеплавильные заводы. На Демидова трудились около сорока тысяч «душ» крепостных. На Выйском железо- и медеплавильном заводе работал плотинным Ефим Черепанов. Как его дед и отец, Ефим Алексеевич был крепостным. В одной старинной бумаге о нем говорилось: «Черепанов — росту среднего, лицом весноват, волосы на голове и борода — рыжие, борода невелика, глаза серы».

Теперь уже никто и не помнит, что это за должность такая — плотинный. А она была важной и ответственной. От плотинного зависело: в порядке ли водяные колеса, исправно ли двигаются на заводе многопудовые молоты и воздуходувные мехи, достаточен ли напор воды, прочны ли плотины. Но Ефима Черепанова интересовали не только плотины и водяные колеса. Прекрасный мастер и большой знаток механики, он любил «вымышлять новые орудия», которые могли бы облегчить тяжелый труд крепостных.

Рядом с отцом всегда был его старший сын — Мирон. Радовало это Ефима Черепанова.

— Присматривайся к делу, — говорил он сыну. — Придет время, заменой мне станешь.

Да Мирон и без напоминаний старался перенять отцовское уменье, а руки у обоих были золотые, головы светлые, глаза зоркие.

Хозяин «сделал милость» (неслыханное дело!) — назначил Ефима Алексеевича, крепостного, главным механиком. «Сие сделал я для того, — писал Демидов Черепанову, — чтобы другие, видя тебя примером, как я награждаю, могли бы после сами стараться доходить до моих милостей».

Знал Черепанов-старший, что за границей уже вовсю применяются паровые машины. «И у нас оные употребить можно и должно», — писал Ефим Алексеевич в Петербург Демидову. Он брался сам изготовить паровой двигатель.

Да разве крепостной способен построить такой сложный механизм? Этого Демидов никак себе представить не мог. Он отвечал Черепанову, что «без математических расчислений сделать оное невозможно». А если машина и будет все-таки построена, то за первой же «малой неполадкой совершенно остановится».

Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Осенью 1825 года на медном руднике, где работали Черепановы, произошел сильный пожар. Огонь уничтожил водяные колеса. Работать над паровой машиной Черепановым было разрешено.

Два года им понадобилось, чтобы построить машину и заставить ее выкачивать воду из рудника. Затем они сделали еще две машины. И все работали хорошо, надежно. Не заметить этого было, конечно, уже нельзя. Посмотреть на произведение рук замечательных мастеров приехал сам главный начальник горных заводов хребта Уральского. Посмотрел, заахал и решил представить Черепанова-отца к награждению золотой медалью.

В Петербурге переполошились. Наградить золотой медалью крепостного? Такого еще не бывало! Будь Черепанов дворянином, купцом, заводчиком — тогда другое дело. Нет, крепостного — нельзя, неудобно. И Ефим Черепанов вместо золотой был награжден серебряной медалью на красивой аннинской ленте.

"Паровой дилижанец"

Как ездили тогда в России? На лошадях. Однако только богатые люди имели собственные кареты. А дальнее путешествие в возке, особенно в осеннюю или весеннюю распутицу было нелегким испытанием. Положение облегчилось, когда между большими городами стали ходить дилижансы — кареты, вмещавшие несколько десятков пассажиров. Народ прозвал их «нележанцами», поскольку спальные места там не предусматривались. Впрочем, простой народ в дилижансах не ездил, так как стоимость проезда была слишком высока.

От мысли, что и в России будут построены железные дороги, царских министров бросало в жар. Дороги эти, говорили они, «уравняют всех». Разве можно допустить, чтобы в одном вагоне, на одной скамье сидели фабрикант и рабочий, помещик и крестьянин? Пусть уж все остается как есть.

Когда у Черепановых возникла замечательная идея построить паровоз? Сами ли они пришли к ней или прочитали о паровозах в какой-нибудь газете или журнале? Этого никто не знает. Известно только, что в самом начале 1830 года, то есть еще до открытия железной дороги Ливерпуль — Манчестер в Англии, они уже работали над своим паровозом.

Почти до всего им приходилось доходить самим. Никаких книг, никаких статей, где бы подробно описывалось устройство паровозов, в России еще не было напечатано. Более того, паровоз никто еще не называл паровозом. Говорили: «сухопутный пароход», «паровая повозка», «тяговлачительная машина».

Случай помог и в этом деле. Мирон Черепанов проявил себя настолько опытным мастером, что заводское начальство решило послать его в Англию осмотреть тамошние заводы.

Никто не обязывал Черепанова знакомиться с паровозами. Но разве мог он, давно уже «заболевший» паровыми повозками, не посмотреть на стефенсоновские локомотивы?

Посмотреть-то он мог. Да только англичане, хозяева железных дорог, раскрывать своих секретов не собирались. Внутрь паровозов заглядывать не разрешали. А чтобы снять чертежи или зарисовать детали, об этом и речи быть не могло. Вечером в гостинице Мирон Ефимов говорил в сердцах своим землякам: