Дворянские поросята - Сергей Хитун

Сразу же казаки были забыты. Все окружили худенького пансионера потерявшего отца.

- Как они его убили? Кто убивал?

- Да, да, расскажи Лублянский.

- Почему они его убили?

- Они убили его выстрелом из ружья, а потом сожгли его. - Лублянский закусил губу и замигал глазами, но они были сухи.

- Расскажи сначала... Ну!

- Однажды вечером в передней раздался звонок, - начал Лублянский. - Я открыл дверь. Какой-то мужчина в башлыке сунул мне в руку письмо и убежал. Папа прочел его и ничего не сказал. С тех пор наш кучер стал закрывать все ставни нашего дома на болты снаружи. - Маленький рассказчик перевел дыхание, это походило на вздох. - Но они явились неожиданно днем... четверо... на лошадях. Они выстрелили в папу через окно, но промахнулись...

- А он... он стрелял в них?

- О да!.. Он их не испугался.

- А ты, ты ему помогал? Ты стрелять умеешь? Я умею.

- Я хотел, но папа заставил маму, прислугу и меня лечь на пол у кафельной печки... и не двигаться. - Он заглотнул воздуха и помолчал.

- Ну, что потом?..

- Говори дальше. Убил ли он хоть одного из них?

- Четверо... на одного... трусливые шакалы!

- - Папа разбил топориком стекло окна и в отверстие стрелял в разбойников. Он перебегал из одной комнаты в другую, не переставая стрелять и ранил одного из них.

- И они убежали?

- Нет, только перестали стрелять. Папа смог перезарядить ружье. Я подполз к окну. Раненый с кровавыми пятнами сквозь повязку на лбу сидел спиной к стенке амбара и продолжал стрелять по нашим окнам. Папа мог бы легко его убить, но начался пожар. Один из нападавших поливал чем-то из банки углы нашего дома, а другой горящим мешком зажигал политое. Я побежал сказать папе, но он лежал поперек кровати - мертвый. Мама, наша прислуга и я выбежали во двор.

- А разбойники стреляли в вас?

- Нет, они уже удрали. Потом прибежали крестьяне из деревни, но дом уже сгорел. В пожарище нашли только столько папиного тела. - Руки Лублянского были на расстоянии фута одна от другой, когда он показал сколько осталось от сожженного тела его отца.

Пансионеры обступили рассказчика теснее. Каждый хотел видеть размер останков владельца сгоревшего дома.

- А,.. это... стало черным? - Один из слушателей пытался точнее представить себе то, что было найдено в пожарище.

- Да, черным, - охотно согласился Лублянский.

- Почему они?.. Мстили... или что?

- Я не знаю. Может быть кто-то из них ненавидел судью-папу пославшего его на каторгу.

- Они революционеры, против всех чиновников, - сказал голубоглазый, больше других ростом, Пригара.

Некоторое время они все стояли молча, глядя на Лублянского, друг на друга, вокруг двора, на футбольное поле, переступая с ноги на йогу, устав от разговоров про таинственных людей, которые преследуют их отцов. Они сразу ожили когда большеротый Тарновский внезапно крикнул:

- Тот, кто последним к шестам - колдун! Ребята ринулись через футбольное поле к гимнастическим столбам. Бег был напряженный, быстрый и шумный. Рты у всех были широко открыты, точно это состязание включало в себе и соревнование в крике. Коротконогий толстяк Коломиец все еще бежал в конце поля в то время как другие, взобравшись по шестам, лестницам, мачтам, кольцам, уже сидели верхом на верхнем, поперечном бревне-брусе гимнастической стройки. Сидя там немного боком, с одной ногой чуть продвинутой вперед, они дразнили хором блеющими голосами:

- Колдун Коломи-е-е-ец, запятнай нас Коломи-е-е-ец!

Краснолицый пыхтящий Колдун поднялся кверху по вертикальной лестнице и тоже оседлал верхний брус. Упираясь в него руками, он продвигался скользящими движениями за дразнящими его более юркими сверстниками.

После того, как Коломиец перенес свое туловище через торчащие болты с подвешенными гимнастическими кольцами, он стал продвигаться быстрее, но молодые акробаты быстро спустились на землю по трем шестам. Коломиец сразу же последовал за ними.

Пока он стоял обдувая свои опаленные от быстрого спуска по шесту ладони, дразнящие его мальчики были снова на верхнем брусе. Подстегнутый раздражением, Коломиец вдруг проявил быстроту, догнал и запятнал Зоравко, штаны которого зацепились за торчащий болт вверху.

- Зоравко - Колдун! Колду-у-ун! - победоносно кричал, торопясь вниз по мачте, Коломиец.

От корпусных зданий полубегом торопился к играющим низкорослый дядька Ларион. Задрав голову кверху, он объявил:

- Директурша, госпожа Дорошенко, просит вас всех сейчас же слезть с верхушки. Сохрани Бог ежели который из вас оборвется... Это же-ж, - он слегка развел руки в стороны, - почитай две сажени... - В одном из окон квартиры Директора, между занавесок, была видна крупная женская фигура в сером.

- Мы всегда здесь играем.

- Вчера Петр Яковлевич видел нас здесь наверху, и сказал: "только осторожно".

- Мы не упадем! Проснись Зоравко, ты же Колдун! - Сразу, все вместе, зашумели ребята. Ларион пожевал губами.

- Вправду, Пиотр Яковлич видел вас там наверху?

- Да-а-а-а! - Раздался разноголосый хор, не останавливавших своей игры пансионеров. Некоторое время Ларион стоял с полуоткрытым ртом, наблюдая ход и молодых участников увлекательной игры, их смелые, уверенные полу-полеты с легкими, без натуги, но цепкими захватами рук.

- Бесхвостые облизьяны, - с улыбкой проговорил Ларион, качая лысой головой, отправляясь назад к окну директорши. Она выслушала его доклад и довольно громко захлопнула окно. Занавески сошлись ближе, но щель для наблюдения осталась.

- Что она сует свой нос в наши игры?

- Мы слушаемся только мужчин!

- Зачем она смотрит, если это ее беспокоит? - Перебрасывались отзывами о директорше гимназисты. Игра приобрела больше азарта и смелости.

- А вот я отобью у нее охоту наблюдать за нами. Покажу такое, отчего она от беспокойства просто заболеет, - объявил Шрамченко. Он обхватил крепко верхний брус ногами и повис вниз головой с синеющим лицом и болтающимися руками.

Ребята визжали от восторга, наблюдая трюк Шрамченко и дождь мелких вещей сыпавшихся из его карманов. Серый силуэт директорши все еще был за колеблющимися занавесками.

ЗАКОЛДОВАННЫЙ КРУГ

- И не надейтесь избежать наказания, как в прошлый раз ! - С зажженной папиросой во рту, Лаголин быстро шагал взад и вперед по комнате.

Проценко медленными и ленивыми движениями оправлял свою белую парусиновую косоворотку. Расправив материю, он стянул все складки спереди назад, а образовавшийся хвост прижал лакированным кушаком, пряжку которого вывел на средину живота. Потом опустил руки и стоял молча. Его серые с светлыми ресницами глаза не выражали ничего.

- Зачем Вы это сделали? - воспитатель внезапно повернулся к воспитаннику. Табачный дым, вытесненный напором слов, обвеял его скудную черную бороду. Постыдный и злой поступок... осрамить девушку, которой пришлось идти мимо здания Пансиона, - Лаголин шагал курил и тряс головой.

- Почему Вы сделали это? - он спросил снова, остановившись посреди комнаты.

- Мне надо было вытрясти и выветрить мои штаны, - промямлил Проценко.

- Так зачем же Вам было необходимо трясти Ваши штаны из каждого окна 3-го Отделения, а потом, перебежав в Главный зал, сигнализировать ими там из каждого окна... - расширенные глаза воспитателя уставились в лицо воспитанника, - и мало того, Вы продолжали Ваше мерзкое дело из всех окон младшего отделения. И это вдоль всего корпусного здания Пансиона и на протяжение пути проходившей бедной, сконфуженной гимназистки. Стыдно, Проценко, стыдно ! - добавил Лаголин, немного смягченным тоном голоса. - В особенности это непростительно дворянину. - Он покачал головой и сузил свои темные, немного на выкате, отображавшие горечь, глаза.

Проценко перевел свои глаза от окна на угол комнаты, потом на жилетку воспитателя на которой вибрировала золотая часовая цепочка, точно отбивавшая пульс ее владельца.

- Я Вас спрашиваю в последний раз: что надоумило Вас на... - Лаголин не кончил...

- Она задается! - внезапно буркнул упрямый юнец.

- Что-о? Откуда Вы это взяли? - опешенный неожиданным признанием, воспитатель даже немного вздрогнул.

- Старшие ученики говорят...

Лаголин поднял плечи. Лицо его перекосилось, точно от какой-то внутренней боли - такова была агония недоумения. Он вздохнул, круто повернулся к окну, глубоко затянулся папиросным дымом и стоял постукивая подошвой ботинка о паркет пола. Оба молчали глядя в окно. С другой стороны площади,, по узкой тропинке приближался какой-то круглый предмет. По мере его приближения, Проценко заметил пару тонких ног несущих охапку темной одежды, а затем стала видна маленькая голова несущего. Проценко знал, что это сын портного Юдашкина, несет костюмы пансионерам на примерку.

На дороге пересекающей тропинку, извозчик остановил лошадь и скручивал свое курево.

"На что наткнется сын портного - на бричку или на лошадь?" - гадал Проценко, пристально следя за немного качающимся от объемистого груза молодым Юдашкиным.