Alma Matrix или Служение игумена Траяна - Александр Кукушкин

– Скорее всего, просто кинули пару пачек дрожжей в унитазы аккурат после отбоя, – выдвинул рабочую гипотезу дежурный помощник, – и пошли спать. А оно полезло наружу.

– Оно уже перестало… лезть?

– Отсюда не видно. Но, скорее всего, да, перестало, – предположил старший помощник.

– Русский бунт, бессмысленный и беспощадный, – задумчиво произнес проректор. – Но больше, все-таки, бессмысленный… Сам бы не увидел, не поверил бы. Будущие пастыри! Ведь это устроили с четвертого курса в отместку за наши внеплановые послушания. Правда, никак этого не докажешь. Что ж, мы не можем оставлять все как есть до утра, стыдно перед уборщицами. У нас ведь есть ключи от их кладовой, где лежат все моющие средства? Значит, сейчас поднимем несколько студентов все вычистить. Кроме того, нужно определить наказание… Слушайте, отцы, давайте уйдем отсюда, мы же провоняем насквозь!

Выбравшись в коридор, отец Траян быстро прикинул план дальнейших действий:

– Итак, в Семинарском корпусе живут третий, четвертый и пятый курс. Все они одинаково виноваты в том, что случилось, потому в качестве наказания все они будут мыть туалет дважды в день, перед подъемом и после отбоя. Каждой комнате по одному дню, начнут третьекурсники, продолжит четвертый и пятый курсы. Предупредить первую комнату о том, что она завтра утром моет туалет с пола до потолка, необходимо прямо сейчас. И еще прямо сейчас нам нужны несколько человек, которые вычистят все, что там повылезало. Пятый курс трогать не будем, все-таки пятый курс, нас не поймут. Третий курс первым начинает мыть каждый день, потому заставлять его сейчас отмывать считаю неправильным. Остается четвертый курс, но он уже три дня работает не разгибая спины.

«Гений!» – подумал отец Наум, а вслух сказал:

– У нас есть три человека, братья Светловы, как раз с четвертого курса, которые только сегодня вечером вернулись из Москвы, может быть, троих хватит?

– Иподиаконы, – с сомнением произнес старший помощник.

– Ничего страшного, – возразил проректор. – Других вариантов все равно нет, а за иподьяконами небольшой грешок имеется. Троих хватит вполне, зато они друг другу мешать не будут. Идите, поднимайте их, и за работу. Я завтра с утра доложу ректору, посмотрим, что он скажет… Доброй ночи.

Отец Траян с отцом Наумом шли в Академию. Отец Наум шумно восхищался умению проректора чувствовать всю семинарию разом, как единый организм, и, умело надавив на одно место, получать реакцию там, где нужно. Траян почти не слушал его, он представлял себе мужской туалет Семинарского корпуса. Он видел, как холеные иподьяконы соскребают дерьмо с пола, как они поскальзываются, падают, ругаются, встают и снова соскребают. Ему очень хотелось вернуться и поглядеть на них вживую. Но возвращаться было нельзя, семинаристы – гордый народ, нельзя смотреть на то, как они работают, нельзя унижать их.

У отца Траяна зазвонил мобильный, это был старший помощник. Он растерянно докладывал, что академические сантехники только что окончили разбираться с ЧП, и искренне признались, что это была их ошибка, а не каверзы семинаристов. Сантехники извинялись за какую-то недоработку с новыми дорогими насосами, которые что-то сделали не так как надо, из-за чего произошло то, что произошло. Сантехники сильно переживали. Они обязались исправить все в течение двух часов и предлагали своими силами убраться в туалете, настолько им было неудобно за происшедшее. Старший помощник спрашивал, как быть, ведь получается, что из-за них сейчас семинаристы мучаются в туалетах и… Проректор ни секунды не размышляя ответил, что никто нисколько не мучается, пусть сантехники занимаются починкой и не переживают за уборку. С кем ни бывает, не беда. Ничего ведь страшного не произошло. Старший помощник сказал, что пошел выполнять поручение, и проректор выключил телефон.

Немного помолчав, он весело предложил отцу Науму короткую партию в шахматы, потом запрокинул голову и с благодарностью посмотрел в звездное небо. День удался.

НОЧНАЯ ОХОТА ИГУМЕНА ТРАЯНА

Она порывисто обвила руками его шею и, приподнявшись на цыпочках, прильнула к его губам.

– Завтра потребует к себе в кабинет, – подумал Паша, заметив краем глаза выруливающего из-за угла проректора по воспитательной работе.

– Завтра после обеда вызову, – пообещал себе отец Траян, отводя взгляд от вызывающе легкого вечернего халата воспитанницы регентской школы.

Игумена не интересовали воспитанницы, и вахтер, заступивший на дежурство, его тоже пока не интересовал – отец Траян вышел на большую ночную охоту за семинаристами, незаконно собирающимися после отбоя для обсуждения модной ереси. Но про вахтера он не забудет.

Паша легко подхватил девушку и, посадив ее на стол,достал мобильник, набрал номер Ромы и сбросил. Парни должны успеть разбежаться по своим комнатам, стукачей среди них нет, и Траян останется ни с чем. Возвращаться будет злой, так что, пожалуй, лучше бы он не заставал Пашу снова с девушкой на руках. Паша откинулся на кресло. Девушка удивленно смотрела на него.

– Тебя как звать? – спросил Паша.

Рома сидел на парте, опершись о стену спиной, лениво цедил через трубочку подаренную ему Александром Настоящим кока-колу из пятилитровой пластиковой бутыли и внимательно слушал. Рома был собой горд, уже третий раз он смог организовать ночную встречу с четверокурсниками Гайдой и Настоящим, а сегодня был вообще аншлаг, девятнадцать человек. Гайда был в ударе, исчертил всю доску своими схемами и тезисами, аудитория реагировала живо и весело, Настоящий поделился разведенным концентратом колы, её было еще четыре литра, за окном в беспорядочных порывах ветра крутились колкие снежинки, а в аудитории было жарко натоплено. Хорошая штука жизнь.

Зачем Гайда с Настоящим придумывали новые ереси, никто однозначно ответить не мог. Но каждый понимал, зачем лично ему необходимо с очередной ересью ознакомиться – это был лучший способ понять и выучить православную догматику. Обычно ночные лекции состояли из выступления Гайды, который предлагал «ересь номер один», и ответа Настоящего, который, вставая на защиту веры отцов и опровергая заблуждения товарища, создавал «ересь номер два», всячески уверяя, что именно его концепция и есть истинное учение Церкви. Потом начинались дебаты.

Сегодняшние построения Михаила Гайды интересовали Рому в той части, которая касалась нашей посмертной участи. Пока Настоящий поправлял очки на переносице и хитро посмеивался, Гайда оптимистично уверял, что в Царствии Небесном людям представится возможность творить свои миры, в полной аналогии с тем, как когда-то наш мир был сотворен Богом. Рома уже видел, как щелкает пальцами и возникает чудесная вселенная по мотивам книг Толкиена, с эльфами, гоблинами и хоббитами. Надо поинтересоваться у Гайды, будут ли сотворенные нами существа общаться с Богом напрямую, или только через нас. Жаль, если только через нас, ведь… Рома схватил загудевший и быстро смолкнувший мобильник. Кто – Пашка?!

– Отцы! Проверка! Сматываемся отсюда все! Быстро, быстро! Давай!

Семинаристы кинулись вон из аудитории, опрокидывая стулья и ни о чем больше не спрашивая. Рефлексы, необходимые для жизни в семинарии, уже ко второму курсу вырабатываются сами собой. Один из них – способность в пять секунд долететь из любой аудитории до своей койки и мгновенно заснуть. Семинаристы часто шутили, что представители администрации не умеют с такой скоростью думать, с какой студенты умеют передвигаться.

Рома быстро и беззвучно открыл дверь своей спальни, так же быстро закрыл ее за собой и остановился на пороге. В коридоре он никого не заметил, так что торопиться было некуда. Пусть глаза привыкнут к темноте, а то налетишь на стул, еще, не дай Бог, ребят разбудишь. У Ромы была отличная комната на третьем этаже Семинарского корпуса, в ней жило семь человек, причем двое из них были пятикурсниками и потому почти всегда отсутствовали. А когда ты живешь с четырьмя соседями, а не с девятнадцатью, ты начинаешь видеть в них людей и уважать их покой. И они ведут себя так же. Так что лучше без надобности не шуметь.

Рома представил, как кто-нибудь из инспекции входит сейчас в класс, откуда они только что сбежали, и видит огромную бутыль с колой на первой парте…

– Бра-а-а-т, – выдохнул Рома, – мы с доски не стерли!

Поваленные стулья и открытая бутыль ни о чем не говорят, разве что о том, что семинаристы украли из столовой концентрат и теперь сами разбавляют себе колу. А поваленные стулья, открытая бутыль и конспект гайдовской ереси на доске говорят о том, что в аудитории собирались после отбоя и спешно оттуда ретировались при первой опасности. Всех начнут трясти по-серьезному и выйдут на них. Плохо, плохо, плохо. Так… Рома лихорадочно соображал. О проверке предупредил Пашка, который сидит на входе в корпус на первом этаже, значит, кто-то пришел к нам в гости с обходом. Аудиторий в корпусе много, пока их всех осматривают, можно успеть добежать и стереть. Надо попытаться.