Ради мира на земле - Александр Корзников

Характерно, что именно в момент выхода войск 3-го Белорусского фронта к границам Германии в гитлеровской Ставке в Восточной Пруссии на фюрера было совершено покушение. Группа генералов и других лиц, связанных с монополистическими кругами, убедившись, что война проиграна, попытались устранить Гитлера и пойти на сговор с Соединенными Штатами Америки и Великобританией против Советского Союза.

Между тем, отразив контратаки, наши войска перешли в наступление и 1 августа овладели Каунасом. Знамя 371-й стрелковой дивизии украсилось второй правительственной наградой — орденом Суворова II степени.

Как ни сопротивлялись гитлеровцы, в середине августа 5-я армия вышла к границе Восточной Пруссии и даже форсировала пограничную реку Шешупе. Предстояло сокрушить могучую цитадель германского милитаризма. Здесь укрепленные районы с большим числом долговременных огневых точек и сооружений крепостного типа, прикрытых противотанковыми препятствиями, мощными железобетонными «зубами дракона», сочетались с приспособленными к обороне многочисленными хуторами с каменными постройками.

К штурму Восточно-Прусского плацдарма велась тщательная подготовка. В каждом стрелковом полку один из батальонов был усилен танками, самоходными орудиями и специальными подразделениями и натренирован для ночных действий. В ходе наступления они должны были служить своеобразными таранами для прорыва оборонительных полос.

Ничто не помогло гитлеровцам — ни укрепления, ни фанатичное сопротивление. В январе 1945 года 371-я стрелковая дивизия вместе с другими соединениями сокрушила Гумбинненский укрепрайон и овладела городами Инстербург и Алленбург. Она вышла к Хейльсбергскому укрепленному району, прикрывавшему с юга главный город Восточной Пруссии — Кенигсберг. Это был самый мощный укрепрайон, имевший 911 железобетонных огневых точек и множество дерево-земляных сооружений, различных противотанковых и противопехотных препятствий. И эта преграда пала под ударами советских войск. Выйдя с упорными боями к заливу Фришес-Хафф, они вынудили в конце марта капитулировать остатки прижатых к морю войск противника.

Совершив в середине апреля 120-километровый марш, 5-я армия прибыла на Земландский полуостров. Здесь 371-я стрелковая дивизия под командованием полковника А. С. Логинова участвовала в ликвидации последних очагов сопротивления гитлеровцев.

День Победы над фашистской Германией воины 371-й стрелковой дивизии встретили… на Урале. Да, на Урале, ибо после боев на Земландском полуострове 5-ю армию погрузили в эшелоны, и она двинулась на восток.

Ветераны со слезами на глазах смотрели на родные города и деревни, которых не видели с 1941 года. А эшелоны следовали дальше — в Приморье. Уральцам предстояло участвовать в разгроме Квантунской армии в Маньчжурии.

5-ю армию перебросили в Приморье не случайно. Пожалуй, ни одна армия не имела такого опыта прорыва долговременных оборонительных полос, как эта. И здесь уральцы с честью выполнили свой долг. Вступив в бой 9 августа 1945 года, они вместе с другими соединениями преодолели мощные укрепления, прошли через тайгу и горы и уже 16 августа вступили в Муданьцзян — важнейший опорный пункт, прикрывавший выход в центральные районы Северо-Восточного Китая. Продвигаясь дальше, они вступили в Дуньхуа. Здесь война для них закончилась.

За участие в разгроме японской Квантунской армии 371-я стрелковая дивизия была удостоена третьей награды — ордена Кутузова II степени.

С честью и славой пронесла уральская дивизия по полям сражений второй мировой войны свое боевое Знамя и Красные знамена, врученные ей рабочими Челябинского завода имени Серго Орджоникидзе.

И. В. БУЛАТОВ,

журналист, ветеран войны, майор запаса

ПЯДЬ ЗЕМЛИ

Мартовская капель. На улицах Перми — гололед. У ворот минометно-пулеметного училища — группа вновь прибывших для прохождения курса. Это — молодые девятнадцатилетние парни из Осы. Скользко, и потому колонна медленно приближается к проходной, переговариваются парни.

— Весна, однако, в Перми-то.

— Здесь завсегда пораньше тает.

— Нам бы так. Глядишь, и скот поскорее на выпас.

Пестро одетые, с виду неуклюжие, они вошли во двор. Училище! Как-то им будет теперь? И неужели отсюда выйдут они лейтенантами! А может быть, просто обучат их пулеметному делу и — рядовыми на фронт. Дело-то ведь не в звании, а в умении воевать с сильным и жестоким врагом — фашистами. Первый день. Что можно сказать наперед?

Все это вспомнилось теперь Виктору Карташеву, как давным-давно минувшее. Вместе с товарищами сидит он в теплушке вагона: 184-й отдельный пулеметный батальон, сформированный из выпускников училища, отправляется на фронт. За пять месяцев курсанты получили необходимые теоретические знания, изучили баллистику, материальную часть пулемета. Освоили тактику наступательного боя, топографию, одним словом, готовы к бою.

Во главе батальона — молодой, но уже побывавший в боях, веселый по нраву, смелый и находчивый лейтенант Александр Прокопов. Виктор знал, что разница в возрасте между ним и комбатом — всего один год. Заместитель комбата лейтенант Стариков, выпускник Камышловского пехотного училища, не уступал своему командиру в смелости и находчивости.

Начальник штаба Семен Николаевич Бойко старше других офицеров и в звании, и по возрасту. Ему 28 лет. Это — подтянутый, всегда чисто выбритый человек. Он участвовал в защите Севастополя, имел боевое ранение.

Все офицеры в пути разошлись по вагонам и среди курсантов были своими людьми. Вот только что в вагоне, где ехал Виктор, побывал командир роты — старший лейтенант Яков Боркун. Задушевно беседовал с парнями. Казалось, он не признавал грани между собой и ими. Зато в строю он — другой. Строгий, взыскательный. «Повезло нам на командиров, — думал Виктор. — Один другого лучше».

В пулеметный расчет Виктора Карташева подобрались крепкие хорошие ребята: Алексей Бочкарев, Сергей Кобелев, Шулаков. Еще в училище они узнали друг друга, по-братски делились всем, вместе переживали трудности.

Темные и молчаливые города встречали курсантов. Только по сигнальным огням семафоров различались станции. Нарастала тревога. За Саратовом в воздухе кружили фашистские самолеты. Они нападали на эшелон, бомбили. Состав то набирал скорость, то тормозил. И тогда раздавалась команда:

— Воздух!

Все покидали вагоны, прятались в иссохшей траве.

Налеты вражеской авиации все учащались. Теперь и по ночам небо ревело моторами. В такие часы никто не спал. Говорили о войне, о сражениях. На верхних нарах неунываха-парень рассказывал:

— Фашисты, они нахалюги страшенные, а трусы. Дед мой, бывало, станет вспоминать, а он прошел и германский фронт, и под Псковом с немцами дрался, и гражданскую всю воевал. Так он всегда с пословицы начинал: «Пошел немец за шерстью, да вернулся сам стриженым».

Докончить он на этот раз не успел. Страшный рев обрушился сверху на эшелон. Сквозь него слышна пулеметная стрельба. Один заход, второй…

Первые жертвы. Трое убитых и трое раненых. В пустынной степи копали первую могилу для своих однополчан. Сняли доски с нар, выложили стенки, устроили крышку. Вырос свежий могильный холм. Кратки речи. Мощным залпом почтили память. Поклялись за все отомстить врагу курсанты-пулеметчики.

А впереди — Сталинград.

Пылающий город Виктор видел впервые. Это было кошмарное зрелище. Сталинград на всем своем пространстве вспыхивал то белым-белым, то желтым, то красным. Свет и тьма скачками сменяли друг друга. От каждой такой вспышки появлялась резь в глазах. Темнота казалась осязаемой, густой, как деготь. А вокруг — несмолкаемый визг авиабомб и грохот разрывов.

В. Г. КАРТАШЕВ

Батальону поручили оборону завода «Красный Октябрь». Виктору с друзьями, когда вытаскивали свой «Максим» на огневой рубеж, пришлось преодолеть развалины домов, воронки от снарядов и авиабомб. На путях горели вагоны с зерном. Едкий запах забивал дыхание, слезились глаза. Вдруг вспыхнули осветительные ракеты, и курсанты увидели, как метнулась одинокая фигура. Это была женщина. «Что ей надо в вагонах? Почему, рискуя собой, под градом пуль и жужжащих осколков она идет к пожарищу?» Но скоро все стало ясным. Женщина набирала в тряпицу обгоревшее зерно. Виктор кинулся к ней.

— Вы откуда?

— Вон из того подвала.

За грудами битого кирпича — полуразрушенная дверь. Духота и мрак. Две плошки на сколоченном из досок столе осветили плачущих детей. Их было много. Старики, женщины (это семьи рабочих завода «Красный Октябрь») успокаивали малышей. А те в голос:

— Ку-у-у-шать.

— Пи-и-ть.

Женщина развязала узел. Ржаные зерна высыпались на доски, разбросанные по бетонному полу.