На пути к Цусиме - Дмитрий Павлов

25 мая 1904 г. Рожественский писал своему помощнику по Главному морскому штабу контр-адмиралу А. А. Вирениусу: «По поводу сообщений Павлова и Десино следует, мне кажется, принять серьезные меры.

1) Прежде всего предупредить наши суда в Средиземном море, чтоб не зевали и держали себя везде [...] на военном положении, не упуская сторожевой службы, заряжения орудий на ночь и должной бдительности как ночью, так и днем.

2) Сообщить Чухнину и Бирилеву, что настало время принимать соответствующие меры во всех портах Черного и Балтийского морей и повышать постепенно настороженность по мере приближения отхода эскадры». Далее адмирал предлагал «разбудить» российские консульства и посольства, а главное — обратиться в Департамент полиции, «чтобы на счет Морского министерства командировал тайных агентов [...] для исследования шведских и норвежских шхер и мелких портов, а также местности по Бельтам и Зунду»[62].

Эта программа Рожественского в Морском министерстве была принята, и именно оно выступило инициатором всех перечисленных мероприятий, взяв на себя и их финансирование. В начале июня 1904 г. соответствующие указания из Петербурга получили главный командир Балтийского флота и начальник морской обороны Балтийского побережья вице–адмирал А. А. Бирилев[63] и его коллега на Черном море вице–адмирал Г. П. Чухнин. В результате порты были надежно защищены и каких‑либо серьезных инцидентов с участием иностранных диверсантов за все время войны там не произошло. Это подтвердила и негласная проверка охраны главной базы Черноморского флота, предпринятая в июле 1904 г. жандармским подполковником В. В. Тржецяком. «В Севастополе моряки приняли достаточные меры предосторожности, — докладывал он в Департамент полиции, — подосланные мною люди в район порта проникнуть не могли, причем их чуть не побили»[64]. О том, что военные корабли в Николаеве и Севастополе тщательно охраняются днем и ночью, сообщала и зарубежная печать[65].

В середине июня 1904 г. Главный морской штаб отправил в МИД своего офицера — «будить» российских дипломатов. Состоявшаяся беседа представителя флота с вице–директором I‑ro (бывшего Азиатского) департамента Министерства лишь подтвердила, что у внешнеполитического ведомства решительно нет ни людей, ни кредитов для организации проектируемой охранно–наблюдательной службы, где бы то ни было, почему, по мнению руководства МИДа, «такая желательная Морскому министерству организация могла бы быть осуществлена лишь при участии МВД». Со своей стороны, в здании у Певческого моста (МИДе) ограничились твердым обещанием направить в Египет М. М. Геденштрома для слежки «за прибывающими японцами и их дальнейшими действиями». В помощь этому своему бывшему консулу в японском Хакодатэ МИД отряжал некоего сына владивостокского торговца, отлично, как и Геденштром, знавшего японский язык и имевшего «большую опытность в сношениях с японцами»[66]. Но обещанного МИДом было явно недостаточно.

Инертность внешнеполитического ведомства переломило «высочайшее» указание «принять быстрые и энергичные меры» для организации сети тайных наблюдательных агентов в Швеции, Дании, Турции и Египте[67]. В первых числах июля министр граф В. Н. Ламздорф приказал российскому послу в Берлине информировать правительство Германии «о возможном прибытии в один из германских портов партии японцев для подготовления покушения на суда [...] 2–й эскадры», выразив при этом уверенность, что Германия не допустит подобного на своей территории[68]. Одновременно, по указаниям МИДа, российскими миссиями в Египте и Турции было организовано секретное наблюдение за появлением японских судов в Адене и Порт–Саиде. Послам в Копенгагене и Стокгольме, генеральному консулу в Лондоне и консулам на Востоке граф Ламздорф предписал бдительно следить за передвижениями японских офицеров[69].

Особое значение адмирал Рожественский придавал обеспечению безопасности своей эскадры в датских водах. 5 июля он приказал своему помощнику просить морского министра, чтобы тот официально благодарил посла в Копенгагене А. П. Извольского «за необыкновенно внимательное отношение к нашим нуждам и просил его помощи в организации наблюдения через консулов и консульских агентов и сверх испрошенного уже участия датской полиции в наблюдении за водами и берегами Бельта, установить также надзор в Копенгагене и в Скагерраке». Этим же письмом адмирал предлагал принять предложение датской спасательной компании «Свитцер» («чтоб расставила свои пароходы для стаскивания с мели и вообще для подания помощи») и немедленно удалить японского генерального консула из Дании «месяца на три»[70].

В начале июля Рожественский обратился со специальным, совершенно секретным письмом к капитану 1–го ранга О. Л. Радлову, командиру отряда транспортных судов 2–й эскадры, которые базировались в Черном море, и потому на соединение с основными силами эскадры должны были идти через Босфор и Дарданеллы. «Все поступающие известия, — предостерегал адмирал, — дают возможность предположить, что со стороны Японии будут использованы самые разнообразные средства для нанесения вреда судам нашей эскадры, и особенно транспортам, на которые напасть можно сравнительно безнаказанно при следовании чрез Проливы в Средиземное море. Надо полагать, что транспорты могут подвергнуться нападению со стороны коммерческих пароходов под нейтральным флагом, вооруженных главным образом минами».

Далее адмирал формулировал конкретные рекомендации, которые следовало неуклонно выполнять:

«1) По выходе из русских портов, при встрече даже в Черном море с коммерческими судами, хотя бы и под нейтральным флагом, усиливать бдительность и тщательно следить за маневрированием их, дабы избежать преднамеренного столкновения[71];

2) При встрече в море с судами, имеющими вид яхт или кажущиеся более быстроходными, чем обычно встречающиеся суда, посылать вперед конвоирующий миноносец и требовать, чтобы встречное судно отклонялось для расхождения с отрядом вне сферы минного выстрела;

3) Следуя Босфором и Дарданеллами, и в особенности Суэцким каналом, помимо напряженного внимания к действиям встречных и попутно идущих судов, хотя бы и под нейтральным флагом […], иметь всегда на постах малые партии нижних чинов […], вооруженных ружьями с боевыми патронами в сумках. Посты эти, однако, должны быть скрыты извне» и т. д.[72]

Понимая недостаток сил своей армады в сравнении с соединенным японским флотом, Рожественский настойчиво добивался включения в состав 2–й эскадры хотя бы двух–трех боевых судов Черноморского флота, но натолкнулся на упорное сопротивление МИДа. В неизбежном в этой связи изменении режима черноморских проливов в здании у Певческого моста усматривали серьезнейшую опасность для международного положения России не только на Ближнем Востоке, ной в Европе в целом.

«Можно быть уверенным в том, что выход части нашего Черноморского флота чрез проливы поведет к самым опасным для России осложнениям, вызвав со стороны некоторых держав, например, Англии, такие действия, которые неминуемо привели бы к новой войне, — предостерегал императора граф Ламздорф. — [...] Мера эта, открыв доступ иностранным судам в Черное море, в корне подорвала бы преимущественное политическое положение, которое ныне занимает Россия на Ближнем Востоке, и заставила бы ее навсегда отказаться от осуществления своей исторической задачи на берегах Босфора». Николай согласился с доводами руководителя своего внешнеполитического ведомства, собственноручно начертав на его записке: «Этот вопрос не предполагается подымать»[73].

В начале июля 1904 г. российский генеральный консул в Стокгольме В. А. Березников по поручению посла совершил объезд основных портов западного побережья Швеции и заручился обещанием здешних российских вице–консулов (все они были шведскими подданными) немедленно сообщать о прибытии в их район любого японца. Как показали последующие события, эта поездка Березникова явилась хорошим подспорьем для заведующего Берлинской агентурой Департамента полиции А. М. Гартинга, который вскоре был направлен в Скандинавию со специальной миссией. Однако и посол Бюцов, и сам Березников, и другие российские дипломаты, выполнявшие в это время аналогичные поручения своего министерства, не скрывали, что сведения, полученные от вице–консулов, не могут претендовать на абсолютную точность и полноту и имеют лишь вспомогательное значение. Для вербовки за рубежом секретной агентуры Бюцов советовал использовать чиновников российского МВД, а посол во Франции А. И. Нелидов через военно–морского атташе лейтенанта флота Г. А. Епанчина прямо рекомендовал «поручить все дело бывшему начальнику русской политической полиции в Париже Рачковскому», который «имеет большой опыт и способен дать делу серьезную организацию»[74].