Река Джима - Майкл Флинн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лицераспознаватель древней модели, — поведал он. — Сканирует две дюжины параметров: черты лица, не подверженные изменению хирургическим путем, вроде расстояния между глазницами, — Фудир приложил к глазам указательный палец и мизинец, — сверяет тебя со своей картотекой ейгено-лиц.
Человек со шрамами уставился прямо в сканер, растянув губы указательными пальцами.
— Обязательно так делать? — неуверенно спросила арфистка.
— Нет, просто я тогда буду выглядеть красивее. Если моего лица нет в их записях, то им не следовало и устанавливать эту штуку. — Он хмуро посмотрел в камеру. — В древнем Тер-ранском Содружестве тут была бы ТВН.
— Ах, утраченная слава Терры! А что такое ТВН?
— Ох, девочка. На древнемурканском это означало «Техника выявления недруга». Она применяла «бесконтактные, автоматизированные, сенсорные технологии реального времени для выявления культурно отличных, многомодальных показателей неприятельских намерений».
Арфистка нахмурилась.
— Ты хочешь сказать, у терран была машинка, способная сказать им, что кто-то ведет себя подозрительно?
— О да, мемсаиб. Будмаш-человек не пройти, если ИИ сказать, что «он большой дхик». Такая машинка, очень чудно.
— Хотя еще чуднее было бы, если бы она им не требовалась. Что же тогда была за эпоха, если пришлось автоматизировать распознавание недругов?
Но щелчок замка избавил арфистку от новой истории о чудесах Терранского Содружества. Фудир толкнул дверь, и по короткому коридору путники прошли в широкий холл с мраморным полом и единственным столом в дальнем конце. За столом сидел темноволосый мужчина небольшого роста с мешковатыми щеками и приплюснутым носом, из породы людей, известной как шарпи. Казалось, однажды его череп заменили другим, меньшим по размерам, так что кожа, которая когда-то туго обтягивала голову, теперь обвисла складками. Мужчина посмотрел на новоприбывших и нацепил очки на нос, едва способный их удержать.
— Очки ему не нужны, — сказал Фудир. — Но Гончие ничего не делают просто так.
— Помолчи, — сказал Донован.
— У них’ня может быть чудо-машинок Содружества, — ехидно подметила арфистка, — и они ня могут знать наверняка, что выявили всех убийц. Тем не менее посадили в фойе только одного старика.
— Оглянись, — не оборачиваясь, произнес Донован.
Арфистка быстро взглянула за плечо, но ничем не выдала тревоги при виде пулеметного гнезда над дверью и сидевшей там пары Щенов.
— Откуда ты…
— Машикули[4]. Я бы так и поступил. В комнате есть и другие глаза. Ничуть не сомневаюсь. Не стал бы я сбрасывать со счетов и старого клерка. Думаю, его внешний вид обманчив. Вспомни лабиринт в парке. Это мир хитростей и уловок.
Комната была овальной формы, и коридор, ведущий в нее, упирался в стол. В нишах вдоль стен стояли небольшие ониксовые статуи, подсвеченные сзади желтыми лампами. Донован предположил, что это великие Гончие минувших дней, и от него не укрылось, что пара ниш пустовала. Как мило! Они будто намекали, что великие времена еще грядут.
Приблизившись к столу клерка, Донован понял, что тот располагается немного в стороне от прямой коридора и что ниши отличаются по размерам. Для злоумышленника, стоящего на этой прямой, перспектива чуть исказится, как и прицел, если он по глупости пронесет с собой оружие. Комната определенно предназначалась для того, чтобы убить недруга, если он осмелится зайти.
Очки клерка иногда мерцали, и человек со шрамами узнал в них инфоочки. Перед глазами мужчины сейчас пробегала вся жизнь Донована. Вне всякого сомнения, разные файлы на разных стеклах. Если секретарь не был параперцептиком, способным читать каждым глазом по отдельности, то Свора допустила промашку, вот только Свора никогда не допускала промашек.
Секретарь бросил на арфистку недоуменный взгляд, и Ищейка вмешался в ход мыслей Донована, предположив, что ее лицо могло не сойтись с тем, что хранилось у них в файлах. «Единственное, что может обмануть ейгенолица, — это рост костей, — с раздражающей радостью пояснил он. — Следовательно, если в картотеке есть только ее детский портрет…»
«Завали», — предложил Силач.
«Тихо, все вы!»
«Ты тоже завали».
— Могу ли я вам помочь? — поинтересовался Гончий-секретарь.
Судя по интонации, он едва ли мог им помочь, но крошечная вероятность все же оставалась.
На нем была черная приталенная рубашка с короткими рукавами, мышцы груди и рук, в отличие от лица, отнюдь не обвисли. На его шее красовался белый ошейник Гончего. Его одежда не слишком походила на форму, но среди расшитых, клетчатых и пестрых толп, копошившихся на Верховной Таре, Гончим Ардри не требовалось ничего доказывать. Судя по табличке на столе, мужчина носил служебное имя Цербер.
Проснулся Педант: «Цербер. Трехглавый сторожевой пес Тартара».
«Ага! Видимо, у него тройственное паравосприятие», — воскликнул Ищейка.
— Тогда он вполовину не такой человек, как мы, — пробормотал Фудир.
Донован молчал, пытаясь собраться с мыслями.
— Нам нужно увидеть Самого, — сказала арфистка. — Малого.
Это был титул Мастера Гончих, правой руки Ардри.
Брови Цербера поползли вверх — впечатляющее движение, учитывая то, как низко они располагались на его лице.
— Правда? — спросил он. — Иногда захаживают посетители, встретиться дабы с какими-нибудь нижними чинами, но никак не с Большим Псом, и день этот не сегодня. Можете заполнить бланк заявления, он в публичной сети, и мы рассмотрим его. У Самого будет свободное окно в Мишельмас Эйд.
Ни Фудир, ни арфистка не знали местных праздников, но Фудир понял, что едва ли тот наступит в ближайшее время.
— Нам нужно увидеть его сегодня, — заявила арфистка.
— О, и не все ли мы этого хотим? И что у вас за дело такое, если мне позволено спросить?
Во время разговора он субвокализировал. Параперцепция нередко включала в себя способность говорить двумя уголками рта. Донован, который наконец заставил умолкнуть какофонию у себя в голове, был уверен, что Цербер предупредил остальную Свору. Он взглянул на дальнюю дверь и на сторожевых псов в машикули над ней.
— Мы ищем бан Бриджит, — сказала арфистка, — и рассчитывали, что Малый может сказать нам, куда она отправилась.
— Дела Гончих не для праздного любопытства.
Щеки арфистки зарделись.
— Эт’ня просто праздное любопытство, — пылко заявила она.
Фудир прервал девушку прежде, чем она успела ввязаться в перебранку.
— Грейстрок здесь? — поинтересовался он. — Он поручится за меня.
На линзах-экранах Цербера вспыхнули страницы файлов.
— А ты уверен, Донован, что он даст тебе положительную характеристику?
Карты открыты. Впрочем, Донован не сомневался, что Цербер обыграл его.
— Щен в штабе или нет?
— Грейстрок уже Гончий, — продолжил Цербер. — У него есть свой Щен, но он не здесь.
Фудир хмыкнул.
— И как бы ты узнал, что он есть?
Что-то напоминающее улыбку создало новую складку на лице шарпи. Умение Грейстрока приходить и уходить незамеченным было почти легендарным.
— А почему ты считаешь, будто мы станем тебе говорить? Ведь ты — агент Конфедерации.
— Я в отставке, — проворчал Донован. — Имена и я поссорились, и это освободило меня.
Гончий пожал плечами. Он субвокализировал, его очки мигнули, обновляя данные.
— Бланки заявления в публичной сети, — произнес он. — Эф-Оу-Ай-три-девять-пять-восемь-четыре-Икс-Си.
Фудир повернулся к арфистке.
— Пока я с тобой, они ничего тебе не расскажут. Мне нужно вернуться на Иегову. Или по крайней мере, уйти отсюда.
Арфистка ринулась в атаку.
— Что насчет Виллги? Он явился ко мне на Полустанок Дангчао, поэтому я в курсе, что ваши люди искали мою мать. Мне нужно знать все, что известно вам, чтобы я сама могла начать поиск.
Цербер кивнул: его подозрения подтвердились. Он обновил файлы. Так теперь выглядит дочь бан Бриджит.
— А зовут тебя?..
Арфистка расправила плечи.
— Мéарана с Дангчао.
Цербер хмыкнул.
— Ты арфистка.
На галактическом слово «меар» при изменении интонации могло означать «быстрый» или «палец». Здесь же получилась игра слов — и имя охватывало сразу два понятия.
— Оллам, — поправила его арфистка.
Сторожевой пес постарался не выглядеть впечатленным. Всем своим понурым видом он показывал, что мастеров-ар-фистов хоть пруд пруди, не важно, насколько они молоды.
— «Быстрые Пальцы» — служебное имя. Мне нужно твое основное имя.
— Ее зовут Люсия Д. Томпсон, — произнес новый голос, высокий и пронзительный, но с низким отголоском. — Я знал ее, еще когда она мне по колено была.