Если бы я был учителем - Наталья Соломко

Мне нравилось, как она слушала. И не перебивала совсем! Только иногда вопросы задавала.

- И вот что - тебе в самом деле все это интересно?.. - спрашивает.

- В самом деле.

- И ты думаешь, что ты сможешь там все переменить?.. Да кто тебе даст!

- А я всем объясню! Я буду говорить так, чтоб меня поняли!

- Так это в Москве надо объяснять, министру!

- Не, сначала в школе! В малышовой, понимаешь? Они ведь еще такие маленькие, и заступиться перед большими за них некому, понимаешь? С ними что хотят, то и делают, а они ведь не могут ответить, объяснить... Понимаешь?

И она понимала, я по глазам заметил. Такая странная! Я впервые такую видел, чтоб все понимала... Даже Ленка - она добрая и настоящий друг, но понимает не все... А эта рыжая смотрит своими глазищами, и можно даже молчать - она все равно понимает... Все-все...

Я ей сказал, что из нее замечательная учительница получится, а она говорит:

- А ты откуда знаешь?

- Видно.

А она засмеялась в ответ - она так замечательно смеется! У нее глаза сиять начинают... У меня от этого внутри будто мурашки, и ноги не идут, хоть взлети...

- Ну да, - говорит она и все смеется, - просто я тебе нравлюсь...

На следующий день я пришел к рыжей в гости.

Мы сидели в большой комнате, пили чай, а через комнату все время ходила ее мама и смотрела на нас.

- А сколько вам лет, Андрей, если не секрет? - спросила она.

- Шестнадцать.

- У, какой вы взрослый... Пошли в школу восьми лет?

- В пятом классе на второй год оставался...

Конечно, не очень-то мне хотелось в этом сознаваться, но она мне нравилась, Светина мама, и очень похожа была она на рыжую - у нее и глаза такие же, и волосы, только веснушек нет... Не мог же я ей врать!

- Болели?

- Не, я был лентяй и хулиган...

- Не ври! - засмеялась рыжая. - Мам, не верь, это он шутит... Он мне все ошибки вчера исправил!

- Я не вру, - сказал я и тоже засмеялся. - Просто мне поступить очень необходимо, и я все лето занимался.

- Вот видишь, какая у Андрея сила воли, - с укором сказала мама рыжей. - А ты?

- А что я? Его ведь никто не заставлял поступать, он сам хочет, а меня...

- Не будем возобновлять этот разговор! - нахмурилась мама.

- Будем! - капризно сказала рыжая. - Мне теперь, может, и захотелось туда поступать, но все равно ты не имела права заставлять! Ну скажи ей, Андрей!

- Нам пора идти, - сказал я. Мне не нравилось, как рыжая разговаривает со своей мамой. Наверно, ей очень обидно, что ее заставили...

А моя заплакала, когда я уезжал. Как она там, одна?..

- Заходите чаще, Андрей, - сказала мне мама рыжей. - Очень рада, что у Светы появился такой друг.

И уже в дверях:

- Вы приглядывайте там за ней, помогите... Она ведь такая безалаберная!..

- Ну, мама! - закричала рыжая. - Ну что ты пристаешь! - и потащила меня за рукав. - Пошли!

Мы пошли в училище, узнать отметки.

Рыжая трусила. Я сказал ей:

- Не бойся, все будет хорошо, вот увидишь!

- Правда?

- Честно! - сказал я. И жизнь вокруг такая прекрасная была, как накануне праздника!..

Рыжая срезалась на геометрии. Это произошло десятого августа, на седьмой день нашего знакомства. А на седьмой день нашего знакомства жить без рыжей я уже не мог...

То есть совершенно непонятно было - как же так и что же теперь будет?..

Вечер, фонари горят, светло на улицах, люди ходят, разговаривают, смеются, не замечают нас.

Мы идем и молчим.

Рыжую давно ждут дома. И мама рыжей, и папа рыжей, и бабушка. Ждут и волнуются. Потому что завтра она уезжает. Рано утром. На юг - отдохнуть, набраться сил перед новым учебным годом. Дома уже смирились с тем, что рыжая провалилась: ну и ладно, и пойдет Света в девятый класс...

А мне что делать?

- Да ну тебя! - говорит рыжая. - Нашел из-за чего переживать. Ты-то поступил ведь! В одном городе будем жить, разве обязательно учиться вместе?

Ладно... Будем жить в одном городе, каждый день видеться... А завтра?.. А послезавтра?..

- Я тебе письма буду писать! - говорит рыжая. - Ну чего ты!.. Думаешь, мне весело? Думаешь, охота мне туда ехать?! Если б с тобой!.. Слушай, а ты приезжай, а?

- Да где такие деньги взять... - говорю я. - На одни билеты сколько надо, да там еще жить...

- Мы тебя там прокормим! - горячо говорит рыжая. - Андрей, ну Андрюшенька... А на билеты - маме напиши, попроси, а? Ты ведь поступил, тебе надо прокатиться, отдохнуть, неужели она не даст?

- Да откуда у нее, ты что? - смеюсь я. - Она девяносто рублей получает.

Мы снова идем и молчим. Вот она, идет со мной рядом, в теплой тьме шумной улицы, а кажется, что нет ее уже, уже уехала... Врет она, что ехать не хочется, - она уже там, под ослепительным солнцем, у синего моря, большого, ласкового - я видал по телевизору. Оно соленое, говорят.

Мы подходим к ее дому, останавливаемся.

- А что ты будешь делать без меня? - спрашивает она.

- Не знаю, - говорю я. - Тебя буду ждать. Скучать буду...

- Правда?

- Честно...

- Андрюша...

- Ну?

А она молчит и смотрит на меня. И не улыбается. У нее глаза печальные. Нет, она правду говорила, неохота ей уезжать, а я дурак!

- Хочешь, домой тебя на руках отнесу? - спрашиваю я.

- Только чтоб мама не увидела, - говорит она.

- Почему?

- Ну... Она еще подумает что-нибудь...

- Что?

- Не понимаешь, да?

- Не понимаю, - вру я.

- Она подумает, - тихо говорит рыжая, - что ты в меня влюблен...

Я молчу. Она молчит тоже. Мимо нас проходит человек в шляпе, он входит в подъезд, и когда входная дверь гулко выстреливает, захлопываясь, я говорю:

- Ну и что... Это ведь правда.

- Не ври... - говорит рыжая.

- Честно. А ты?

- Что?

- Ну... Ты меня...

- Люблю... - говорит она и убегает в подъезд. Дверь стреляет.

Я иду за ней. Я иду мимо стен и дверей, мимо батарей и почтовых ящиков...

- Подожди!..

Она останавливается.

- Давай я тебя понесу... Можно?..

Она кивает.

Я беру ее на руки, бегу по лесенкам, а на третьем этаже лампочка перегорела. Темно, только с улицы фонарь в окошко светит.

- Ты устал? - спрашивает она шепотом.

- Не!

- Честно?

- Честно!

- Все равно... Отпусти меня...

- Почему? - спрашиваю я. Потому что донес бы ее не то что до ее пятого этажа - до неба...

- Отпусти...

Я отпускаю, мы стоим в темноте, а в квартирах орут телевизоры, здесь очень хорошо все слышно.

- Я тебя очень люблю! - говорит она. - Я еще никогда так не любила!..

- Спасибо... - бормочу я.

Мне еще никто никогда такого... Меня только мама любила, но она про это не говорила...

- Ты такой дурак! - говорит она.

- Почему? - спрашиваю я.

- Потому! - говорит она и целует меня... И бежит вверх по лесенке...

А я остаюсь один в темноте. Я - дурак!

- Погоди!

Но она не останавливается.

Я бегу вслед, прыгаю через три ступеньки и больше всего боюсь не поспеть: вдруг она добежит и сразу позвонит!.. А мне ужасно много надо ей сказать!

Я догоняю ее у самой двери.

- Я люблю тебя! - говорю я ей.

- С ума сошел, тише!

- Я люблю тебя! Я...

Она зажимает мне рот теплой ладошкой, сердится:

- Тише! Сейчас из квартир начнут выглядывать...

Но из квартир никто не выглядывает.

- Я люблю тебя... - повторяю я шепотом.

"Здравствуй, мама! Прости, что так долго не писал..." - я сижу у окна, пишу письмо домой. В общежитии пусто. Городские живут дома, а те, что, как я, из поселков и деревень, разъехались. А я остался. Сначала из-за рыжей, а потом деньги кончились... На билет не хватило. Проживу как-нибудь на эту пятерку до сентября, а там в колхоз, сказали, поедем...

Домой очень хочется, к маме, к Ленке, к Николе Цыбулько... У Николы день рождения скоро, меня ждут. А я не еду. Так охота пройти по нашей улице - мимо клуба, мимо школы, вниз, в луга... Попрощаться со всеми.

Можно, конечно, уехать зайцем. Но со дня на день должно прийти письмо от рыжей... Как она там? Я бы и сам ей написал, да адреса не знаю...

Тоска в этом городе - никого знакомого, а сам он такой большой... Я заблудился уже дважды. Пока экзамены сдавали, я выучил три дороги от общежития: в училище, на пруд и к рыжей. А теперь хожу по городу, ищу те улицы, где мы с ней ходили, а найти не могу. Вечером хожу к ее дому. У всех окна горят, а у нее темно. Книжки взял в библиотеке, а читать не могу: прочитаю несколько строчек и начинаю думать. Главное - обо всем сразу: об училище, о море, о рыжей, о маме, о Полуночном, о школе, о рыжей, о рыжей...

- А ну попрыгай! - сердито требуют внизу, во дворе. - Звенит! А говорил - нету!

Это во дворе, у гаражей, парень моих лет разговаривает с пацаном.

- Ну, давай живо!

Пацан испуганно пятится.

- Меня в магазин послали за молоком... - бормочет он. - Попадет дома...

Гаражи надежно скрывают этот маленький грабеж от старушек, сидящих на скамеечке у подъезда. Зато мне с третьего этажа отлично все видно. И слышимость хорошая.

Я высовываюсь из окна.

- Эй! - кричу я. - А ну отзынь на три лаптя!

Парень задирает голову, ищет, кто кричал. Мы смотрим друг на друга.