Венец Чингисхана - Наталья Александрова

Госпожа Оулэн хотела достойно ответить старейшинам, хотела сказать, что ее сын Тимуджен уже сейчас настоящий воин и настоящий вождь и что придет время, когда он воздаст каждому и за верность, и за предательство, и за трусость, и за мужество, но отвечать было уже некому: старейшины умчались в улус Таргултая, оставив позади только пыль из-под копыт, да ячий навоз, да нескольких верных слуг, да восемь лошадей. Да еще – знамя покойного Есугей-багатура, знамя из шкуры белого яка с девятью хвостами по числу монгольских родов, которые шли в бой под этим знаменем. Знамя, на котором был вышит черный ворон, предок Есугей-багатура…

– Собираться, быстро! – повторила госпожа Оулэн и схватила за повод рослую кобылицу с белым пятном на лбу.

Но не успела она подняться в седло – с четырех сторон от юрты поднялась пыль, и в клубах этой пыли появились мрачные воины в медных шлемах и кожаных безрукавках.

Десять воинов на небольших косматых степных конях.

Старая служанка охнула, выронила узел с посудой. Медный котел загремел, покатился под ноги лошади. Лошадь пугливо скосила карий глаз, переступила мохнатыми ногами.

– Где твой волчонок? – выкрикнул старший отряда, натянув повод и озираясь по сторонам. – Где Тимуджен, твой первенец? Наш владыка великий воин Таргултай велел привезти его в свою ставку. Он хочет увидеть этого волчонка…

– Здесь нет моего сына! – гордо ответила госпожа Оулэн. – Можете обыскать мою стоянку.

– И обыщем, – ответил десятник, взглянув исподлобья. – Если понадобится, каждый тюк перероем!

– Вот он! – раздался голос из-за юрты, и приземистый ойрат с длинными висячими усами выволок упирающегося мальчишку в рваном кожухе. – Вот пащенок!

– Я – сын Есугей-багатура! – проговорил Тимуджен, пытаясь приосаниться. – Я – ваш законный вождь! Вы должны служить мне, или вас постигнет страшная месть!

– В колодку щенка! – распорядился десятник и добавил: – Скорее небо обрушится на землю, скорее Онон и Керулен потекут вспять, в далекие снежные горы, чем исполнится угроза десятилетнего мальчишки!

Воины надели на шею Тимуджена две широкие доски с круглым отверстием, туго связали их веревками. Теперь мальчик не мог ни есть, ни пить без посторонней помощи, не мог даже согнать назойливую муху со своего лица. Старший отряда привязал конец веревки к луке своего седла. Госпожу Оулэн и ее слуг связали, скудные пожитки ханской вдовы погрузили на телегу, и отряд двинулся в обратный путь, в ставку Таргултая.

Тимуджен уже несколько часов бежал за лошадью десятника. Мухи облепили его лицо, но он не мог их согнать. Голод мучил его, и жажда его томила, и болели ноги, сбитые на ухабистой дороге, но он молчал, только скрипел иногда зубами да с ненавистью поглядывал на своего мучителя. Тот неспешно трясся на лошади и напевал вполголоса унылую дорожную песню. Скоро сон сморил воина, и тот ехал с закрытыми глазами, свесив голову на грудь.

Веревка, которой Тимуджен был привязан к седлу, понемногу перетиралась о жесткую дубленую кожу. Дорога пошла по краю глубокого оврага, и в самом крутом месте Тимуджен неожиданно прыгнул в сторону, разорвал веревку и скатился по склону на дно оврага, где темнело неглубокое озерцо.

Десятник проснулся, закричал, остановил своих людей. Все бросились на поиски беглеца.

Тимуджен с колодкой на шее влез в ледяную воду озера и затих, настороженно поглядывая по сторонам.

Воины Таргултая спустились в овраг, подошли к берегу озера. Мальчик погрузился в темную илистую воду, оставив снаружи только ноздри, и затих. Шаги прозвучали совсем близко.

Ледяной холод пронзил тело Тимуджена, но он только крепче сжал зубы, ни одним звуком не выдав себя.

– Его нигде нет! – крикнул незнакомый голос. – Должно быть, щенок утонул!

– Туда ему и дорога! – отозвался десятник. – Так и доложим господину Таргултаю…

Воины еще немного походили по берегу и удалились, негромко переговариваясь.

Сверху донесся удаляющийся топот копыт, и скоро все стихло, но Тимуджен не торопился вылезать из озера. Он ждал от врагов какой-то хитрости, кто-то мог вернуться.

И он оказался прав.

По склону оврага простучали конские копыта, и раздался негромкий голос:

– Выходи, молодой господин. Я не сделаю тебе ничего дурного. Я видел тебя, но не сказал десятнику.

Тимуджен не шелохнулся. Это могло быть ловушкой… воины Таргултая хитры и коварны…

– Выходи, господин! – повторил тот же голос. – Не бойся меня! Я был воином твоего отца. Твой отец был великим вождем. Я никогда его не забуду.

Тимуджен поднялся из воды и увидел старого воина Сельджуза. Сельджуз сидел верхом на низкорослой серой лошади, еще одна была рядом с ним, в поводу.

Спешившись, старик снял с Тимуджена колодку, протянул ему мех с кобыльим молоком, сам стал разводить костер, чтобы отогреть мальчика после ледяной воды.

Когда Тимуджен напился и отогрелся возле костра, Сельджуз подал ему повод второй лошади и сказал:

– Поезжай на закат солнца, сын Есугей-багатура, там кочуют родичи твоей невесты Бортэ. Хунгариты помогут тебе, дадут тебе кров и пристанище. Хунгариты свято блюдут законы степей, законы верности и гостеприимства.

– Спасибо, – проговорил Тимуджен, садясь на лошадь. – Я не забуду твою верность, Сельджуз!

– Верность и храбрость не требуют награды, – ответил старик. – Они сами – награда!

Я наскоро просмотрела листочки и запрятала подальше, отчего-то не выбросив, как остальной хлам в теткиной квартире. И позабыла про них.

Тем временем в моей жизни намечались некоторые перемены. У меня появился знакомый, который в недалеком будущем вполне мог перейти в разряд мужей.

Шефа нашей фирмы обуяла гордыня, и он решил заказать рекламный ролик на телевидении. Больших денег, однако, тратить на это не хотел. Поэтому выбрал не главный канал и даже не второстепенный, а самый завалящий. Посмотрим, мол, будет ли польза, а там можно и на Первый обратиться. Или на «Россию».

И к нам в офис явились трое парней, двое таскали аппаратуру и были мрачны и немногословны, третий был режиссером и сценаристом в одном лице. Увидев этого третьего, все наше дамское поголовье дружно потеряло голову, включая очередную секретаршу шефа Лидочку, которую он только что свозил на Мальдивы, и главбуха Нину Алексеевну пятидесяти трех лет от роду.

Парень был очень даже неплох. Темные волосы, слегка вьющиеся от природы, яркие синие глаза и широкая обаятельная улыбка. Этой улыбкой он меня и зацепил, как, впрочем, и всех остальных, кроме дурехи Лидочки, которая замирала исключительно от причастности его к сказочному миру телевидения. Какая уж тут причастность – на заштатном канале рекламные ролики клепать…

А я, как уже говорилось, – худощавая брюнетка, очень стильная, одеваюсь с большим вкусом, это у меня не от матери, а от природы. Глаза у меня темные, очень яркие, расставлены широко, от этого взгляд получается таинственный. Иногда я могу сделать его многообещающим, иногда – жестким.

В общем, мне не понадобилось много времени на то, чтобы Антон из всех наших офисных красавиц выбрал меня.

Можете себе представить, у него даже не было машины. И вообще, он был какой-то бесшабашный, совершенно не думал о будущем. Правда, первое время я тоже совсем не думала о том, что будет дальше. Как-то хорошо и весело проводили мы с ним время.

Ни разу не было у меня ни с кем таких легких и, в общем-то, безоблачных отношений. Возможно, это оттого, что встречались мы в моей собственной квартире. Антон жил с мамой примерно в такой же двухкомнатной квартирке, в какой выросла я.

На работе мне сделала комплимент даже старая грымза Нина Алексеевна – дескать, хорошо выглядишь, все тебе идет, и глаза сияют. По прошествии пяти месяцев Антон познакомил меня с мамой, бывшей учительницей. И этим все сказано. То есть мама была со мной подчеркнуто вежлива, но все время поджимала губы. Потом оживилась и стала показывать семейные фотографии.

Альбом весь был заполнен Антошей. Все девочки в детском садике, в школе и в институте были в него влюблены. Сообщив это, мама поглядела на меня с хитрецой. Я усмехнулась про себя – кто бы спорил…

Нас считали красивой парой, шло время, и мама перестала поджимать губы, теперь она смотрела на меня с большим опасением, что явно говорило о серьезности намерений ее сына.

Несомненно, он был в меня влюблен, такие вещи женщина видит четко. Кажется, я тоже позволила себе увлечься. Да что там, я даже на время позабыла про карьеру. И как-то, проснувшись рано утром и разглядывая спящего Антона, я сообразила, что нужно выйти за него замуж. В самом деле: у меня появится статус замужней женщины, я наконец успокоюсь и займусь собственной карьерой. А что муж не банкир и не сидит на нефтяной трубе, так зато он красив, мы прекрасно смотримся вместе. И со временем под моим чутким руководством он достигнет чего-то на своем телевидении.