Пруд Двух Лун (Ведьмы Эйлианана - 2) - Кейт Форсит

Подняв на нее глаза, Изолт сказала:

- Ты права. Быть Зажигающей Пламя - это гис Белым Богам. Выполнить его без усердия значит не воздать богам всех почестей. - Она запнулась, потом сдавленным голосом продолжила: - Позволь принести тебе мои извинения, старая матушка, и признаться в трусости и гордыне - худших из пороков. - Мегэн, казалось, очень удивилась и хотела что-то сказать, но Изолт хмуро продолжила: - Я боялась, что ты хочешь, чтобы я изучала твою мудрость для того, чтобы забрать меня из Прайдов и обратить меня на твою стезю; и я рассердилась на твоего племянника, когда он отверг мое предложение учить его, а я, возгордившись, думала, что ему следовало бы знать, что с моей стороны предложить ему это было огромной любезностью!

Мегэн удержала губы, готовые искривиться в усмешке, но ответила серьезно:

- Изолт, тебе не за что извиняться - все, что я хочу, это чтобы ты извлекла из своей силы все, что можно. Ты можешь вернуться на Хребет Мира, когда пожелаешь, хотя мне совсем не хотелось бы потерять тебя.

- Тогда я немного подожду и посмотрю, в какой узор ткачиха сплетет наши жизни, - точно так же серьезно ответила Изолт.

Мегэн была очень рада услышать ее слова, ибо они показывали, что девушка, по крайней мере время от времени, ее слушала, но решительно сказала:

- Не трогай парня, Изолт, это нехорошо. На него наложили действительно ужасное заклятие и он очень зол на колдунью. Ему и так сейчас нелегко.

Изолт открыла было рот, чтобы возразить, но вспыхнула и ничего не сказала, вспомнив ту хандру, которую у него вызвал ее вчерашний вопрос. Жизнь с этими южанами сделала меня грубой и высокомерной, подумала она. Задавать вопросы без позволения!

Когда Бачи, наконец, снова появился на поляне, его кудри слиплись от пота, на обнаженной груди и плечах живого места не было от царапин. Мегэн поманила его к себе, и ее морщинистое лицо было необычайно добрым.

- Послушай, Лахлан, мальчик мой, у меня тут для тебя килт и плед моего отца. И его сан-до и спорран. Я берегла их долгое время. Тебе нужна одежда, не можешь же ты идти по стране в старых штанах Изабо. Они тебе малы!

Бачи жадно схватил одежду, его топазовые глаза сверкали, хандру точно рукой сняло.

- Смотрите, на спорране герб Мак-Кьюиннов и на броши, которой закалывают плед, тоже. - Он повернул брошь, чтобы лучше ее разглядеть, и Изолт увидела эмблему - олень в прыжке с короной на ветвистых рогах. - Я не видел оленя, вставшего на дыбы, с тех пор, как был ребенком. - Его голос неожиданно сел. - А милый старый плед - мой отец никогда не носил ничего другого.

- Только не мой, - Мегэн погладила плед, свисавший с ее плеч. Глядя на его пышные складки, сколотые брошью с огромным изумрудом, нетрудно было поверить в то, что она происходила из рода Ри.

- Кто был твой отец, Мегэн? - спросил Бачи, поглаживая темно-зеленый бархат куртки. - Мне кажется, я никогда не знал точно степень нашего родства. Я просто помню, что ты всегда была рядом, когда я был ребенком.

- Да, я на самом деле всегда была рядом. Я была рядом, когда твой отец был младенцем, и твой дед, и прадед тоже. На самом деле, столько твоих предков играло у меня на коленях, что я почти всех их уже забыла. Ты мой правнучатый племянник - так будет наиболее правильно, если опустить примерно десять "пра".

В голосе Мегэн прозвучала такая ирония, что ни Бачи, ни Изолт так и не поняли, серьезно она говорит или шутит. Она улыбнулась и покрутила драгоценный камень у себя на груди.

- Моим отцом был сам Белочубый, - гордо сказал она. - Я его старшая дочь, а Мэйред Прекрасная, которая получила Лодестар после него, была моей младшей сестрой.

- Но Эйдан Белочубый умер четыреста лет назад!

- Нет, всего лишь триста пятьдесят девять. Он дожил до очень преклонных лет, мой дайаден, хотя и оставил престол, когда ему исполнилось семьдесят, решив, что пора дать шанс и дочерям. Мэйред получила Лодестар, а я - Ключ Шабаша в один и тот же год, в семьсот тридцать четвертом. Я никогда не забуду этот год.

- Но это значит, что тебе должно быть... - Бачи попытался в уме подсчитать ее возраст, но сбился.

- Напомни мне дать тебе несколько уроков математики, - сухо сказала Мегэн. - Мне четыреста двадцать семь лет, хотя спрашивать об этом было не слишком тактично с твоей стороны. Боже мой, я чувствую себя старухой, говоря об этом. Я почти забыла, как долго все это тянулось. Разборка бездонной сумки нагнала на меня ностальгию... Иди и надень килт и спорран моего отца, Лахлан, и носи их с гордостью, ибо он был воистину великим человеком, возможно, самым лучшим Мак-Кьюинном из них всех.

- Ты зовешь меня Лахланом. - Его голос был приглушенным. - Почему? Ты никому не позволяла называть меня Лахланом с того самого дня, как на меня наложили заклятие.

Мегэн улыбнулась и похлопала по его гладкой смуглой руке своей, узловатой и с набухшими синими венами.

- Здесь мы в безопасности. Можно не бояться подслушивающих ушей, никто не может увидеть нас здесь, под защитой Тулахна-Селесты, и никто из недругов волшебных существ не может приблизиться. Кроме того, мы уже объявили о тебе на причале. Тебе не кажется, что теперь уже половина Рионнагана знает, что один из пропавших прионнса нашелся? Я была пока не готова позволить Майе узнать, что ты жив и угрожаешь ее власти, но бойня на пристани меня подтолкнула.

Изолт стиснула зубы и промолчала.

- Так что, возможно, тебе уже пора прекратить быть Калекой и снова стать прионнса. Впредь я буду называть тебя Лахланом, и Изолт тоже, а когда мы соберем наши войска, они будут называть тебя Мак-Кьюинном, как и подобает.

Переодевшись, Лахлан вернулся; теперь он шагал с высоко поднятой головой и расправленными крыльями, и килт над его когтистыми ногами развевался в такт его горделивым шагам.

- Эта одежда не совсем по теперешней моде, - сказал он с сожалением, хотя и знал, что выглядит великолепно. Он накинул на обнаженные плечи плед и сколол его брошью с оленем, чей изумрудный глаз мерцал таинственным темным светом.

- Принеси мне рубаху, и я перешью ее для тебя. Если ты позволишь мне снять с тебя мерки, я могу сшить тебе рубаху с прорезями под крылья и под руки.

- Да, - быстро ответил Лахлан; он расстегнул брошку, державшую плед, и легко уселся перед Мегэн. Отблески костра играли на оливковой коже, подчеркивая очертания его груди. Изолт не могла отвести от него глаз, поскольку без Плаща Иллюзий Лахлан выглядел красивым мужчиной, мускулистым и с гладкой кожей. Даже в сложенном состоянии его крылья выглядели очень величественно, отливая синевой, точно крылья дрозда, а взъерошенные кудри падали на лоб каким-то очень, на взгляд Изолт, волнующим образом. Однако, напомнила себе девушка, он угрюмый и вздорный, грубый и неблагодарный. Когда Лахлан был весь замотан в полотно и надежно привязан к Мегэн мелькающей иголкой с ниткой, она проговорила тихонько: