Искусство кончать молча - Александр Щёголев

…Должен предупредить: назад дороги нет и второй попытки не будет. Если вдруг симбиоз распадётся — это навсегда. Повторно с тем же партнёром вышеупомянутые сущности в связь не вступают. Между тем, уже налаженные и устойчивые отношения разрушить очень даже просто — самыми, казалось бы, невинными вещами. Например, достаточно один раз… как бы поинтеллигентнее… copulatio… совокупиться, совершить соитие с кем-то на стороне. И ты отторгнут… («Что, — не поверил Неживой, — разок перепихнёшься, и гуляй, свободен?») Увы, да. Неверность сбивает тонкую настройку. Силы судьбы моногамны, уважаемый Виктор Антоныч. («Полная хрень», — подытожил Неживой…)

…Как, собственно, стрелять? Проще некуда. Посмотрел на мишень и нажал на кнопку. Причём, объект атаки не обязательно видеть вживую, можно смотреть и на его фотографию. Каково максимальное расстояние удара, выяснить не успели, но есть основания предполагать, что дистанция не имеет значения.

…Разумеется, нужно желать объекту смерти. Вербально или мысленно — неважно. Дать команду типа «умри», «чтоб ты сдох» и тому подобное. И сразу почувствуешь, возбудился ли причинно-следственный контур. «Возбудился» — неслучайное слово… поймёшь чуть позже. Секстензор взаимодействует с твоим Кундалини — это, грубо говоря, и есть пресловутая сексуальная энергия. Кундалини спит в основании позвоночника и свёрнута, как змея. Целью всех йогических методик является разбудить Змею и помочь ей подняться вдоль позвоночника — до макушки головы. В оккультизме — то же самое. Однако силе, с которой вам предстоит войти в симбиоз, требуется совсем другое: не поднять Кундалини, а, наоборот, опустить её. В нижние чакры, отвечающие за половую сферу. После чего, выражаясь поэтически, остаётся собрать яд и выстрелить…

— Готово, — сказал капитан, заметно волнуясь. — У тебя есть враг. Ты ведь его крепко не любишь? Если нет с собой фото — не страшно, при сильной личной заинтересованности должно сработать и так. Ты только вспомни его получше, во всех гнусных подробностях…

— Фото есть, — сказал Неживой, доставая сложенную вдвое карточку.

Карточка хранилась во внутреннем кармане пиджака, поближе к сердцу, и датировалась сегодняшним числом. Один из приятелей Неживого, служивший в «наружке», по просьбе майора якобы случайно оказался в холле седьмого этажа. Была схвачена та самая минута, когда полковник Конда выскочил из актового зала, — шея в пунцовых пятнах, харя деформирована паникой… шедевральной красоты картина! А ещё шёпотки вослед — о, эти восхитительные шёпотки: «Конда обосрался!!!» — жаль, жаль, что звуковую дорожку к фотке не присобачишь… Неживой собирался размножить этот фотодокумент и раскидать по сортирам Главка…

— Отлично! Убей гада, — сказал капитан Гаргулия на удивление спокойно.

Экспериментатор хренов.

Казнь

Странное было ощущение. Прежде всего — необычайно приятное. В штанах стало вдруг тесно — все 21 сантиметр интимной плоти враз ожили, мало того, стыдно признаться, случилось кое-что ещё, совсем уж несуразное… Нет, «приятно» — слабое слово… а какое не слабое?

— Оргазм, — подсказал совершенно счастливый Гаргулия. — Ты хоть понимаешь, что — получилось? — Он поперхнулся от избытка воздуха. — Эякуляция была?

— Не твоё дело, — вспыхнул Неживой.

— Чуть-чуть, да? Капелька-другая?

— Пошёл в жопу.

— Ничего-ничего, нормально. Чехол придётся время от времени мыть. Возможно, по нескольку раз в день, когда акции идут одна за другой. Что поделаешь, маленькое неудобство… Надо бы проверить результат. У тебя есть телефонные номера мишени? Домашний, рабочий?

— Мужик в больнице.

— На отделение позвонить… — задумчиво произнёс ФСБшник. — Или — знаешь что? Чёрт с ним, с этим твоим, кто он там такой. Это всё подождёт. Продолжим-ка лучше испытания.

— На ком?

— Да на ком угодно! Выйдем на улицу, выберем новую мишень. Одно дело — враг, к которому испытываешь личные чувства, и совсем другое дело — посторонний человек, с которым даже не знаком.

— У всех на глазах?

— Что — у всех на глазах?

— Суета начнётся, беготня, «скорую» вызовут… и мы — как на сцене. Ты ж сам боялся.

— А мы не здесь. Сядем в автомобиль и отъедем. За результатом понаблюдаем сквозь стекло. Или ты по-прежнему мне не доверяешь?

Не доверял, конечно, с какой стати. Однако в машину сел и позволил отвезти себя на угол Чернышевского и Фурштатской. До Дворца отсюда было — четыре минуты пешим ходом.

Кнопку Неживой спрятал в боковом кармане пиджака, проделав дыру в подкладке и пропустив провода.

«Волга» у Гаргулии была с тонированными стёклами. Сидеть в такой очень комфортно — словно подглядываешь за миром, будучи невидимкой. Капитан азартно выбирал жертву, крутясь на сиденье. Вон того расфуфыренного петуха не хочешь, показывал он пальцем, богему эту, пидора, гниль, пародию на мужчину, само существование которого — оскорбление природе… Или вот, глянь, качок-бычок в спортивном костюме и в золоте, уверенный, что он — центр Вселенной, хотя рождён и откормлен специально на убой и ни для чего иного… Или высокомерная стерва, вылезшая из «BMW» и выговаривающая что-то своему шофёру, которая держит всех мужиков за козлов, — нас с тобой, Виктор Антоныч… Капитан старался попусту. Неживому насрать было на всех этих персонажей, потому что ну какое отношение, к примеру, жлоб в спортивном костюме имел к нему лично? Да никакого. Кого-то гнобит, кого-то прессует… и что? Нормально… А подержанный дядя-хиппи, вырядившийся, как на дефиле? Может, и вправду пидор, может, не пидор… кстати, однажды Виктор имел секс с гермафродитом, и ничего, хорошие воспоминания. Что касается всяческого бабья, то цену этим тварям он и так знал, никаких иллюзий. Увы, не за те ниточки дергал горе-психолог, совсем не за те…

Вместо того, чтобы смотреть, куда указано, Витя внимательно разглядывал самого Гаргулию. И вспоминалась отчего-то фразочка, брошенная этим глистом: дескать, когда тайные знания переводишь на язык обывателя, получается пошлость. Плюс этот, как его… стыд. Ага, пошлость и стыд… Я обыватель, думал майор Неживой. Переводить что-то на мой язык — пачкаться. Вот так, походя, тиснули печать на морду: «Проверено, мозгов нет».

А ещё этот «научник» преспокойно рылся, как свинья, в моей медкарте, думал майор Неживой. Рылся в моих отношениях с бабами. Позволил себе то, что позволено лишь узкому кругу допущенных лиц…

И вернулся гнев, который, собственно, никуда не уходил, всегда был рядом, как верный пёс.

— Погоди ты со своими кандидатами, — сказал Неживой, до времени сдерживаясь. — Твой-то интерес в чём?