Князь Кий - Владимир Малик

Кий долго стоял у березы около ручья, который журчал внизу, между каменистыми скалами, вслушивался в шорохи ночи, смущенный, объятый тревожными думами.

Медленно погружался в сон небольшой лагерь беглецов, хрустели сочной травой стреноженные кони, упал в забвение князь Добромир, похрапывал привязанный к иве гунн Крэк.

А Кий стоял и смотрел, как вдали, за ручьем, темным привидением вздымается гора, прозваная Высокой могилой, как месяц поливает ее призрачно-серебристым холодным лучом. И ему вдруг показалось, что на ее вершине заколебались какие-то неясные тени, зазвучали далекие глухие голоса, замелькали, как белые лебеди, чьи-то неестественно длинные, протянутые вдаль руки.

Неужели это король Бож?

Слово про короля Божа

Славяне издавна жили по Днестру и по Бугу, по Роси и по Днепру, по Десне и по Припяти вплоть до Карпат и Вислы. И еще дальше вокруг. И никто не ведает, когда они сели на этой земле и откуда пришли. Потому что мир большой, и всегда кто-то откуда-то приходил.

И сеяли они, как и сейчас, пшеницу, рожь, просо, а еще — коноплю и лен. Сажали чеснок, лук, и репу, и капусту. В степи и на лесных опушках пасли табуны коней, отары овец, гурты скота, а в реках ловили мережами-сетями щуку, и судака, и стерлядь, и окуня, и линя, а неповоротливого усатого сома били ночью при свете факелов, острогами… В лесах, в дуплах древних вековых деревьев, водилось много пчел, — и кто не боялся опухнуть от их укусов, тот всегда имел мед.

Чтобы защититься зимой от стужи, летом — от ненастья, а ночью — от хищного зверя строили себе из дерева и глины достаточно большие дома, или хижины, и покрывали их соломой или камышом, а для животных ставили укрытия (хлев, овчарню, стойла).

Длинными зимними вечерами женщины при свете лучины пряли из конопли и льна пряжу, сучили шерсть и ткали полотно и сукно. Мужчины из кожи шили сапоги и лапти, из лыка плели легкие лапти, а из овчины, волчьих и медвежьих шкур шили кожухи. А еще делали оружие: луки, стрелы, копья, щиты, топоры. Умельцы вязали сети и мережи[12].

И было у них много родов и племен — поляне и деревляне, сиверы и вятичи-венеты, тиверцы и дулибы, волыняне и дреговичи, радимичи, и кривичи, и словены. Всех и не сосчитать. И наибольшим сильнейшим на то время было племя венетов. А в каждом роду — старейшина, которого, собравшись на вече, избирали среди самых сильных и самых мудрых мужей. А они из своей среды избирали князя.

И жили самоуправлением, поклоняясь богам и приносили им, как и в настоящее время, жертву — и Свитовиту-Дажбогу, и Перуну, и Сварогу, и Велесу, и Мокоше, и Роду, и лесовикам, и водяным, и домовым, и русалкам, и берегиням. А еще — рекам и озерам, горам и лесам, полям и пущам.

И был у них общий исконный покон[13] и единный язык.

Но как-то давно через славянскую землю, пролагая себе путь мечами, от холодного северного моря, которое зовется у местных жителей Балтом, или Болотом над Припятью и Днепром к теплому Ромейскому морю прорвалось воинственное племя готов и осело у берега того теплого моря. И начало оно учинять зло племенам и родам славянским, налетая неожиданно на веси и убивая мужей, а табуны и состояние их забирать себе.

И радовались от того, пели песни, красивые готские жены и девы, а славянские страдали в печалях и жалобах, оплакивая погибших.

И тогда собрались князья и великие мужья из всех племен языка славянского на вече и избрали князя венетов Божа, который соседствовал с пришлыми готами, королем. А неосведомленные ромеи и готы всех их вместе прозвали от того венетами, или, по-их, антами, и так они зовутся до сих пор.

И стал Бож править венетами.

Говорят, был он муж мудрый и опытный. Руки имел сильные и ловкие, а глаза, невзирая на старость, как у орла. Из лука бил на лету птицу, а копьем пронизывал тарпана или сайгака насквозь. Одевался просто, как и все — в белую полотняную рубашку и такие же полотняные штаны, заправленные в мягкие сапоги из кожи жеребенка. На голове имел седые волосы, которые буйной гривой спадали ему на плечи, а густая, тоже седая борода закрывала половину груди. Большой нос и высокий прочерченный морщинами лоб предоставлял ему сходство с царем степной птицы — орлом.

Таким был король Бож.

Начав править венетами, он прежде всего послал готскому королю Германариху дань — не стога хлеба, не табун коней или отару овец, не бочку меда или мех дорогого зверя из наших лесов. Послал он ему — меч!

Получил Германарих эту дань и очень разгневался потому, что понял — не хотят венеты быть под властью готской. И, собрав силу, ударил на них.

Бились день, бились второй. А на третий день заплакали, заголосили красивые готские жены и девы от страха большого. А воины ринулись убегать вплоть до моря.

И стали венеты свободными.

А готам пришлось жить трудно — в тесноте и голоде. И разделились они пополам. Одно племя, с Германарихом, осталось на старых местах — около Днепра и Днестра над морем. И начали эти готы прозываться остготами потому что сидели на восходе солнца. А вторые отошли на запад солнца, до Дуная, а там за горы Карпаты, — и от того прозвались вестготами.

Гордый был король Германарих — поражение жгло ему сердце огнем. И начал он собирать силы готские, чтобы так победить венетов, чтобы опять как и раньше, платили они дань и хлебом, и медом, и скотом, и мехом, и полотном.

Но имел он сто и десять лет, и не позволили ему боги осуществить задуманное.

Из-за моря, из краев далеких и неизвестных, внезапно, будто вихрь, налетело племя дикое и жестокое — гунны. И никто не знал, откуда оно взялось. Одни говорили — из краев северных, суровых, где никогда не показывается солнце, где господствуют ветры, мрак, холод, снег и туман. Вторые говорили — примчались они на своих лохматых выносливых конях из-за гор высоких, пустынь широких, морей глубоких и страшным наказанием свалились на здешние племена за грехи их, и согнали их с насиженных мест и рассеяли по миру.[14]

Низкорослые, темные лица, с маленькими глазенками, к тому же кривоногие, потому что сызмальства привыкли ездить верхом, гунны однако были широкими в плечах, крепкими и смелыми. У мужчин — ни усов, ни бороды, а если и росли у кого, то жидкие и мизерные. Зато чуба они никогда не подстригали, а заплетали, как женщины, в длинные косички. Летом одевались в рубашки из мышиных и сусличьих шкур, а зимой — в овечьи кожухи[15] шерстью внутрь и шерстью наружу. Такие кожухи не только хорошо грели, спасая от мороза и ветра, но и защищали от стрел, копий и мечей. Главное же — наводили ужас на противника, потому что казалось, что это не люди, а какие-то дикие звери взгромоздились на коней и мчатся вслепую, выпуская тучу стрел с белым лебединым оперением и костяными наконечниками.

И задрожали готы за Днепром. В первом же бою разбили их гунны, выгнали из ихних становищ, пригнули, как пригибает ветер ковыль. А Германариху попали копьем в правый бок, и остался бы он там, и погиб бы в том бою, если бы молодые готы не подхватили его на руки и не вырвали из кровавого водоворота.

Собрались разгромленные готские вожди на вече. Задумался старый Германарих. Что делать? Где искать спасения? Кто остановит гуннов? Идти за помощью к венетам? Просить Божа, чтобы созвал клич по несметным племенам и родам своих и стал совместно с готами против общего врага?

Крепко задумался Германарих. Мучает и жжет его рана от гуннского копья.

— Что будем делать, вельможи? — спросил готских вождей. — Есть у нас три возможности: первая — биться до конца и славно погибнуть, потому что победить гуннов мы не сможем; вторая — пойти к гуннам в подданство и стать их рабами; есть, наконец, третья возможность — объединиться с венетами и иметь надежду на победу!

Зашумело вече.

— Нет, нет, только не с венетами! Только не с Божем! — запротестовали вельможи, задетые за живое потерей венетской дани.

Поднялся молодой королевич Винитар, внук Германариха по брату.

— Если мы не можем победить гуннов, то сдаемся им и с их помощью разгромим ненавистных венетов! — воскликнул разгоряченно. — А потом, покорив себе их воинов, разгромим и гуннов! Потому что горько и нестерпимо будет свободному готу жить под властью чужестранцев!

— Правильно! Правильно! — заговорили вельможи. — Пусть Винитар едет к гуннам!

Еще ниже опустил голову старый Германарих и долго сидел молча. А потом сказал:

— Мне так много лет, что, кажется, прожил не одну жизнь, а две и прожил в славе и величии. Поэтому не хочу остаток дней своих провести в рабстве! Делайте, как знаете. А я умру свободным человеком!

С этими словами он вынул меч и пронзил себе сердце.

Долго стояли пораженные вельможи над мертвым владыкой. Потом, похоронив его, избрали королем Винитара, а он, чтобы утвердиться более крепко, тут же взял себе в жены правнучку Германариха Вадамерку, наипрекраснейшую среди прекрасных золотокосых готских дев.