Последняя торпеда Рейха. Подводные асы не сдаются! - Вильгельм Шульц

Так думал Цейссер, оказавшись снова в кабине своего «Хорьха». Незнакомец же остался сидеть на скамейке. Он еще и еще раз мысленно возвращался к разговору, потому что губы его шевелились, а лицо отражало эмоции. Чаще насмешку.

— Ульбрихт, Ульбрихт… шептали едва слышно губы — м-да… Ульбрихт… по-русски слышится что-то вроде «ублюдок брюхатый»

Штумпф, ко всему прочему, оказывается, еще неплохо владел русским.

Примерно в это же время в палате комплекса клиник «Шарите», выходящей окнами на улицу Инвалидов, случилось знаменательное событие. Пациент, пролежавший 6 лет и 8 месяцев в коме, открыл глаза. Парень-подводник, кавалер железного креста 1-й степени, поступивший в мае 43-го с простреленным позвоночником, в своей жизни до ранения был, несомненно, человеком уникального здоровья и физических возможностей, каких сейчас уже давно нет среди городских жителей. Если бы это было не так, его бы жизнь закончилась еще тогда, в 43-м. Но богам было угодно пошутить. Отправляясь в свой летаргический сон на пике могущества империи, парень и не подозревал, что «проспал» падение Берлина, смерть двух вождей, арест третьего[14] и наступление новой атомной эры. Не мог он участвовать и в событиях лета 45-го года, когда его монеткой закатившаяся за плинтус между двумя мирами жизнь снова повисла на волоске, и только мужество доктора Рихарда фон Штубе, буквально загородившего своего уникального пациента собственной грудью от пистолета русского капитана, оставило его топтаться в прихожей Вальхаллы еще на несколько лет. Капитан тогда не выстрелил, сплюнул, выругался и ушел. В общем-то своя логика в действиях русского капитана тоже была. Шансов выжить у подводника не было, а койка и дорогая аппаратура были нужны для тех, кого можно было спасти. Фон Штубе просидел у кровати больного еще 4 суток, готовый ко всему, пока, наконец, главный врач клиники не попал на прием к самому Берзарину Наука, тем более такая тонкая, как исследования мозговой деятельности, а тут фон Штубе не было равных во всей Европе, нужна была ведь и оккупантам тоже. У них своих, таких же, как этот парень, было полно. И Штубе лечил всех. Но поставил жесткое условие — пациента не трогать. Возможно, с его помощью будет сделано уникальное открытие, позволяющее вытаскивать из лап смерти хороших молодых ребят, которым еще жить да жить. Штубе не тронули тогда, хотя несколько раз грозили расстрелом, и, кстати, основания имелись. Он ведь был не просто член партии, он был орстгруппенляйтер[15]. Но обошлось. Доктор был нужен. Доктор на войне вообще личность популярная, а война все никак не хотела заканчиваться. Казалось, что вот-вот пламя ее разгорится с новой силой. От союзнических отношений не осталось и следа. Те, кто еще совсем недавно готовы были рисковать жизнью друг за друга, теперь посматривали на бывших соратников с недоверием и через колючую проволоку. Стрельба могла начаться в любую минуту, от косого взгляда, поднятого среднего пальца или неловко выброшенного окурка.

Но пациент открыл глаза, и доктор был счастлив. Он победил. Смерть отступила. Сослуживцы устроили по случаю выздоровления пациента банкет. Был спирт, были шпиг и шоколад. До выздоровления, впрочем, было еще далеко, но главное — пациент жив. Не «непонятно, жив или нет», а ЖИВ!

Глава 4

Болгарский атташе

Жалок тот, у кого мало желаний и много страхов, а ведь такова учесть монархов.

(Пицунда. Март 1947 г.)

Март в Пицунде — это далеко не то же самое, что март в Инсбруке. Это практически уже апрель, а при благоприятном стечении обстоятельств — так и май. Молодая зелень заполоняет склоны гор, и только на вершинах после ночи остается белый слой инея. Но и он к полудню исчезает. Если вы купались на Балтике, то здесь вы можете купаться хоть круглый год, хоть на Рождество, вода здесь никогда не будет +7. Вода здесь всегда остается +15 и выше. По местной легенде этот край Создатель приберег для себя, но вынужден был уступить его жителям этих мест, опоздавшим к раздаче. Причина, по которой это случилось, была в фантастическом гостеприимстве этого народа. Хозяин не мог оставить гостя одного, потому и опоздал на пир к Создателю. Но гостя, который сейчас стоял на балконе и щурился на солнце через пенсне, местный народ ненавидел. Прежде чем стать вторым человеком в большой стране, Лаврентий Берия должен был стать первым в маленькой. И стал. Абхазия была залита кровью сторонников Нестора Лакобы — регионального лидера, которого абхазы боготворили. Берия знал это. Но именно поэтому он оборудовал свою резиденцию здесь, в Пицунде, чтобы лично контролировать, не готова ли Абхазия взорваться. Войсками НКВД командовал Абакумов, но у Берии были собственные войска, подчиненные лично ему, есть еще части, задействованные в урановом проекте, есть, наконец, немецкая атомная бомба и доверие лично Сталина, переживавшего далеко не самые лучшие времена. Здоровье вождя пошатнулось еще в прошлом году, когда он впервые серьезно слег. 3 месяца всеми делами руководил Поскребышев. Поскребышев — это ничего, это, по крайней мере, умный мужик, способный анализировать. Он не станет защищать Сталина вопреки здравому смыслу, как это сделают Власик и Абакумов. Вот это настоящие шакалы в охвостье тигра. Без Сталина они — нули, ничтожества, но именно поэтому они будут биться за него насмерть. Что можно ждать от Жукова? Он ненавидит хозяина, это факт, но амбициозен и захочет стать новым Наполеоном. Армия против МГБ? Мускулы против мозга… Маленков, Молотов, Каганович — наши. Хрущев — и нашим и вашим, проститутка. Нужны силы против Жукова и Абакумова. Он бы даже не возражал против амнистии всем «власовцам», лишь бы они выступили на стороне заговорщиков организованной силой. Судоплатов со своим отделом «Ф» роет землю, но очень уж тонкая у них работа, чтобы торопить и додавливать. Нужны немецкие летающие тарелки, нужны их индийские диковины. Архив Анненербе, вывезенный почти полностью в Москву, так и остался лежать мертвым грузом. Не хватало ключевых блоков, придающих смысл всей этой груде бумаг. А их-то немцы успели эвакуировать. Знали ведь что вывозить! Это же может быть и совсем небольшой чемоданчик с кодами, папка, лист бумаги, наконец. Но без него эти тонны макулатуры — ничто. Берия чувствовал себя обманутым. Эсэсовцы обошли его. Он, казалось, выхватил из-под носа у англо-американцев «джэкпот», а воспользоваться им не может. Получается, все секреты оккультных знаний ему просто аккуратно передали на хранение. Гениально! Он их не уничтожит, но и воспользоваться ими он тоже не сможет. Ладно, не беда. Уберем этого старого павиана, привлечем специалистов, может, даже немцев — они разберутся.

Сейчас становилось окончательно ясно, что победа в войне не полная, что плодами ее, столь явными и очевидными поначалу, воспользоваться все труднее и труднее. Ситуация в Европе конца 40-х годов все более напоминает битву при Бородине. Одержана убедительная формальная победа, захвачена столица врага, обозы ломятся от трофеев, но удержать эту победу невозможно, и вот одна подвода уходит под лед Семлевского озера[16], другая валится с настила переправы на Березине, третья… По сути, единственное, что можно считать серьезной военной добычей — это немецкий станочный парк и технологии, логично вытекающие из его использования. Но станки по большому счету это куча побитого железа не первой свежести, и через года 2–3 он и вовсе морально устареет… При этом потери зашкаливают, а еще надо удерживать огромные пространства, это снова потери. Война — это убитые, раненые, пленные с обеих сторон! И нанесение максимальных потерь в битве — форма победы. Он готов отступить, чтобы сохранить армию. Бессмысленно держать плацдарм в Германии, далеко, неудобно и за спиной — выжженная земля. Ну, точно как у Наполеона в 1812 году! Но Сталин и слышать об этом не хочет! Он — победитель теперь! Он же мнит себя Петром Великим и Иваном Грозным в одном лице, особенно после победы над Японией. Как же! Дайте дитяти потешиться!

Этих слов никто не слышал, это были мысли, а не слова. Так что капитан-лейтенант, появившийся на балконе, не мог ничего подобного слышать. Как и положено, по форме он, нижестоящий, докладывал вышестоящему о прибытии и о готовности выполнить любое задание Партии.

— Скажите, Леонид, — прервал его Берия — Вы ведь преданы делу партии, не так ли?

— Безусловно, Лаврентий Павлович, вся моя жизнь без остатка будет отдана великому делу Ленина — Сталина!

Берия улыбнулся.

— Леонид, я вам сейчас задам один вопрос, пусть он не покажется вам странным.

— Да, Лаврентий Павлович!

— Вот вы говорите Ленина — Сталина, все верно, но ведь Ленин — это одно, — он сделал жест рукой в одну сторону — а Сталин — это другое. Так за кого вы, за Лэнина или за Сталина?