Однажды в Америке - Хэрри Грей

Я вспомнил О'Брайена с его «ножом специализированных знаний». Это было чем-то вроде знамения. Нож предназначался мне, и я должен был получить его. «Он наделит меня магической силой», — подумал я и спросил:

— Можно посмотреть, Пип?

Он отдал нож мне. Это был кнопочный нож германского производства с пружинным механизмом. Послышался завораживающий щелчок — и большое блестящее лезвие выскочило наружу. Нет никаких сомнений — он должен остаться у меня. Я открывал и закрывал его перед носом у Пипи, и тот испуганно попятился. Внимательно наблюдавший за мной Макс спросил:

— Он тебе нравится, Башка? Хочешь оставить его у себя?

— Да, он великолепен, — ответил я. — Тогда оставь, он твой, правда, Пип?

Макс слащаво улыбнулся Пипи, затем умильно посмотрел на Веселого и Глазастика. Те уловили, что улыбка Макса и мое поведение ничего хорошего не предвещают. Простак наклонился и, приблизив лицо к лицу Пипи, пробурчал:

— Ты ведь делаешь Башке подарок, правда, Пипи?

Доминик и Косой зашли к ним со спины и встали наготове. Я не отводил взгляда от Пипи и продолжал открывать и закрывать нож возле его горла. На короткое время в кондитерской установилась напряженная тишина. Напряжение разрядил Веселый. Рассмеявшись, он сказал:

— Да, конечно, ты можешь взять его, Башка. Он все равно слишком большой и опасный для такого маленького мальчика, как Пипи.

Я подошел к полкам с книгами в бумажных переплетах, разглядывая и любовно гладя лезвие. Оно было заточено с обеих сторон и имело прочный и острый как игла конец. Длина самого лезвия была по меньшей мере сантиметров пятнадцать. Стоило надавить на кнопку, и оно уходило в рукоятку примерно такой же длины. Это было грозное оружие, которое как раз уместилось в кармане моих брюк.

Непроизвольно я стал разглядывать ряды соблазнительных книжек в бумажных переплетах. Это был завораживающий мир Ника Картерса, Даймонда Дика, самых разнообразных вестернов. Я принялся листать книжку Горацио Алджера «В богачи из оборванцев», размышляя, что лучше: купить книжку или опустить полученный от дяди Макса четвертак дома в газовый счетчик. Я подумал, что если куплю книгу, то останусь без света и не смогу сегодня ночью читать, лежа в кровати. Ко мне подошел Толстый Мои.

— Эй, Башка, засунь ее себе в карман, пока не появился мой старик. Только не перегибай ее слишком сильно и принеси назад завтра утром. Ладно? — прошептал он.

Чувствуя себя абсолютно счастливым, я запихал «В богачи из оборванцев» в карман и благодарно сказал:

— Я буду очень аккуратен, Мои, спасибо. Завтра утром я принесу ее обратно.

Мне вдруг стало так хорошо, что жизнь показалась совершенством. У меня были четвертак для газового счетчика, новый нож и книжка для ночного чтения.

— Ну ладно, ребята, — произнес Макс, снимая пиджак и галстук. — Пора двигать. Вы, парни, составите нам компанию? — он посмотрел на Веселого, Пипи и Глазастика.

— А что вы собираетесь делать? — спросил Веселый.

— Небольшую пробежку на длинную дистанцию, — ответил Макс.

— Нет, это не для нас, — сказал Веселый. — Зайдем к вам как-нибудь еще. — И они удалились.

Мы вслед за Максом сложили одежду на стул и потрусили по направлению к центру. Началась наша ежедневная вечерняя пробежка. Макс бежал впереди, задавая темп. Когда дело касалось тренировок, он вел себя как спартанец.

— Когда мы вырастем, это нам очень пригодится. У нас будут мускулы и дыхалка, и мы будем железными парнями.

Мы трусили плотной группой, следя за мелькающими впереди длинными ногами Макса. Через десять кварталов пухлый Доминик, задыхаясь и хватая ртом воздух, выдавил из себя:

— С меня хватит, Макс, у меня внутри все разрывается.

Макс обернулся. Он дышал без всякого напряжения.

— Домми, твоя проблема в том, что ты ешь слишком много спагетти. Когда-нибудь ты пожалеешь об этом.

Доминик отстал. Мы продолжали бежать в сторону центра, меняя темп: один квартал пробегали изо всех сил и спокойно трусили по следующему. Добежав до финансового района в центре города, мы остановились и сели отдохнуть на поребрике. Перед нами высилось огромное здание, окна которого закрывали густые железные решетки, а вход защищала тяжелая железная дверь.

— Похоже на тюрьму, — произнес Простак.

— Здесь, в центре, нет тюрьмы, — сказал я.

— Откуда ты знаешь? — возразил Простак.

Макс рассмеялся:

— Не спорь с Башкой. Он знает все. Спроси его, он подтвердит.

— Да, я секучий, я всегда знаю ответ, — улыбнулся я.

— Он имеет в виду, что он нюхучий и всегда знает, где туалет, правда, Башка?

Мы все посмеялись за мой счет.

— Эй, мистер! — окликнул Макс прохожего. Человек остановился:

— Да?

— Это что там за здание? Тюрьма?

Человек улыбнулся:

— Тюрьма? Нет, это место, где хранятся все деньги

— И много денег? — заинтересовался Простак.

— О да, — довольным голосом сказал человек. — Много миллионов. Это Федеральный резерв. — И он, улыбаясь, пошел дальше.

Макс подошел поближе и попробовал заглянуть внутрь. Вернувшись, он сказал:

— Когда-нибудь мы грабанем это заведение. Что скажешь, Башка?

— Я не против, но, судя по виду, это очень непростая работа. Да, очень скверно выглядит. Как ты собираешься его грабануть?

— Не беспокойся, что-нибудь придумаю.

Я взглянул на Макса. Он, не отрываясь, смотрел на здание. На память мне пришла виденная где-то карикатура: мышь, бросающая вызов слону.

— Из-за миллиона долларов когда-нибудь распотрошу эту лавочку, — пробормотал Макс.

Всю обратную дорогу до кондитерской мы тоже одолели бегом. Доминик стоял возле входа, болтая с сестрой Толстого Мои, хорошенькой брюнеткой, недотрогой Долорес. Мы все втайне были от нее без ума. Через ее левое плечо были перекинуты балетные тапочки. Увидев нас, она холодно улыбнулась и поздоровалась только с Косым.

— Здравствуй, Хай, — сказала она. — Ты не мог бы сегодня вечером поиграть для меня, пока я буду заниматься?

— Конечно, Долорес, с удовольствием. — Радость переполняла Косого. — Когда угодно, когда угодно, для тебя — когда угодно, — восторженно зачастил он.

Они направились в заднюю комнату кондитерской. Мы прошли вслед за ними и стали наблюдать, как Долорес надела тапочки и начала выполнять упражнения под музыку, которую наигрывал Косой. Ее танец захватил меня. Я как очарованный следил за каждым ее па и пируэтом, за легкими грациозными поворотами. Она остановилась, чтобы отдышаться, и села поболтать с Косым.

— Эй, Долорес! — окликнул ее Макс. — Эге-гей — это для лошадей. Ты с кем разговариваешь? Думаешь, что с Пегги? Я не привыкла, чтобы ко мне так обращались.

Она повернулась к Максу спиной и продолжила беседу с Косым. Приятная дрожь пронзила мое тело. Я впервые испытал сладкий до боли приступ восхищения и безумной влюбленности в Долорес. Это было чистое, возвышенное чувство, совершенно не похожее на те ощущения, которые я испытывал по отношению к Пегги и другим соседским девчонкам. Глядя на изящную и независимую позу, с которой она сидела на стуле, я подумал, что она походит на танцующего ангела, на что-то совершенно неземное. Да, так оно и было. Я любил Долорес Улыбаясь, я подошел к ней.

— Что это был за танец? Как он называется?

Она надменно взглянула на меня через плечо.

— А я думала, что ты знаешь все. Это интерпретирующий танец, раскрывающий смысл музыки. Ты вовсе не такой умный, каким себя воображаешь.

Я стоял с горящим лицом, не в силах найти нужный ответ.

— Долорес занимается, чтобы стать профессиональной танцовщицей, — произнес Косой. — Когда-нибудь она станет звездой Бродвея. — Он постучал по гармонике, лежащей у него на ладони, и в быстром темпе заиграл «Да, сэр, это моя крошка». Долорес вновь поплыла по комнате в ритме музыки. Почему-то ее внимание к Косому ни капли меня не беспокоило. Я ревновал ее к Максу. Пока она танцевала, Макс с озорным видом забросил за скамейку ее туфли.

Окончив танец, она остановилась и с улыбкой сказала Косому:

— Большое спасибо, Хай. Ты прекрасно играешь.

Косой покраснел и пробормотал что-то невнятное. Когда Долорес с сердитым видом начала искать туфли, я залез за скамейку и достал их оттуда. Она бросила на меня разъяренный взгляд и, не произнеся ни слова, стала переобуваться. Я готов был убить Макса. Надменно подняв голову и сердито сверкая зелеными глазами, девушка удалилась. Подавленный, я молча вышел из кондитерской и остановился в дверях. Я чувствовал себя так, будто мир рушился на моих глазах. Долорес очень много значила для меня, а Макс все испортил. Мои мрачные размышления прервал виноватый голос Макса:

— Башка, хочешь «Свит Корпорал»? — Макс протягивал мне сигарету. Я принял его предложение о мире.

Мы стояли и курили. К кондитерской не спеша приближался мистер Джелли. У входа в свое заведение он остановился и шепотом обратился к нам: