Вызов небесам - Евгений Беляков

- Я почему, собственно? — осведомился Вадим.

- Помилуйте, ну не можем же мы, с нашей заботой об интересах человечества, поддерживать учение, в принципе отрицающее всякую плотскую любовь, и, соответственно, необходимость продолжения рода! Ведь из представлений манихеев, что человеческие души — суть ангелы, оказавшиеся в плену материи, созданной темной силой, — напрямую вытекает, что для восстановления мировой гармонии все эти души должны в конечном счете слиться с породившим их светом, следовательно, существование человеческого рода должно пресечься! Какими бы благими намерениями ни оправдывали себя манихеи, уже из-за одного этого их учение враждебно интересам человечества, стоявшая за ним высшая сила явно строила относительно нашей планеты какие-то свои планы, в которых людям места не было. Кстати, не так давно модный литератор Сорокин написал настоящую пародию на манихейское учение — роман «Лед», если не ошибаюсь. Манихейские постулаты там, конечно, изрядно опошлены, но основная суть их схвачена верно.

- Итак, как я понял из ваших слов, деятельность большинства известных нам высших сил враждебна человечеству, некоторые надежды внушал Христос, но и его учение идеально подходило только мазохистам, да к тому же было извращено последователями, — подытожил Каледин. — Мораль, проповедуемую всеми этими религиями, вы считаете противоречащей интересам людей. Допустим. Но что вы собираетесь предложить вместо нее — идеологию политкорректности? Или вы намерены вернуть общество к описанной вами естественной морали?

- К естественной, то есть по сути племенной морали современное общество возвращать крайне опасно, — промолвил Тверинцев. — В информационном обществе национальные грани стираются, люди разных народностей и культур вынуждены существовать сообща, к тому же оружие за последние века настолько усовершенствовалось, что любой сколько-нибудь масштабный конфликт грозит гибелью всему человечеству. Вменяемые идеологи все это, конечно, прекрасно понимают, потому и взяли на вооружение идеи политкорректности, то есть учета интересов аутсайдеров и угнетаемых меньшинств. Порок этой идеологии в том, что она не учитывает существование биологически обусловленных человеческих инстинктов, например, агрессивности. Их просто стараются затушевать, утопить в потоке слов. Кстати, смешно наблюдать, как яро адепты политкорректности борются с нехорошими на их взгляд словами. Им почему-то кажется, что если запретить называть какое-то явление своим именем, то и проблема с существованием этого явления рассосется сама собой. Зряшные труды! Каким словом ни обзови негативное явление, само явление от этого лучше не станет, а слово со временем приобретет такой же порочный смысл, как и то, что ему предшествовало. Стоит вспомнить, сколько раз в России переименовывали нужники. И каким бы словом их не называли, через некоторое время слово это становилось грязным и неприличным. А все потому, что таковы уж в нашей стране соответствующие объекты! Короче, как бы идеологи политкорректности ни подменяли понятия, как бы ни пытались внушить людям мысль об их всеобщей одинаковости, потребность в делении окружающих на своих и чужих никуда не девается, просто она выискивает для себя новые объекты, провоцируя в обществе массовые истерики по самым вздорным поводам. При таких кульбитах общественного сознания самым страшным врагом общества в какой-то момент может показаться даже курящий сосед. А что! Травит окружающих ядовитым дымом, способствует их заболеванию раком! Ну и куда может привести такая, прости, господи, «консолидация общества»?

- А где же тогда выход? — спросил Вадим.

- А выход вот в этом, — произнес Тверинцев и показал на простенок между двумя книжными шкафами, где висели две небольших картины. На одной из них был изображен Прометей, похищающий у богов огонь, сюжет второй показался Вадиму довольно абстрактным.

- А здесь что нарисовано? — осведомился он у хозяина квартиры.

- Так художник попытался отобразить известную по Библии борьбу Иакова с Иеговой, — ответил Тверинцев. — В какой-то степени поведение обоих этих персонажей, Прометея и Иакова, как раз и символизирует цели нашей организации. Чтобы люди перестали воспринимать других людей как чужих, чужими, с которыми надо бороться, для всех них должны стать враждебные человечеству высшие силы. Это достойная, хотя и труднодостижимая цель.

- И вы всерьез надеетесь бороться с высшими силами по примеру Иакова? — удивился Каледин.

- Надеемся, но не так в лоб, как сделал Иаков, — чуть улыбнулся Тверинцев. — Подобная атака может на мгновение ошеломить высшую силу, но только на мгновение. Она и не была бы высшей силой, не будь она бесконечно могущественнее людей. Но выход все же есть…

- Какой, если не секрет?

- Выход в том, чтобы воспитать в людской семье собственную высшую силу. Для такой силы люди будут своими, и она станет отстаивать их интересы в противоборстве с другими высшими силами. В этом плане нам особенно интересен прецедент с Христом. Бог, появившийся на свет из чрева земной женщины, оказывается куда более лоялен к людям, чем все его конкуренты и предшественики. Жаль, конечно, что оставленного им положительного импульса хватило ненадолго, но я, например, был вы не прочь повторно воспроизвести такую ситуацию. И задумки подобные имеются… Впрочем, — тут Тверинцев оценивающе взглянул на Вадима, — последнюю часть нашей беседы желательно не оглашать в печати…

Каледин понял, что сейчас ему предлагают пройти своеобразный тест на лояльность. Не напишешь — значит, тебе можно доверить сокровенные секреты церкви. Напишешь — тогда сотрудничество с тобой ограничится этим интервью. Тверинцев, между тем, изрядно заинтриговал Вадима, молодой журналист почувствовал, что последние слова философа — это не просто абстрактные рассуждения. Желание поглубже познакомиться с деятельностью неогностиков подвигнуло Каледина сделать выбор. В написанной им статье о практических целях их церкви не было сказано ни слова.

Глава 3. На летнем слете

В августе Тверинцев неожиданно позвонил Каледину домой и предложил ему побывать на традиционном мероприятии антропоцентристов — летнем слете где-то в Тверской области. Вадим немедленно согласился.

Добираться до места проведения слета пришлось очень долго, причем последний отрезок пути проходил по раздолбанной дороге, когда-то заасфальтированной, но давно уже не знавшей ремонта. По уверениям Тверинцева, доехать туда можно было и по железной дороге, но пришлось бы делать пересадку на станции Бологое и долго ждать местного поезда, так что Каледин в качестве средства передвижения предпочел собственный автомобиль, о чем потом не раз пожалел.

Слет занимал большой луг на берегу реки, арендованный у какого-то местного фермера. Сотни разномастных палаток в беспорядке располагались вокруг костров, кое-где возвышались флагштоки с вымпелами, у реки была оборудована волейбольная площадка. Все вместе взятое очень напоминало слет КСП восьмидесятых годов, для полного сходства не хватало только сцены.

Обитатели палаточного лагеря меньше всего походили на религиозных паломников, забравшихся в такую даль специально, чтобы пообщаться со своими духовными наставниками. Скорее они напоминали большую интеллигентскую компанию на пикнике. Кто-то играл в волейбол, кто-то тихонько бренчал на гитаре, кто-то рубил дрова для костра. Куча полуголой разновозрастной ребятни с визгом носилась по лагерю и плескалась в соседней речке. Лишь в одном месте Вадим заметил, как группа людей среднего возраста, собравшись в кружок, медитировала, не обращая внимания на окружающую суету. Побродив по лагерю, Каледин заметил, что проходы между группами палаток снабжены табличками с названиями лагерных «улиц». Судя по этим названиям, лагерные обитатели отдавали дань черному юмору. Здесь были Содомская улица, тракт Пророка Моисея, улица Казней египетских, набережная Всемирного потопа, проспект Аутодафе, тракт Богини Кали, улица Молоха и Астарты, улица Святой Инквизиции. Особенно понравился Вадиму Исламский тупик.

Как ни интересно было знакомиться с культурными проявлениями адептов новой религии, Каледину пора было искать Тверинцева, чтобы устроиться на ночлег. Имя ответственного представителя их церкви здешним обитателям было знакомо, и один заросший густой бородой лагерный абориген направил Вадима по проспекту Аутодафе, упиравшемуся, естественно, в Костровую площадь, неподалеку от которой и обнаружилась штабная палатка слета. Она представляла собой желтый шатер довольно внушительных размеров, обвешанный по краям электрическими фонарями, питавшимися от единственного на весь лагерь электрогенератора. Мебели в шатре не было никакой. Несколько мужчин профессорского вида сидели здесь в круг на подушках и прихлебывали чай из металлических кружек. В одном из них Вадим узнал Тверинцева.