Синдром Дао - Роман Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я посидел еще немного на стуле рядом с кроватью, но, видя, что наше общение зашло в тупик, встал, кинул в пакет грязное белье и собрался уходить.
– Пенсия, – внезапно произнес отец ясным, хотя и слабым голосом.
– Что ты сказал? – воскликнул я, чуть не подскочив от изумления.
– Пенсия, – повторил он. – Ты должен посмотреть… за этот месяц уже должны начислить.
– Но как же я посмотрю? – удивился я. – Я даже не знаю, где твоя карточка.
– Карточка под матрасом, – прошептал отец. – Кодовое число: год моего рождения. Посмотри и скажи, пришли деньги или нет.
– Хорошо, – пообещал я. – В следующий раз обязательно скажу. Тебе привезти чего-нибудь?
– Да, – кивнул он и подозрительно огляделся по сторонам. – Купи три булки черного хлеба. Здешние сестры воруют весь хлеб.
– Ладно, куплю, – сказал я, стараясь не расплыться в ухмылке. – Выздоравливай. Я скоро приеду. Пока!
Окрыленный хорошим состоянием отца – слава богу, говорить будет! – я вернулся домой и первым делом забрался к нему под матрас. В воздух взлетели кучи фантиков от конфет, скомканная бумага, перья – все то, что, наверное, годами копилось под кроватью в его «берлоге». Старик строго-настрого запрещал что-либо трогать у себя в комнате: боялся, наверное, что я нарушу упорядоченный хаос «мастерской» (так он называл «берлогу»). Раз в полгода он сам кое-как делал влажную уборку – хотя больше создавал видимость уборки. А такие мелочи, как мусорные кучи в постели, кажется, вообще не замечал.
У изголовья кровати я обнаружил карточку Сбербанка. На нее перечислялась пенсия, из которой отец ежемесячно выдавал мне восемь тысяч на пропитание. Про другие расходы старика я мало что знал: из всех возможных приобретений в глаза бросались только краски, кисти и бумага для рисования. Правда, он утверждал, что откладывает деньги себе на похороны, потому что, дескать, «безработный балбес», каким был я, не сумеет потянуть столь серьезные затраты и все обставить «по-человечески». Зная нищенские пенсии большинства стариков, я не особо верил, что он скопил сколь-нибудь значительную сумму. Но раз ему было угодно играть в спонсора собственных похорон, то я не перечил: дело, как говорится, хозяйское.
Я дошел до ближайшего банкомата, вставил карточку и ввел пароль. В следующее мгновение я испытал сильнейший шок: на счету лежало триста шестьдесят восемь тысяч сто сорок рублей! Мне показалось, я по ошибке забрался в чужой кабинет. Я извлек карточку, убедился, что она принадлежит отцу, заново вставил ее и повторил авторизацию. Сумма осталась неизменной. Да уж, старый хрыч, как тот фараон, готовился к пышному погребению! На эти деньги можно было воздвигнуть огромный памятник из черного гранита, обнести могилу витой оградой, а внутри поставить чугунные скамьи и стол для поминальных обедов с десятком приглашенных. Только, спрашивается, на кой черт мертвому человеку нужна вся эта роскошь? Местечко на кладбище можно и поскромнее обустроить. А деньги использовать куда более разумно…
Вы ведь уже догадались, куда я решил вложить капитал? Ну разумеется: в китайский проект! Теперь я спокойно мог позволить себе курс молодого даоса, и сбережений еще с лихвой останется на достойные похороны. Единственное, надо было решить, что делать с отцом – нельзя ведь забывать, что он пока жив и нуждается в уходе. Я подумал, было бы здорово задержать его в больнице еще на месяцок. Или пристроить в какой-нибудь пансион, где старикам за умеренную плату обеспечивают приличный уход.
На мое счастье, платные услуги такого рода оказывала та же больница, где он проходил лечение. Только это было другое отделение, в отдельном здании. Там располагалось что-то вроде санатория: больных гораздо лучше кормили, выводили на прогулку, специальные люди развлекали их по несколько часов в день и разрешали смотреть телевизор. Ну чем не рай для душевнобольных? Я поговорил с директором «санатория» и тут же получил положительный ответ: мест здесь хватало, я мог привозить отца в любой момент. Спрашивать же старика, хочет ли он «отдохнуть» в пансионе, я не собирался. В нашем семействе произошел «политический переворот»: отныне роль деспота на себя взял я.
Глава четвертая
– Ну вот мы и пришли, – весело объявила Сун Лимин, тыча пальцем в симпатичное здание на противоположной стороне улицы. – Лучший ресторан в Харбине!
Кирпичную стену фасада украшала вывеска на русском языке – «САМОВАР». У входной двери почему-то стояла статуя безрукой Венеры, а к ней нежно прильнула дворницкая метла. На мой взгляд доморощенного эстета, эти три элемента никак не увязывались в единую композицию, однако, помня про конфуз на вокзале, я не спешил озвучивать свое мнение. И правильно сделал: парадная дверь вела вовсе не в ресторан, а в салон лазерной косметологии – полагаю, именно туда и зазывала отшлифованная до блеска Венера.
Чтобы попасть в едальное заведение, нам пришлось обойти дом и спуститься по лестнице в неприметный полуподвальчик. Едва мы распахнули дверь в ресторан, меня окутал густой и пряный аромат китайской еды, приправленный не менее острым запахом дыма. Я даже растерялся: мне показалось, что мы попали не в зал для посетителей, а в кухонное помещение. Однако по просторной комнате свободно расхаживали несколько десятков человек, совсем не похожих на поваров (они были одеты в обычные куртки и пиджаки), и я понял, что Сун Лимин все-таки не ошиблась дверью.
Несмотря на русское название ресторана, соотечественников я здесь не приметил: посетители были сугубо азиатской наружности и громко общались по-китайски. Они ходили вокруг длинного, словно банкетного, стола, уставленного сотнями блюд, и заполняли ими свои подносы.
– Это что, шведский стол? – спросил я.
– Нет, – покачала головой Сун Лимин. – Это самовар.
Видя живое недоумение у меня на лице, она засмеялась и объяснила:
– Самовар – это ресторан, где люди сами себе готовят еду из свежих продуктов. Ну, то есть, сами варят. Понятно говорю?
– Понятно, – отозвался я, с подозрением разглядывая сырые яства на столе. – А я-то думал, увижу тут русский самовар – ну, что-то вроде чайника.
– Не-а, – лукаво улыбнулась китаянка. – Здесь только один русский чайник – это ты!
Я почувствовал, что опять заливаюсь краской – уже в который раз за день. Но, черт возьми, им-то я себя и ощущал, поэтому даже не мог как следует обидеться на ироничное замечание своей проводницы. Чтобы скрыть смущение, я с деланным энтузиазмом поинтересовался:
– Скажи, Сун Лимин, откуда такое знание русского жаргона? Где ты так обучалась языку, что даже говоришь без акцента?
– Нигде, – ответила девушка. – Моя мама родом из Москвы, русский для меня второй родной язык.
Так вот почему она такая высокая и красивая! – наконец-то дошло до меня. Мог бы и раньше догадаться: знал ведь, что китаянки-полукровки – сногсшибательные красотки.
Сун Лимин вручила мне поднос и подвела к