Вымирание - Евгений Кусков

Ещё некоторое время потребовалось лениво выкарабкивающемуся из алкогольной трясины мозгу, чтобы воссоздать события минувшего вечера. Частично — многое, похоже, утеряно безвозвратно.

День Михаил провёл вовсе не с Жанной, как планировал — она отказалась от встречи, сославшись на «те самые дни». Поскольку то же самое она сказала и неделей раньше, он пришёл к единственному верному выводу и вычеркнул её из своей записной книжки. В обед встретился с другом и до семи часов они вместе медленно, но верно напивались. Всего лишь пивом, поэтому неудивительно, что Михаилу захотелось продолжения. Товарищ идею не поддержал, а вот Афанасьев завалился в один из баров, где и встретил Евгению, одну из своих любовниц, с которой расстался около полугода назад. Время сгладило неприятные впечатления о ссоре, положившей конец их отношениям, а алкоголь позволил снова увидеть привлекательные стороны друг друга.

Михаил мало помнил о происходившем ночью, и ему оставалось лишь надеяться, что он не забыл воспользоваться презервативом. Ну или, на худой конец, что Евгения позаботилась о предохранении сама — уж ей-то нежелательная беременность тем более ни к чему.

— Так сколько времени? — повторила свой вопрос девушка.

Афанасьев поднял уронённый будильник и посмотрел на циферблат.

— Пятнадцать минут девятого.

— Чёрт, мне же на работу надо… — простонала она и прижала ладонь ко лбу.

— Не тебе одной, — бросил Михаил и встал с всклокоченной постели.

Его одежда была разбросана по всей комнате. Натянув нижнее бельё, он принялся за рубашку и остановился, глядя на Евгению. Она продолжала лежать с закрытыми глазами.

— Эй, ты чего, опять заснула? — громко произнёс он. — Вставай-вставай, выходные закончились.

— Ненавижу утро! — сказала она, медленно приподнимаясь.

Михаил тоже чувствовал себя паршиво, однако болезненный вид девушки всё равно озадачил его.

— Ты не приболела, случайно? — спросил он.

— Не знаю. Башка трещит, я вся разбитая… — Евгения, наконец, посмотрела на него: — Ты чем меня напоил вчера?

— А вот этого не надо! — поднял указательный палец парень. — Мы пили вместе. И я ничего тебе не подсыпал. Зачем мне это? Мы не впервые в одной постели оказались.

Девушка покачала головой.

— Что тогда?

— Перебрала. Мы оба перебрали, — продолжая одеваться, ответил Афанасьев.

— Не знаю… Такого со мной ещё не бывало.

— Прими «Цитрамон».

— Хоть больничный бери, — сказала Евгения и улыбнулась: — Можно я останусь у тебя сегодня?

— Слушай, — Михаил присел рядом с ней, — мы хорошо провели время, спасибо тебе. Но — это всё. У тебя своя жизнь, у меня своя. А теперь пора уходить.

Девушка помрачнела и, больше ничего не говоря, встала с кровати.

Афанасьеву показалось, что для этого ей пришлось приложить немало усилий.

Когда Михаил и Евгения вышли из квартиры, часы показывали без двадцати девять. Девушка была мрачна и неразговорчива — лишь тень самой себя из минувшего вечера. Парню ситуация нравилась не больше, чем ей, но он не сомневался, что поступает правильно. Он не верил во вторую попытку. И зачем вообще всё усложнять? Они оба получили ночью то, что хотели — и точка. Если же планы Евгении не заканчивались плотскими утехами, она может винить только себя за самонадеянность.

Афанасьев подвёз её к месту работы — благо это было по пути. Когда девушка выбиралась из машины, кряхтя, словно недавно разменяла седьмой десяток, Михаил снова спросил:

— Ты точно в порядке?

— Справлюсь, — последовал короткий ответ.

То ли специально, то ли действительно не справившись с тугим замком, Евгения не смогла плотно закрыть дверь. Парню пришлось перегнуться через салон и сделать это самому. Посмотрев вслед девушке, он сказал себе, что она взрослый человек и сама знает, нужна ли ей помощь.

Не избавившись полностью от смутной тревоги, он погнал «Волгу» на окраину города (такая вот ирония — живёт в центре, а работает на периферии, в отличие от подавляющего большинства). Михаил понимал, что в его крови ещё достаточно алкоголя, чтобы нарваться на крупные неприятности с ГАИ, поэтому старался выбирать окольные пути.

Несмотря на задержку, он остановил машину рядом с конторой за пять минут до начала рабочего дня.

«Ещё успею воды купить. И сигарет», — подумал Афанасьев, вылезая из салона.

Направившись к магазину, единственному в этом захолустном районе, он только сейчас обратил внимание на одну странность.

Люди вокруг выглядели все, как один, мрачно и угрюмо. В общем-то, в этом не было ничего необычного — как ещё должны выглядеть рядовые работяги ранним утром в понедельник? Или, если уж на то пошло, как вообще должны выглядеть жители этой страны в свете последних событий? Не прошло и месяца, как танки открыли огонь по Белому дому на потеху зрителям CNN, уровень жизни стремительно падал… Оставалось только гадать, какое ещё «представление» устроят власти.

И всё же выражение лиц окружающих озадачило Михаила. Это не просто свидетельства недосыпания или ставшего нормой пессимизма — это болезненность. Бледная кожа, тёмные круги под глазами, отрешённый взгляд… И никто не пытался заговорить друг с другом, даже не смотрел никуда, кроме как себе под ноги.

Открыв дверь магазина, Афанасьев оглянулся на улицу и заметил ещё кое-что.

Сегодня утром народу на улицах определённо было меньше, чем обычно.

«Чёрт, наверное, Женька права — мы вчера напились какой-то дряни. Теперь вот бред всякий в голову лезет», — нашёл единственное логичное объяснение парень и прошёл в торговый зал.

Здесь находилось всего несколько покупателей. Большинство — у кассы, где мрачная продавщица отпускала им товар. Остальные смотрели на витрины с таким видом, будто на дворе снова 1990-й, и кроме чёртового маргарина и одной палки наполовину протухшей колбасы ничего нет.

Михаил занял место в небольшой очереди и, терпеливо дожидаясь, отвлекал себя размышлениями о том, что лучше: много денег и мало товара, как при Горбачёве — или наоборот, как сейчас?

— Чего вам? — бросила продавщица, вернув его в реальность.

Афанасьев никогда не мог представить эту женщину молодой. Он бы скорее поверил, что она уже родилась такой — бесформенной стокилограммовой бабой неопределённого возраста (где-то между тридцатью и семьюдесятью, точнее трудно сказать), нежели что она когда-то была юной и хотя бы чуть-чуть — самую малость — привлекательной.

— Бутылку минералки и пачку «Примы», — ответил Михаил, надеясь, что мысли не отражаются на его лице.

— И всё? — переспросила она.