Агония обреченных - Анатолий Кулемин

— Да, так уж устроен человек… Личное всегда и над всем превалирует… Иногда — даже над чувством долга… к сожалению. — Он откашлялся и, словно очнувшись, энергично вернулся в кресло. — Хорошо. Начинайте работу с этим Мэхью. О деталях его использования, о его задачах в общем плане операции мы с вами поговорим чуть позже. Сейчас же я хочу обсудить с вами еще один важный вопрос. Речь пойдет о группе специального назначения «Москит»; вы знаете, она дислоцируется в Майами и сейчас проходит очень интенсивную подготовку. Руководит этой группой… — Биссел посмотрел в текст отчета.

— Руководит группой «Москит» Армандо Тирадо, сэр, — тактично напомнил Эдвардс.

— Да, Армандо Тирадо. Что вы можете о нем сказать, Шеффилд?

Эдвардс в раздумье пожал плечами:

— По моим данным, это человек, заслуживающий доверия.

— А поподробнее?

— В пятьдесят четвертом Тирадо участвовал в осуществлении плана «Дьявол» в Гватемале. Вы помните, тогда был совершен государственный переворот — свергнуто правительство президента Арбениса. Тирадо входил в ближайшее окружение полковника Диаса, на то время командующего гватемальской армией. Правда, этот Диас…

— Да, да… — качнул головой Биссел, — я знаю, полковник Диас не оправдал возложенных на него надежд. Но я перебил вас, извините, пожалуйста. Что вы еще можете сказать о Тирадо?

— Не много, — вновь пожал полковник плечами. — В пятьдесят восьмом в составе частей второй оперативной бригады морской пехоты участвовал в десанте на ливанское побережье близ Бейрута… — Эдвардс пристально, с многозначительностью посмотрел на Биссела. — Это человек разведки, сэр, — весомо заметил он. — Проявлять пристальное внимание к их человеку… Или вас что-то тревожит?

— Именно потому, что человек разведки, полковник, этот разговор я завел с вами, а не с Эмори, не с Харви и не с Лансдейлом [1]. Есть и другие причины, по которым я начал этот разговор с вами, начальником Управления безопасности, полковник. — Биссел откинулся на спинку кресла, помолчал, промокнул носовым платком выступившую вдруг на лбу испарину.

Эдвардс слегка напрягся, почувствовал — подошли к главной причине сегодняшнего вызова и причина эта, судя по тому, как волновался Биссел, была не из приятных.

— Шеффилд, вы знаете, с какой целью была создана группа «Москит», и какое значение ей придается, — заговорил Биссел. — Вы знаете также: от того как эта группа справится со своей задачей будет во многом зависеть успех операции в целом. Поэтому, все, что касается этой группы, меня — лично меня, — с нажимом уточнил Биссел, — заботит и тревожит не в последнюю очередь. И сегодня повод для тревоги у меня появился. Я располагаю информацией, которая позволяет сделать вывод, что в группе «Москит»… не все в порядке.

— Что вы имеете в виду, сэр?

— Под «не все в порядке» я имею в виду те непонятные процессы, которые происходят в группе. Я буду рад, если вы сможете мне объяснить их и развеете возникшую у меня тревогу. Как, например, вы сможете мне объяснить тот факт, что за последние два месяца из группы было отчислено четыре человека? «За лояльные высказывания в адрес кубинских революционеров…» — так значится в формулировке основания для отчисления. А при более тщательной проверке выясняется, что никаких особых «лояльных высказываний» не существовало. Точнее, не существовало таких высказываний, за которые было бы необходимо так карать. — Биссел снова вышел из-за стола, нервно прошелся по кабинету, затем остановился напротив Эдвардса (тот поднялся, когда встал Биссел; субординация…) — А еще при более тщательной проверке, — повысил Биссел голос, — оказалось, что эти четверо ненавидели режим Кастро сильнее нас с вами. И для этого у них были личные мотивы: все четверо потеряли бизнес на Кубе, а у двоих там погибли близкие родственники. А, сможете вы мне это как-то объяснить?

— Откуда у вас такая информация, сэр? Вернее… — Эдвардс запнулся; он понял глупость и бестактность вопроса; такую оплошность он совершил из-за сильной взволнованности; слишком серьезны обвинения — а в вопросах Биссела они просматривались явно — в адрес контрразведки. В его адрес. — Я хотел спросить: можно ли доверять источнику этой информации?

— Не доверять источнику этой информации у меня нет оснований.

«Кто, Хант или Макбирни? Кто мог выдать информацию, минуя и даже не поставив в известность меня? Хотя, если информацию „сливали“ в известность ставить не будут. Хант вряд ли; многим обязан и рисковать не станет, да и не похоже на него; не тот он человек. Макбирни? Этого следует проработать», — лихорадочно прокрутил в уме Эдвардс; на большее времени у него сейчас не было, ответил поэтому он искренне:

— В таком случае, сэр, ответов на ваши вопросы у меня нет.

— Вот и я не знаю на них ответов. А должен знать! Садитесь… — Биссел вернулся на свое место и продолжил уже более спокойно. — Группа сформирована всего из двадцати человек, вы это прекрасно знаете, Шеффилд. Более крупное формирование сохранение строжайшей секретности сократило бы в разы, это вы тоже прекрасно знаете. Четверых из этой двадцатки уже нет, а те, что пришли им на замену, должной подготовки уже не получат. Они просто не успеют ее получить.

Эдвардс поднял на Биссела молчаливый вопросительный взгляд.

— Да, полковник, да… Предварительно: срок начала операции — восьмое — десятое апреля. Времени практически не осталось.

Биссел замолчал; сидел, тихонько постукивая тупым концом карандаша по столу. О своих сомнениях, если не сказать — подозрениях, шефу он не докладывал. Биссел боялся даже представить, какой может быть реакция Даллеса на такой доклад. «В конце концов кубинский вопрос поручен мне, следовательно, мне и решать, — рассуждал Биссел, ища оправдание перед самим собой. — Если возникла проблема, ее должен устранить я. Быстро и решительно. Если же это всего-навсего моя мнительность, то и нечего поднимать шум. Важен будет результат, а результат в кубинском вопросе будет положительным. Сомнений в этом быть не может».

— Полковник, у вас есть человек, которому вы могли бы всецело доверять и который бы смог разобраться в этом деле? Деликатность вопроса вы понимаете не хуже меня.

— Но тогда придется посвятить его в детали.

— Придется. Но только в те детали, которые позволят выполнить ему задачу. Это мы сейчас обсудим. Его придется посвятить относительно операции, для которой вы подобрали Мэхью. Ведь для связи с ним тоже понадобится надежный и… умный человек.

— У меня он есть, сэр, — подумав, сказал Эдвардс. Произнес это, понизив голос, медленно, разделяя слова, придав тем самым весомость ответу.

Человек, которого полковник Эдвардс имел в виду, был Стэн Бредли.

В мае 1945 года по решению Сталина была проведена сверхсекретная операция по внедрению сотрудника советской разведки капитана Озерова в Управление стратегических служб США. По замыслу Сталина внедрение Озерова планировалось как его глубинное проникновение в спецслужбы США с далеко идущей перспективой. Перед Озеровым не ставились сиюминутные задачи по сбору информации, у него не было какого-то конкретного задания. Мало того, ему вообще было запрещено выходить на связь с Центром до его абсолютной легализации и твердого занятия определенного положения в структурах спецслужб США. Он мог выйти на связь с Москвой только в том случае, если ему станет известна информация архиважного стратегического или сверхсекретного характера.

После смерти Сталина в Москве на какое-то время Озерова из вида потеряли. О нем знали всего несколько человек, все они по различным обвинениям были арестованы и расстреляны в течение нескольких месяцев, с апреля по декабрь пятьдесят третьего; каналы связи были утрачены. Устойчивую связь восстановили в мае пятьдесят четвертого, после получения от него информации о плане «Дротшоп», который предусматривал нанесение ядерного удара США и стран НАТО по территории СССР. Эту информацию Озеров смог передать по одному из двух глубоко законспирированных резервных каналов.

Этим советским разведчиком был Стэн Бредли, сотрудник Центра подготовки и проведения специальных контрразведывательных операций и агентурно-оперативных мероприятий Управления безопасности ЦРУ. Оперативный псевдоним Бредли — «Мангуст».

Часть первая

Альянс скорпионов

Глава 1

Воздуха с каждой секундой не хватало все больше; его будто кто-то где-то просто перекрывал. Казалось, легкие вот-вот разорвет в клочья. Несмотря на довольно прохладный ночной береговой бриз, тянувший в сторону Мексиканского залива, было нестерпимо жарко; футболка, пропитавшись потом, намертво прилипла к телу; камуфляжная куртка с капюшоном, такие же пятнистые штаны промокли насквозь от измороси, порой переходившей в мелкий дождь.