Осколки Красного солнца - Владимир Устинов

– Долго ли, коротко ли, а пресытился наш князь победами да битвами, наградами да пирами. Грусть беспричинная беспокоить стала, тоска неясная смущала в самый разгар буйных пиров. Словно утратил он самое дорогое в жизни. А что – никак вспомнить не мог. Как-то раз, удрученный и грустный, вышел он в сад на цветы поглядеть, птиц послушать, вольным воздухом подышать. Сел на скамейку, за садовниками поглядывает, как те цветы обхаживают – подрезают да землю вокруг рыхлят.

Денек выдался погожий, теплый. Пчелы жужжат, пестрые бабочки хороводы водят, птицы на разные лады щебечут. Только не весело князю. Не может он вспомнить, что у него самое ценное в жизни. Окуталась память густым туманом. Едва видны в нем зыбкие очертания пустынной земли, песчаные дюны, седое, неспокойное море; встают перед ним полузабытые лица; невнятные, полные грусти голоса зовут куда-то… Силится он и не может понять, к чему они, эти видения, о чем… Изводится, тоскует, а напасть эту никак не одолеет.

Сидит он так в светлом саду, кручинится, буйную головушку чуть не до земли опустил. Вдруг видит – блеснуло что-то под кустом. Будто маленькое солнышко в траве запуталось, никак не взойдет. Подошел князь, нагнулся – янтарь. Тот самый, дареный! Взял в руки да и глаз оторвать не может. Смотрит на него – и печаль глухая, думы тяжелые и сомнения в медовой глубине камня тонут. Чувствует князь, как осветляется его душа. Вздохнул вольно; легко и радостно ему стало, будто деревья раздвинулись, небо поднялось выше и пеночка запела веселей.

– Вспомнил он девушку, правда? И вернулся? – Викины щеки вспыхнули радостным румянцем.

– Ох, какая прыткая! Ты слушай, не перебивай!

– Смотрит он на подарок – ясно слышит плеск волны и протяжный голос ветра, и тихий шорох песка. Песни слышит, те, что пели друзья-рыбаки, выметывая невода в морскую пучину, и те, что пела мать ясными вечерами. Защемило в груди, слезы подступили к глазам. Вспомнил он, что у него самое ценное в жизни: родная сторонушка и старушка-мать, и девушка, чьи косы золотистей янтарного талисмана. Вскочил на коня да и вернулся к себе домой!

– А если б не талисман?

Полина Андреевна помолчала, пригладила волооы.

– Ты на себя прикинь: проживешь без отца-матери, без друзей?..

Никогда! – Вика даже зажмурилась, так ей стало страшно. – Ни за что на свете!

– То-то! – Полина Андреевна глянула Вике в глаза. – Нельзя от Родины оторваться, Отчизну забыть! Где бы ни блуждал человек, как бы далеко не забрел, а все ж не рвутся незримые корешки, питают особой силой, бередят, зовут назад. Ты, я, все мы разве не частичка полей, лесов наших, неба? И в каждом из нас крупица Родины. Глаза у тебя вон какие синие: как роднички в погожий день!..

– Расскажите что-нибудь еще!

Приятно было сидеть в теплой комнате, слушать, как гудит в печке огонь и постреливают дрова… Смотреть на синеющие за окном сумерки и есть пахучий мед.

Всего в один раз не перескажешь! Да и мать с отцом, поди, заждались тебя. А ко мне прибегай, как найдется минутка.

Акварельный рисунок

Дома никого, кроме младшей сестренки, не было. Аленка оставила своих кукол, подбежала к Вике.

– Ходишь, ходишь, а мне одной страшно! Кушать будем!

…После ужина Аленка, мурлыча песенку, начала баюкать своих кукол, а Вика села за уроки. Она долго билась над задачами, потом сделала упражнение по русскому.

«Как поживает смоляной комочек? Скучает один», – она положила его на стол, поближе к лампе, и он наполнился темным светом. Казалось, надрежь буроватую корочку – брызнет из него искристый сок. «Какой он все-таки красивый! Так и хочется нарисовать!. А вдруг получится». Достала альбом, акварельные краски, кисти. Карандашом очертила контур. Пристально вглядываясь в янтарь, попыталась ухватить главное, его суть…

– Ты – маленький комочек огня! – прошептала она и шевельнула камушек. – Вот искорки живые бегают, вспыхивают то тут, то там… А вот будто капелька катится. А на самом деле она давным- давно застыла кругленьким натеком… Непросто будет тебя нарисовать!

Она обмакнула кисть, развела краску, порисовала немного. К ней подошла Аленка, положила руки на стол, нахмурила брови.

– Чего ты рисуешь?

– Не видишь что ли – янтарь…

– Желтенький, как тыква! Дай камушек!

Аленка привстала на цыпочки, потянула его к себе. Лизнула языком, посмотрела на свет, прижала к уху.

– Вот придумала! Что это тебе – телефон?

– Там муравейник! Он лапками скребется!

– Он давно спит – забрался в уголок и посапывает.

– Знаю, знаю! Он ворочается во сне!

– Ворочается, так ворочается… Положи янтарь и иди к своим куклам!

Вика обмакнула кисть, добавила в акварель немного красного цвета… Опять не то… Получилось румяное яблоко. Вика внимательно оглядела янтарь. Оказывается, его шероховатая корочка имеет множество оттенков. Переходы были почти неуловимы, один цвет сливался с другим. Карандашными линиями она наметила границы тональных полей, принялась заполнять их легкой акварелью. Этот, подковкой, – желтой краской, треугольник – светло-коричневой, а поверх – немного оранжевой. А вот сюда – зеленой.

Хлопнула входная дверь. Аленка встрепенулась, с громким криком: «Папуля!» – побежала в прихожую. Вика прислушалась. Наверно, Аленка будет просить у отца Лисичкин хлеб. Так и есть!

– Вика, чего к нам не выходишь! – позвал отец.

– Она янтарь рисует!

– Ну-ну, пусть трудится! Пойдем Лисичкин хлеб с молоком есть!

Вика вздохнула. Хотелось посидеть со всеми, послушать разговоры про колхозные дела, и рисовать хотелось, и спать тоже хотелось! «Нет уж – надо закончить рисунок», – приказала она себе.

Янтарик получался пестрым, как костюм у клоуна. Она поморщилась: «Какой-то он у меня… Как будто сухой, как будто простой желтый камень… А почему? Ну почему же?» – Вика потерла лоб, размазав по нему желтую краску. – «А-а-а! Он же у меня совсем непрозрачный – глухой! Как. колода! Вот он секретик, вот он ответик!» – пропела она.

Вика повернула янтарь, чтобы сквозь полированный край была видна его глубина, взяла чистый лист бумаги, Непросто перевести в рисунок очарование этого самоцвета, многозвучную гамму мягких тонов и легких теней. Но рисунок все-таки получался! Была в нем и буроватая корочка, и полированная, пронизанная светом, гладь, и глубина, в которой таилась сказка. Но не хватало еще одной, очень важной детали… Вика тонкой кистью подрисовала легкую, едва уловимую тень. Желтым сполохом сверкнуло изображение, будто от янтаря полилось сияние.

– Краси-и-во! – услышала над ухом голос Аленки.

– Да, хорошо, – согласилась Вика. – Пойдем покажем рисунок папе. Завтра в школу понесу, если ему понравится!

На «Киньлокше» в глубь веков

Важное решение

Утром Катя зашла за Викой.

– Как твоя нога?

– Зажила!

– А мы вчера как припустили от дождя, и Людмила Семеновна с нами! Промокли до нитки!

– А меня тетя Поля медом угощала… а легенду я какую от нее услышала… О древних куршах, что жили когда-то на этой земле. Я тебе потом перескажу!

– Ой, подождите! – их догонял Сеня.

Из его портфеля неслась писклявая музыка.

– Музыкальный портфель! – хихикнула Катя.

– Вчера собрал! Всю канифоль сжег, – сказал Сеня горделиво.

– Вчера? Да ты его с четвертого класса носишь!

– Я про транзистор! Три программы берет! – он открыл портфель и выключил приемник.

– Пусть поиграл бы… – попросила Вика.

– Экономия: вчера вечером целый час слушал.

– Хоккей? – Катя иронически улыбнулась.

– Какой тебе хоккей! Про янтарь передача была. Он, оказывается, не только у нас на Балтике водится. На Таймыре тоже нашли. Таймырский еще древнее нашего! На десять или двадцать миллионов лет! Зато наш лучше вызреть успел.

– Он что, как яблоки? – вмешалась Катя.

– Разный бывает! В Африке и в Новой Зеландии находят копал, есть такая ископаемая смола. Темная, почти черная, и хрупкая. Незрелая потому что – ей всего миллион лет. Вот полежит в земле десять-двадцать миллиончиков, может, и станет янтарем, таким, как наш, балтийский!

– Так долго-о? – удивилась Вика.

– Помидор и то целый месяц краснеет, а это смола!..

– Это еще для того, чтоб он никогда не кончался, – предположила Катя. – Чтоб всем-всем хватило!

– Не бойся, не кончится, – отмахнулась Вика. – В магазине тебе, что ли?

– Может, когда-то и кончится, – пожал плечами Сеня. – Раньше, вон, такие янтарные бури бывали! В 1878 году весь пляж после шторма был покрыт толстым слоем янтаря. А теперь?

– Сейчас бы нам такую бурю! – вздохнула Катя.

– А я ее вижу! – отозвалась Вика. – Сосны гнутся от ветра, волны до самого неба, а на песке груды янтаря, и вокруг них красноватое марево струится…

– Так и было! – согласился Сеня. – Ты бы нарисовала, ты же можешь…