Ради мира на земле - Александр Корзников

Женщина развязала узел. Ржаные зерна высыпались на доски, разбросанные по бетонному полу.

— Потерпите малость. Сейчас лепешек испеку.

Полными слез глазами смотрели пулеметчики. Руки сами потянулись к заплечным вещевым мешкам.

— Нате вам, — охрипшим голосом произнес Виктор, отдавая свой паек из неприкосновенного запаса.

— А вы-то как же, дяденька? — слабым голосом протянула девчонка.

— Мы? Мы взрослые и пойдем бить фашистов. Не отдадим Сталинграда и тебя в обиду не дадим.

…Расчет занял позицию, удобную для обстрела. Виктор припал к прицелу. Шулаков подавал пулеметную ленту. Бочкарев и Кобелев чуть позади справа и слева залегли с винтовками. Старший расчета сержант Коробицын бегло осмотрел позицию и тут же скрылся куда-то. Только после боя узнали курсанты, что Коробицын за трусость отправлен с передовой.

День начался сильным артиллерийским обстрелом. Должно быть, враг готовился к атаке. Из окопчика, накрытого стальным листом, Виктор до боли в глазах всматривался в местность сектора обстрела. Ни одного фашиста! А покажись они — заработает «максим», будет косить их. «Каков он, враг? — думает Виктор. — И откуда появится? Со стороны вагонов? Там легче маскироваться. Тогда ударю по пристрелянной полосе. Не пройдет, гад».

Оборонительная линия, на которой был установлен и пулемет Виктора Карташева, проходила по самой территории завода. 30 сентября корпуса цехов в основном оставались целыми. Сильно пострадала только химическая лаборатория: снесена крыша, разрушены стены. И странное дело — на стеллажах, в отдельных ячейках, аккуратно завернуты, пронумерованы пробы металла. Будто на обеденный перерыв ушли люди и вот-вот вернутся, уберут битое стекло, штукатурку и вновь примутся за работу…

Высоко поднявшаяся пыль и дым пожарищ застилали небо. Першило в горле, тяжело было дышать. А тут еще бомба попала в цистерну с нефтью. Вокруг поползло огромное огненное пятно. Глаза слезились от едкого дыма, а защитный лист накалился, как сковорода на огне.

И вдруг Виктор уловил какое-то движение. Прильнув к прицелу, открыл огонь. Метнулись неясные в дымной завесе тени. Да, это был враг. Еще и еще очередь посылает Виктор. Как вдруг на него обрушилась, казалось, вся вселенная. Больше он не помнил ничего. Очнулся под лестничной клеткой полуразрушенного дома, что был позади его позиции. Кто-то вливал ему воду в рот. Над ним склонился политрук.

— Пошевели-ка, брат, ногами. Теперь руками. А ну-ка, сядь.

Все это Виктор проделал, как в полусне. Шумело в голове.

— Счастливый ты. Даже переломов нет. А «максим» твой — груда металла. Тебя-то едва откопал. Видел, как засыпало. Ну, воюй, пулеметчик. Это твое боевое крещение. Все еще впереди.

Виктор отлеживался недолго. Узнал, что Шулаков ранен в руку и отправлен в медсанбат. В расчете осталось трое: Алеша Бочкарев, Сережа Кобелев и он, Виктор Карташев.

Предстояло сражаться за пятерых. А бои все ожесточались. Враг рвался к цехам завода.

Выбрали новую огневую позицию, получили другой пулемет. Командир взвода приказал:

— Окопаться перед фабрикой-кухней. Ваша запасная позиция — само здание фабрики.

— Есть окопаться.

Однако это оказалось нелегким делом. Кирпич, железо и дерево — все перемешалось. Чем ты его возьмешь? Разве только бульдозером.

К Виктору подполз Алеша Бочкарев. Это — среднего роста паренек с продолговатым приятным лицом и когда-то русыми волосами. От пыли и копоти они стали совершенно неопределенного цвета. В руках — цигарка. Алеша начал курить здесь, в Сталинграде.

— Послушай, Витя. Чем ты думаешь взять эти горы?

— Лопатой. А ты?

— У меня и ее нет.

Любил паренек ходить налегке, лопату игнорировал — лишняя тяжесть. Обошлись одной на двоих. Зато после боя Алеша обзавелся «своим шанцевым инструментом», как он потом говорил, и после никогда не расставался с ним.

Едва соорудили окопчик, как с западной стороны показалось облако пыли. Это шли фашистские танки, а за ними — пехота. Несколько машин развернулось для атаки позиций пулеметчиков. Виктор в эти минуты — весь внимание. Задача важная и ответственная — отсечь наступающую пехоту от танков — требовала огромного мужества.

Стоял сплошной гул. Казалось, сама земля, вся живая и стонущая, горит. Немцы начали огневой налет артиллерии и минометов. Сами стальные чудовища тоже изрыгали огонь. Вокруг все шипело, гремело, выло. Тысячи осколков и пуль пронизывали воздух. Эта адская лавина неудержимо двигалась на позиции горстки пулеметчиков.

«Где же наши? Почему не слышно ответной стрельбы?» — с тревогой думал Виктор. Но тут же догадался: все, даже звук его «максима», тонет в этом невообразимом хаосе. Только дрожь пулемета да ползущая лента с патронами говорят о жизни этой наскоро сооруженной позиции. Вот сбоку открыли огонь бронебойщики, сзади, через головы, — бронебойные пушки. Взорвалось несколько противотанковых гранат. Две машины врага покрутились на месте и встали. Теперь Виктор ясно увидел цепи наступающих вражеских пехотинцев.

Атака гитлеровцев захлебнулась. Бой длился непрерывно два часа. Удержав свои позиции, советские воины под покровом ночи собирали убитых и раненых. Их было много.

Бывший офицер вермахта Г. Вельц в своей книге «Солдаты, которых предали» об этом бое писал так:

«На русские позиции обрушивается залп за залпом, взлетают целые гирлянды снарядов. Там уже не должно быть ничего живого. Если дело пойдет так и дальше, саперам останется только продвинуться вперед и занять территорию. Кажется, так оно и есть. Беспрерывно бьют тяжелые орудия. Навстречу первым лучам восходящего солнца в просветлевшем небе несутся бомбардировщики с черными крестами, эскадрилья за эскадрильей. Они пикируют и с воем сбрасывают на цель свой смертоносный груз, а за ними — новые и новые. Взлетают на воздух блиндажи и огневые точки. Оборонительная полоса противника разрушена, горят цистерны с нефтью.

Да, не хотел бы я сейчас быть там.

— Они пошли, — толкает меня в бок Фидлер, показывая вниз. Поднимаю бинокль. Действительно, огневой вал уже перенесен в глубь обороны противника. Первые наши группы уже приближаются к переднему краю русских. Еще каких-нибудь двадцать метров, и они уже займут передовые русские позиции. И вдруг они залегают под ураганным огнем. Слева короткими очередями бьют пулеметы. В воронках и на огневых точках появляется русская пехота, которую мы уже считали полностью уничтоженной. Нам видны каски русских солдат.

Глазам своим не верим. Как, неужели после этого ураганного артиллерийского огня, после налета пикирующих бомбардировщиков, которые не щадили ни одного квадратного метра земли и перепахали все впереди, там все еще жива оборона? Каждое мгновенье мы видим, как валятся наземь и уже больше не встают наши наступающие солдаты, как выпадают у них из рук винтовки и автоматы. Немногим немцам удалось убраться обратно. Пять свежих батальонов было разбито в этом бою».

Прямо перед пулеметной точкой Виктора — заводской клуб. Где-то рядом железнодорожная линия — подъездные пути. Незадолго до прорыва фашистов к заводу на них встали две цистерны с нефтью. Теперь это отличный ориентир для врага. Вот первые три «юнкерса» заходят для удара — всего в сорока метрах от окопа Виктора. Не разбомбив цели, самолеты прилетают в другой, третий раз.

Отбив бешеный натиск фашистов, пулеметчики получили приказ — под покровом ночной темноты сменить позиции. Командование отвело им участок фабрики-кухни.

Это было одноэтажное здание с большими окнами на север и юг и подвальным помещением с небольшими квадратными окошками. Крыша и все деревянные конструкции сгорели. Ветер продувал насквозь. После боя всех мучила жажда. А воды ни капли. Виднелась вдали разрушенная котельная. Манили к себе два оголенные котла — может быть, там сохранилась драгоценная влага. Но то был уже другой рубеж.

Остаток ночи потратили на устройство новой огневой позиции. Северо-восточнее фабрики-кухни начиналась выемка железнодорожного полотна, идущая вдоль берега Волги. На северо-западе — равнина в виде площадки. Справа, на северной стороне, — большой овраг, за которым — дома, большие, деревянные. Виднелось одно трехэтажное здание. Говорили, что это школа № 35.

Едва перебрались в здание, Карташева позвал командир и приказал установить пулемет в окне подвала. Сектор обстрела — северо-запад.

Обложили окошко бревнами, сделали откосы из битого кирпича и земли. Получился дзот — дерево-земляная огневая точка. Эта ночь запомнилась Виктору Карташеву. Он, как и другие пулеметчики, не смыкал глаз уже несколько ночей. И, выйдя теперь из тяжелейшего боя, не мог бы сказать, какое из желаний сильнее: глотнуть свежей воды или упасть там, где стоял, и спать, спать, спать. А командир взвода распорядился: