Один день ясного неба - Леони Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молодые матери не могли сдержать слез, когда все было кончено, дар обнаружен и назван и золотые одеяния ведуний шуршали в доме уже не так часто. Но храм был открыт круглые сутки, и песнопения ведуний звучали непрестанно, точно птичьи трели.
Ведуньи не сразу распознали, что Завьер обладает даром придавать пище разные вкусы и ароматы с помощью собственных ладоней. Поначалу он не выказывал никаких магических талантов, несмотря на то что младенца после рождения, к вящему беспокойству матери, поворачивали и так, и эдак, разглядывая все отверстия на теле. Его мать, Трейя Редчуз, была практичной дочерью неудачливого рыбака и обладала способностью смирять бури на море. Познавшая бедность, она сильнее, чем многие иные матери, мечтала, чтобы ее сыновья обладали полезными дарами.
Дар Айо был далеко не бесполезным: одним касанием он мог менять цвет предметов и обладал невероятной силой. Когда родился Завьер, старший братик уже подзарабатывал в разных местах: подкрашивал стены соседских домов, поновлял по просьбе матерей своих приятелей их выцветшие платья, таскал тяжеленные механизмы, бочки с сахаром да акульи туши. Их отец Пьютер был гордым обладателем длинного черно-серебристого ухватистого хвоста, что грозно вздымался всякий раз, когда Пьютер сталкивался с какой-то несправедливостью. Хвост помогал ему строить школы и храмы и взбираться на леса, не прибегая к стремянке.
Когда Завьеру исполнилось девять и он все еще ни в чем не выказывал ни малейшей магической способности, Пьютера обманул с оплатой мошенник-заказчик. Отец отхлестал его хвостом, а потом принялся дубасить кулаками, пока дурень не поднял ор. Несмотря на явную несправедливость, после этого за Пьютером закрепилась дурная слава и работы у него поубавилось. Трейя очень обеспокоилась, что скоро ей нечем будет кормить сыновей, и поделилась своим беспокойством с мужем. Айо стал пропускать школу: он занимался перекраской автобусов, старых башмаков и цветочных клумб для каждого, кто мог заплатить хоть монетку. Трейя уверяла мужа, что детям нужно образование. «Нет! — возражал ей Пьютер. — Им надо стать мужчинами!» Трейя громко цокнула языком и ушла в бухту помогать рыбакам с уловом. Постоянной работы у Пьютера не было, но тем не менее каждый вечер он ждал, что его накормят ужином.
— Устала я, — вздохнула Трейя. — Подойди, Зав, покажу тебе, что надо делать.
Так Завьер начал готовить на всю семью. Он и сам удивлялся, с какой легкостью повторял все движения матери у плиты, орудуя под ее руководством скудными кухонными принадлежностями, и как ему нравилось возиться в ее скромном, но ухоженном саду. Пьютер недовольно бурчал, что сын занимается женской работой, но ему явно нравилось обсасывать сочные косточки, которые он отдирал от жареного цыпленка, а потом складывал в кучку на краю тарелки, в знак благодарности ласково подхватывая Завьера под мышку. Именно Пьютер, удовлетворенно порыгивая, как-то раз заметил, что приготовленная рыба имеет восхитительный аромат, притом что в доме не было ни стручка жгучего перца, и… А вы не замечали, что мед в банке никогда не иссякает?
Он умолк. Вся семья сидела за столом молча, с вытаращенными глазами. Завьер торжествующе глядел на остальных. Тут Айо просиял, а Трейя шумно вздохнула.
— А ну-ка приведи эту проклятую ведунью, — обратилась Трейя к Айо.
Придя к ним в дом, ведунья схватила Завьера за запястья.
— Ты никогда не замечал?
— Чего? — с недоумением спросил Завьер.
Тело источает душистые ароматы точно так же, как прочие запахи. Но ты же не сообщаешь ведунье, как пахнут твоя слюна или фекалии. Это так… интимно.
— О боги! — воскликнула Трейя.
Ведунья порылась у них в кладовке, вытащила мешок маисовой муки, которой Трейя очень дорожила, и отправила безотказного Айо купить охлажденного сливочного масла.
— Будем печь лепешки-пятиминутки? — поинтересовался Завьер.
Ведунья улыбнулась и, кивнув, принялась резать принесенное масло на мелкие кусочки. Потом позволила Завьеру вмешать его в муку.
— Соли не добавляй!
Он крепко задумался, потому что ему пришлось действовать вопреки дару. Когда тесто было готово, ведунья его раскатала и нарезала на пять кусков. Потом налила растительного масла на сковороду, не обращая внимания на вздохи Трейи по поводу ее наглости: мол, пришла на чужую кухню и давай распоряжаться!
— Так, парень, а теперь дай мне пять разных ароматов.
Завьер на мгновение замялся, а потом провел левой ладонью над первым кругляшом теста. Все как по команде зажмурились, увидев, как края его смуглой кисти потемнели еще больше.
— Корица, — изрек Завьер и приступил к следующей заготовке. — Кардамон, крупное семя. — И он с удовольствием заметил, как вдруг заулыбались глаза ведуньи.
А сидевшие за столом члены семьи, не в силах вымолвить ни слова, изумленно смотрели на него.
— Давай краба, Зав! — попросил Айо.
Завьер фыркнул:
— Я не могу создать вкус и аромат живых существ.
Интересно, лепешки с каким вкусом понравились бы ведунье? Имбирь, лайм, сахар…
— Да идите вы все! — вскричал Пьютер.
Жгучий перец! Теперь он не сомневался. Оставалась еще одна заготовка будущей лепешки, и она должна была получиться на славу. Какао-бобы и листья мяты.
Ведунья покачала головой. В семьях иногда замечали в детях дар задолго до вердикта совета ведуний; и хотя такое случалось, всегда было удивительно наблюдать, как магия проявлялась сама собой.
— Погляди, каким светом озарено твое лицо, — заметила она.
Завьер сказал, что, если она хочет, он положит чеснок в куриную попку, что с его стороны было довольно грубо, но в то же время остроумно, потому как все знали, что люди, любившие есть куриные попки, слишком болтливы. Айо расхохотался. А ведунья шутливо шлепнула Завьера по спине.
— Какой-то женщине очень повезет стать твоей женой, — сказала она. — Кулинарный дар — большая редкость для мужчины.
Трейя выхватила из рук ведуньи сковороду и быстро пожарила круглые лепешки. Они принялись есть их еще теплыми, тихо похваливая чудесные ароматы, но не раньше, чем Айо выкрасил каждую лепешку в свой цвет, чтобы едоки точно знали, где какая. Все радовались вкуснейшим лепешкам. Пьютер водил рукой по спине сына и все повторял, что это он первый заметил его дар — да-да, а кто же еще, — и мать сидела с сияющим от гордости лицом.
Каждый думал о чем-то своем.
2
Анис спала плохо и проснулась, разбуженная треском расщепляемого дерева. Она перекатилась на середину холодного тюфяка, набитого соломой. Комната купалась во мраке, Тан-Тана не было. Она села.
— Тан-Тан!
Ответа нет. Только приглушенное сопение, мерное шуршание пилы и исполинская туша
