Агония обреченных - Анатолий Кулемин

И стол в отличие от предыдущей встречи был сервирован на три персоны; днем Мэхью такой чести его не удостоил, подчеркнув малозначимость его фигуры.

Бредли остановился в дверях, демонстративно, в упор, рассматривая незнакомца; тот стоял у окна; когда вошел Бредли повернулся медленно, потом перевел молчаливый взгляд на Мэхью. Напряженность ситуации нарастала с каждой секундой.

Поспешил разрядить ситуацию Мэхью. Он понял ход мысли Бредли.

— Не волнуйтесь, все в порядке, — сказал он, поднимаясь из-за столика. — Это один из моих друзей. Из тех, о которых вы упоминали. Знакомьтесь: мистер Стедман, — представил Мэхью незнакомца. — Это — мистер Дэвис.

Ни Бредли, ни его новый знакомый даже не шелохнулись, продолжали стоять и сверлить друг друга взглядом. Немая дуэль длилась несколько секунд; первым заговорил Стедман.

— Прошу к столу, мистер Дэвис, — сделал он приглашающий жест. — Давайте совместим приятное с полезным.

«А ведь вы нервничаете, ребята, — отметил про себя Бредли. — Вашу суету за версту видать; стол сервирован, словно для приема президента».

— Мистер Дэвис, — вновь заговорил Мэхью, — изложите суть ваших предложений мистеру Стедману.

— Зачем? Я уверен в том, что запись нашей встречи мистер Стедман выучил наизусть. Или семи часов для этого было недостаточно?

— Достаточно, — сказал уже Стедман. Он сидел, расстегнув пиджак, откинувшись на высокую спинку стула, и с изучающим интересом смотрел на Бредли. — Вы правы, незачем терять время на повторение уже сказанного. Суть вашего предложения нам понятна. Вы хотите, чтобы мы ликвидировали Кастро.

Брели молча кивнул и стал намазывать черную икру на бутерброд с маслом. «Зачем он пришел, — лихорадочно соображал Бредли. — Зачем засветился в этом деле. Его личного присутствия я не требовал, встречи с ним не искал и ничего нового он от меня не услышит; он это прекрасно понимает. Тогда зачем?»

— Но ведь вы же сами сказали, что ликвидация Кастро — это еще не свержение режима в целом. Что вы этим хотели сказать? Точнее, о какой программе вы говорили, когда утверждали, что ликвидация Кастро — это ее часть?

— Вы что же, полагаете, что я в курсе всех оперативных планов и разработок Центрального разведывательного управления? Я уполномочен всего лишь сделать вам то предложение, которое уже сделал. Вашу заинтересованность тоже уже изложил. В случае вашего согласия, доложу своему руководству, в случае отказа… — Бредли улыбнулся и пожал плечами, — я тоже доложу, только не думаю, что для вас это будет лучшим решением.

— Свою заинтересованность в решении тех или иных вопросов мы знаем и понимаем сами, — с заметным металлом в голосе проговорил Стедман. — И мы не любим, когда за нас решают, в чем мы заинтересованы, а в чем нет. Мы не любим также, когда нас используют, тем более, когда используют втемную…

— А мы — я имею в виду ЦРУ — использовали, и будем использовать любую государственную, и тем более, негосударственную организацию для достижения своих целей, если этого потребуют интересы государства, — жестко перебил Стедмана Бредли. Он заметил, как при этих его словах лицо Мэхью приобрело землистый оттенок, а Стедман слегка побледнел, но, тем не менее сглаживать не стал. Продолжил также жестко. — И мы не намерены спрашивать у кого-либо разрешения или искать чьего-либо согласия. Так было, есть и будет. Очень жаль, господа, что мы не нашли с вами общего языка. Думаю, мое руководство вашим отказом будет недовольно. Приятно провести вам остаток вечера.

Бредли сделал глоток апельсинового сока из высокого стакана (спиртного на столе не было — серьезность вопроса требовала ясного ума) и поднялся. Он понимал, что разговор еще далеко не закончен, и вот так просто уйти ему никто не даст. Этот прием жесткого напора очень опасен — он это тоже понимал, — но необходим. Только так можно добиться нужного результата. А ему необходимо было их согласие. Откажись они сейчас, полковник Эдвардс будет искать — и без сомнения найдет — другие пути решения вопроса. И совсем не факт, что к решению этого нового варианта покушения на Кастро он подключит его, Бредли. А этого допустить нельзя.

— Да подождите же вы, мистер Дэвис, — заговорил Мэхью. — Зачем же так горячиться? Вопрос настолько серьезен, что необходимо обсудить все его стороны. Детали, моменты, условия, если угодно… И потом, здесь ведь не прозвучало слово «нет».

— Это, во-первых, — продолжил Стедман. — А во-вторых… Без нашего согласия выйти отсюда вы не сможете. Вас просто либо собьет пьяный водитель, либо вы погибнете при каком-нибудь другом несчастном случае. Присядьте, пожалуйста. Роберт, распорядитесь, чтобы принесли коньяк. По рюмочке, я думаю, нам сейчас не помешает. Вы согласны со мной, мистер Девис?

— По поводу коньяка — да, а по поводу несчастного случая… — Бредли вновь занял свое место. — Блеф чистой воды. Вне зависимости от того, как закончится наша встреча, вы не дадите волосу упасть с моей головы до того момента, пока я не предстану перед своим шефом. Даже ваш отказ уже сулит вам осложнение жизни, а моя смерть? — Бредли закурил и выпустил в потолок струю дыма. — Нет, в моей смерти вы заинтересованы даже меньше, чем я сам. По крайней мере сейчас.

— А потом? — улыбнулся Стедман.

— Потом вы потеряете ко мне интерес. Вас захлестнут повседневные хлопоты в вашем нелегком деле. А наша государственная машина будет раскручиваться уже без вашего участия.

Официантка, которая принесла на подносе графин с коньяком, точнее, ее униформа: глубокое декольте, юбочка, которой почти не было, двусмысленность исключала.

— Ну и за что будем пить? — спросил Бредли после того, как за девушкой закрылась дверь.

Стедман с прищуром посмотрел на него, сказал с полуулыбкой:

— А вы смелый человек, мистер Дэвис. Немногие осмеливаются в моем присутствии говорить так и в таком тоне.

— Со своим шефом я тоже не осмеливаюсь говорить так и в таком тоне, — сказал Бредли, пожав плечами.

— Господа, — Мэхью поднял рюмку, — предлагаю выпить за освобождение Кубы от Кастро. В одном вы правы несомненно, мистер Дэвис: в этом наши с вами интересы совпадают.

— За освобождение Кубы от Кастро мы выпьем, когда Куба будет уже свободна. Сейчас же давайте выпьем за наше единство в этом вопросе, — предложил Бредли и, не дожидаясь «компаньонов», выпил, не чокаясь.

Те тоже выпили; теперь вынуждены были выпить, хотя полного согласия достигнуто еще не было.

— Ну хорошо, — морщась от лимона, заговорил Стедман, — общую заинтересованность в ликвидации Кастро мы уже обсудили и возвращаться к этому не будем. А какую заинтересованность — я имею в виду личную заинтересованность — будут иметь те люди, которые возьмутся за это дело?

— Вот это уже деловой разговор. С этого и надо было начинать. — «Все, они мои, — перевел дух Бредли. — Теперь главное — не упустить». — Четыреста пятьдесят тысяч для оплаты сети, которая будет задействована в операции и сто пятьдесят тысяч непосредственному исполнителю. В случае успеха эта сумма будет увеличена.

Мэхью чуть заметно кивнул; Стедман сидел молча. Видя такую реакцию, Бредли решил отдать еще один козырь. Эту информацию он узнал от начальника следственного отдела ФБР Джеймса Бартона, готовясь к встрече. С Бартоном Бредли связывали давние деловые и дружеские отношения, которые они не афишировали и о которых практически никто не знал за исключением Сола Смита — владельца адвокатской конторы. Через него они поддерживали связь; такую «конспирацию» они соблюдали из-за противостояния их ведомств: ЦРУ и ФБР. На паритетных началах и в рамках разумных пределов Бредли и Бартон обменивались информацией и по мере возможности помогали друг другу. Их знакомство состоялось в мае сорок пятого в Берлине, тогда волею случая Бредли спас жизнь Бартону; дружба же началась позже, уже в Вашингтоне.

— А хотите, я назову причину вашей заинтересованности? Вашей, личной заинтересованности, мистер… Джанкана? Или мне следует называть вас дон Джанкана?

Человек, которого Мэхью представил как Стедмана, на самом деле был не кто иной, как Сальваторе Джанкана — глава чикагской «семьи» мафии. Бредли узнал его, он был на одной из тех фотографий, которые показывал ему полковник Эдвардс.

Джанкана родился в 1910 году на Сицилии. Уже в двадцать лет по подозрению в убийстве он был арестован; в 1943 году, после очередного срока за взлом и нелегальное изготовление алкогольных напитков, был призван на военную службу, однако вскоре — по медицинской справке: «органический психопат с комплексом неполноценности и асоциальными чертами характера» — демобилизовался.

А этот «психопат» между тем из особняка в Ривер-Форест управлял сложнейшим механизмом. Джанкана был владельцем контрольных пакетов акций восьми банков и мелких кредитных учреждений, четырех автомобильных фирм, трех прачечных комбинатов, двух фирм музыкальных автоматов; он был владельцем нескольких ресторанов и ночных клубов. У него была отлаженная и хорошо организованная империя.