Так Бывает - Никтория Мазуровская

Он встал и подошел ближе к Тане и от желания прижаться к знакомому телу, ощутить его тепло и набраться сил закололо кончики пальцев и, чтобы голос не дрогнул, пришлось сглотнуть ненавистный комок в горле.

– Мы все решим, обещаю. Только давай уедем домой, я не буду тебя трогать. Ты даже можешь выселить меня на диван, я слова против не скажу, буду спать там, сколько понадобится. Только давай вернемся домой.

– Мой дом здесь, Дима, а вот твой там. Ты зря приехал, нас разведут через неделю, и ты будешь свободен, так же, как и я.

– А если я не хочу быть свободным, не желаю этого?! – хладнокровие танка мужу не грозило, он чуть ли не орал, говоря это.

– В гостиной спит Кирилл, и тебе его лучше не будить, – прошипела и оттолкнула от себя подальше, чтоб дал пройти к столу. – О своих желаниях надо было думать раньше! Ах, погоди-ка, ты именно о них и думал, а я была побоку. Теперь чего ж спохватился?

Договорить им не дали, в дверь опять позвонили.

– Закончится этот день когда-нибудь или нет?! – Дима застыл на секунду, зло полыхнул взглядом и демонстративно уселся все на тот же стул. – Тебе лучше уйти.

– А мне и тут хорошо, твоим гостям я не помешаю. Кто это, кстати, к тебе в такое время приходит? – проигнорировал мои слова, спросил, выразительно скосив глаза в сторону коридора.

– Не твоего ума дело. – Огрызнулась и пошла открывать.

Вдох-выдох! Еще одна словесная баталия наметилась, но уже с другим претендентом получить чайником по голове.

На лестничной клетке стоял, кто бы мог подумать, сам Владимир Липов собственной персоной.

– Какие люди и без охраны, чего явился? – впускать этого гада в дом теперь не представлялось возможным, потому вышла на лестничную клетку, а дверь прикрыла.

Мужчина под сорок лет, хотя на вид ему можно дать и все пятьдесят, за прошедшие годы утратил всю свою привлекательность: теперь блистал пивным животом и малость отекшим от долгого сидения в офисе лицом. Рожа небритая с утра, временами он напоминает алкаша запойного, что, кстати, правдой не является, но, тем не менее, глаза серые и невыразительные, сейчас наполненные злобой, осуждающе смотрели на меня. Можно подумать, таким взглядом кого-то напугать хотел, собственная жена-то его не боялась, может, если только подопечные на работе, сомнительно, конечно, но бывает.

Раньше он производил другое впечатление, раньше я его уважала. Сейчас же, после рассказа Кирюшки, ничего, кроме отвращения и жалости, он не вызывал. Куда только всё подевалось? Удивительно.

– Он у тебя, я знаю, позови! – приказной тон взбесил до невозможности.

– Ты, Вова, адресом ошибся, приказывать на работе будешь, а тут гонор поубавь.

– Таня, я не хочу ругаться с тобой, просто позови его.

– Он спит, пусть отдыхает, у него был трудный день, правда, Володя?

– Что, пожаловаться успел? Ты его разбаловала, – он облокотился на стену и за миг весь как-то сжался, ссутулился и потерял всякий боевой настрой. – А может, так и лучше? Ты ему всегда вместо матери была, вот и пришел к тебе.

– Господи, Вова, а ты куда смотрел, а? Что ж позволяешь ей такие вещи сыну говорить? Он в чем виноват?

– Она беременна, это гормоны,– пройдет.

– Себе врать-то прекрати! Лиля всегда такой была, а ты позволял. Понимаю, вы девочку ждете, родную и любимую, но про сына своего ты успел забыть?

– Он не мой, ты знаешь! – хрипло ответил и, кажется, сам же своими словами подавился, потому, что вдруг закашлялся и покраснел. Но слова уже произнесены и их не воротишь. Подозреваю, что и Кириллу мать его нечто подобное уже говорила.

– Он твой с тех пор, как ты его усыновил, Вова. Ты тогда подумал и решил, что твой он, а теперь, когда Лиля от тебя ребенка ждет, все? В приемного отца ты наигрался и можно парня на мусорку выбросить?

– Никто его никуда не выбрасывает, он сам виноват. Нет, чтоб промолчать, Лилька бы поворчала и успокоилась. А этот? Сам виноват.

– Ты его отец, твоя обязанность его защищать даже от родной матери, если ей гормоны в голову ударили! Ты его бросил, потакаешь ей, а дальше что? Мальчишку из дома погоните, лишь бы не мешал вам?

– Он поступит, поживет в общаге, в этом нет ничего страшного. Что ты мне здесь целую обвинительную речь устроила? Не в суде и присяжных здесь нет! Ты тоже хороша, защищаешь его, всегда добренькая, святая, блин. Ты только представь, что начнется дома, когда Лиля родит. Малая будет плакать по ночам, Лилька беситься, этому нужно учиться, мне работать… лучше будет ему жить в общаге.

– Ваш дом находится в квартале от его университета, ему никто не даст комнату, ты ведь знаешь все эти правила и заморочки.

– Лиля его выписала из квартиры и прописала у бабки в деревне. – Тихо признался, даже лицо отвернул так, чтоб неяркий свет лампочек коридора не показал его глаза.

Таня засмеялась. Это ж надо такое выдумать и сделать.

– Кирилл узнал и у матери спросил, почему она так сделала, вот и огреб по самое не балуйся. Я с работы вернулся, его нет, Лиля молчит, сказала только, что из дома выгнала.

– И много еще чего ему наговорила, Вов. Так нельзя, он же ей не мальчик для битья, а ты все молчишь, не заступаешься, а, значит, виноват не меньше! Жить Кирилл будет у меня, раз родителям не нужен.

– Спасибо, что ты… Я думал, не согласишься. – Он в карман полез за бумажником.

– Деньги свои в задницу себе засунь, Вова, понял?! Сама обеспечу, к вам он больше не поедет, я настаивать на этом не буду, если только сам захочет. И Лиле лучше тут не появляться, постарайся донести эту мысль до нее так, чтоб запомнила и поняла, иначе затаскаю по судам, ты меня знаешь, я могу!

– Чертова баба, ты свою семью не уберегла и в моей снова копаешься, не надоело еще?

Слушать его больше не стала, вернулась в квартиру и застала возле двери сонного Кирилла. Он молча смотрел, а в глазах стояли слезы. Обидные детские слезы от несправедливости, от нелюбви собственных родителей, что так быстро сплавили его практически на чужого человека.

– Кирюша… – тихо позвала и потянула его за руку к себе.

– Ты же меня не оставишь? – тихо пробормотал он, уткнувшись мокрой щекой в шею, у меня самой от этого безнадежного шепота сердце замерло, да так и застыло. – Не бросишь?

– Не