Координаты неизвестны - Юрий Колесников

И действительно, как только первая платформа подкатила к месту, где был заложен фугас, раздался оглушительный взрыв. Платформы скатились под откос, но машинист успел затормозить, и состав остался невредимым. Тогда по нему ударили из партизанских бронебоек и пулеметов. Однако стрельба вскоре прекратилась и воцарилась загадочная тишина.

Стоявшие на переезде Томов и группа партизан некоторое время прислушивались, стараясь угадать, что там происходит. Наконец, не выдержав томительной неизвестности, бронебойщик Холупенко, его второй номер — молодой парнишка — и француз Жан-Пьер побежали к западному заслону. А немного спустя оттуда прибыл связной и доложил, что подошедший состав гружен прессованными тюками соломы и сена.

— Охрану его, человек мабуть з два десятка, наши перебилы, а може, ще кто з хвашистов повтикалы, — добавил партизан.

— Не состав, а ерунда! — разочарованно произнес кто-то и выругался.

— На этот раз не повезло! — сокрушенно подтвердил Томов.

Тут к командному пункту, обосновавшемуся на переезде, прибежал связной от Холупенко. Это был его второй номер. Обращаясь к старшему лейтенанту Томову, он сказал, что Холупенко просит разрешения поджечь солому и сено, которыми нагружены платформы.

Обозленный тем, что состав оказался со столь малоценным грузом и что противнику не нанесен сколько-нибудь существенный урон, Томов резко возразил и, отвернувшись от связного, стал отчитывать кого-то за то, что разведка не достигла намеченного пункта.

Связной был явно недоволен. Он остался на переезде и искал случая еще раз обратиться к Томову. Но, услыхав голос командира полка, который подъехал к переезду, подошел к столпившимся вокруг командира партизанам, протиснулся вперед, однако не решился обратиться к нему в присутствии Томова. Командир полка выслушивал доклады, отдавал распоряжения, и постепенно окружившие его партизаны разошлись. Вот тогда-то связной передал просьбу Холупенко разрешить поджечь солому и сено.

— Ни в коем случае! — прервал его командир полка и объяснил, что пламя непременно заметят немцы, приостановят движение и тогда уже наверняка не удастся перехватить состав с более ценным грузом.

Посланец Холупенко хотел высказать соображения бронебойщика, но командира полка отвлекли вновь подошедшие партизаны.

Движение партизанской колонны через переезд было в самом разгаре, когда на командный пункт прибежал Жан-Пьер. Он недоумевал, почему второй номер Холупенко так долго не возвращается с ответом. Волнуясь, коверкая русские слова, невольно переходя на французский язык, он пытался объяснить, почему нельзя оставлять на платформах солому и сено, но терпеливо слушавший его командир полка не успел ответить, как кто-то из партизан не без ехидства заметил:

— Видать, Грише Холупенко захотелось позабавиться, малость огоньком попыхать! — и уже наставительно добавил: — Нет, парень, война — не забава! Тут все с умом надо делать.

— А я с умом и хочу! — вдруг раздался из темноты басистый голос Холупенко. Он тоже прибежал на переезд. Обращаясь к командиру полка, он добавил:

— Да шо вы, товарыш командир, вы ж не подумалы, що эшелон иде з Германии?

— Уй, уй! — поддержал француз. — Вест, Вест, нах Остен! Уй, уй! Комарад Холлюпенько аве резон! Иль э прав![7]

— Що герману соломы да сина не хватае у нас на Украини? — вновь загорячился Холупенко. — Не-е! Тут щось таке не то… Эшелон иде на хвронт и, бачьте, з соломою!..

Холупенко рассказал, что хотел скинуть тюки с одной платформы, посмотреть, не скрыто ли за ними чего, но сделать это не удалось; тюки крепко-накрепко связаны стальной проволокой.

Кто-то попытался пошутить, надеясь доставить этим удовольствие командиру полка, но тот вдруг сказал:

— А ведь верно! Ну-ка, быстро поджечь солому на одной платформе!

Холупенко со вторым номером и француз сломя го-лову умчались к составу. Но вскоре второй номер вернулся.

— Не горит — выпалил он, едва переводя дыхание.

— Как это не горит! — удивился Томов. — Солома да чтобы не горела?

— Вот так, товарищ старший лейтенант, не горит и всэ! От хоть што делай, а нияк не запалимо! Холупенко казал, шо треба бензину прислаты…

Группа разведчиков с канистрами, наполненными горючей смесью, побежала к составу. Один из них вскоре вернулся и взволнованно доложил:

— И горючее не помогает! Должно быть, солома чем-то пропитана. Не горит — и точка…

— Да ну! — скептически заметил один из партизанских ездовых. — Что ж, немцы-то кормят своих коней не соломой, а чугуном?

Но Томов понял, что дело не шуточное, что враг неспроста применил такую искусную маскировку. Немедленно к составу были посланы минеры с взрывчаткой, и вскоре раздался взрыв. Опять потянулись минуты томительного ожидания, наконец послышался топот бегущих людей. Еще не добежав, два минера, перебивая друг друга, закричали:

— Под соломой танки!

— Большие, с длиннющими стволами…

— Свеженькие! Таких не видывал!

— Взрывчатки надо еще, да побольше!

Теперь к составу бросились все, кто тут был. Под руками не было саперных ножниц. С большим трудом партизаны перерезали стальную проволоку, густой сеткой стягивавшую тюки сена и соломы, которыми со всех сторон были обложены танки. Тюки сбросили на землю… И двадцать две новенькие машины неизвестной марки предстали перед партизанами во всей своей зловещей красе.

— Вот так штука, братцы!

— Ну и Холупенко!

— Кто это говорил, что воевать надо с умом? То-то и оно, что с умом!

Принялись за дело минеры. Один за другим следовали взрывы. Вскоре вся фашистская техника была превращена в лом и валялась вместе с изуродованными платформами в грязи вдоль полотна железной дороги.

Это были первые танки «Пантера», которые немецкое командование отправило на Восточный фронт.

В прекрасном настроении возвращались Томов и другие партизаны на переезд, когда вдруг обнаружилось, что к хвосту первого состава подходит вражеский бронепоезд. Очевидно, грохот взрывов докатился до гитлеровцев, и они не замедлили выслать подмогу.

Немедленно в ту сторону бросились партизаны. За ними побежали Томов, Холупенко и Жан-Пьер. А колонна дивизии все еще не миновала переезд. Поток подвод казался бесконечным. Еще издалека бронепоезд открыл огонь из минометов. На переезде образовалась пробка, а подходили все новые и новые подразделения партизан.

Бронепоезд приближался медленно. Впереди паровоза катилось несколько платформ, груженных балластом.

Партизаны, находившиеся в заслоне, не спешили открывать огонь. Бронепоезд, методично постреливая, приближался к хвосту состава ортскомендатуры.

В этот момент заговорили пушки и противотанковые ружья партизан.

Бронепоезд затормозил.

Нужно было спешить, начинало светать. А если до полного рассвета немецкий бронепоезд не будет уничтожен, батальону не сняться с позиций, да и артиллерию не увезти.

В еще худшем положении оказалась часть колонны, которая осталась по эту сторону магистрали. Там из вагонов состава ортскомендатуры вдруг послышались крики женщин и детский плач.

Несмотря на огонь бронепоезда, несколько разведчиков отважились подобраться к вагонам. После невероятных усилий им удалось сбить замки на дверях. В вагонах стояли напуганные и невероятно исхудалые женщины и дети. Сквозь шум боя отчетливо слышались слова:

— Спасите, милые! — кричали они. — Товарищи, родные!

Оказывается, только когда рассвело, эти люди поняли, что состав остановлен партизанами. Вот тогда-то они подняли крик.

Разведчики, не теряя ни минуты, стали помогать женщинам выбираться из вагонов, брали ребят на руки и ползли с ними в зону мертвого пространства. С бронепоезда это заметили и перенесли огонь одного пулемета на эшелон. Фашистские бандиты стреляли точно: несколько женщин и партизан с малышами на руках упали. Подойти к ним оказалось невозможно. Стоило кому-нибудь сунуться к насыпи, как тут же земля вдоль полотна покрывалась вспышками от разрывных пуль. А у приоткрытых дверей вагона, сбившись в кучу, еще толпилось несколько испуганных ребятишек. Они что-то кричали. Особенно надсадно кричала белокурая девочка лет пяти. По произношению нетрудно было понять, что она из Белоруссии.

— Ратуйте, дядзеньки!.. Родненькие, возьмите и меня!..

Душа разрывалась у партизан от жалобного голоска девочки.

Вдруг за спиной партизан раздался дружный артиллерийский залп, затем еще и еще. Это открыла огонь дивизионная батарея, высланная на помощь заслону. У всех отлегло от сердца. Но пушки били с закрытых позиций, и попаданий было мало: то перелет, то недолет. А бронепоезд, не переставая, извергал буквально шквал огня.

Положение партизанского заслона становилось тяжелым.