Наследство дядюшки Питера - Яков Левант

Патрульные едва-едва успели перебраться через ров, как автомашина затормозила возле подстреленного парашютиста. Черные мундиры обступили уткнувшегося в землю человека.

— Он пытался бежать… — растерянно пробормотал Шпильман.

— Не отстегнув даже парашюта? — злобно усмехнулся эсэсовец с кубиком штурмфюрера в петлице. — Кретины. Марш в казарму!

Далекая автоматная очередь прервала горячий спор. Гость, худощавый бледный человек в новеньком мундире штурмбанфюрера, опустил рюмку, насторожился.

— Очередной псих, — успокоил его хозяин — щупленький, одетый в штатское старичок с массивным подбородком. — С тех пор, как СС в наружной охране заменили фольксштурмом,[2] это происходит чуть ли не ежедневно.

Оба прислушались. Выстрелы не повторились.

— Свинство, сплошное свинство! — проворчал старик, вертя в руках наполовину опорожненную бутылку. — Последняя…

— Тем более, — улыбнулся худощавый, но хозяин бесцеремонно перебил его:

— Я об охране. Свинство… Оставили какую-нибудь дюжину эсэсовцев, остальных заменили этим дерьмом.

— И я о том же, — спокойно, с той же улыбкой продолжал гость. — Последние резервы, последняя бутылка коньяку. Надо решаться, отец.

— Сейчас столько болтают о новом секретном оружии…

— Приманка для простаков! Который раз затевают эту болтовню. Неужели вы способны верить?!

— Но если слухи верны? — не сдавался старик. — Если фортуна вновь повернется к нам лицом?

Худощавый весело рассмеялся:

— Победа! Пусть толкуют о ней господа из имперской канцелярии. Им нечего тревожиться — ценности у Франко, валюта в Швейцарии. А мы? С чем останемся, если уцелеем?

— Ты не должен так говорить, Генрих, — возмутился старик. — Приданое Гретхен…

— О да, — весело подхватил тот, кого назвали Генрихом. — Поместье в Польше, рудник на Украине, пивоваренные заводы в Чехии… Мы состоятельные люди, мой отец. Мы очень, очень состоятельные люди!

— Но, Генрих…

— Отец! — В горячем шепоте Генриха уже не было смеха. — Со дня моей помолвки с Гретхен я слушался вас во всем. Послушайтесь и вы меня хоть раз. Я только что из Берлина. Там паника. Меня не проведешь. Внешне все чинно, благополучно, но каждый озирается по сторонам — куда бы метнуться в случае чего… Крысы уже бегут с корабля. О да, это был великолепный, прекрасно оснащенный корабль, но судьба не определила ему счастливого плавания. Мы идем ко дну, отец, и если…

В дверь громко постучали. Едва Генрих по знаку хозяина отомкнул ее, в комнату пулей влетел начальник охраны.

— Штурмфюрер Мальц? — проворчал старик, небрежно отвечая на приветствие. — Ну, что там у вас стряслось?

— Парашютист, господин штандартенфюрер, американский парашютист. Эти кретины изрешетили его насквозь. Я ничего не понимаю в медицине, но…

— Давайте сюда, живо.

Два дюжих эсэсовца втащили бесчувственного парашютиста в разорванном комбинезоне. Третий держал клеточку с голубями, пистолет и объемистую сумку.

— Кладите на диван, — скомандовал старик. — И осторожнее, черт вас побери. Он еще должен говорить.

— Все, что было при нем, господин штандартенфюрер, — доложил Мальц, передавая старику небольшое фото. — В сумке — продукты и запас патронов. Клетка была закреплена на груди — он так на нее и плюхнулся. Забавное, доложу я вам, было зрелище, — рассмеялся эсэсовец. — Подъезжаем, а он стоит на карачках, головой в землю уткнулся. Как жучок-навозник. Знаете, такие славненькие, черненькие. Тронешь его — он и поднимется, вытянется на лапках. Пугает, значит. Ну, тут самое время спичку чиркнуть и — под брюшко, под брюшко…

— Ладно, Мальц! — оборвал его болтовню старик, осматривавший в это время парашютиста. — Ступайте.

— Есть! — щелкнул каблуками штурмфюрер.

— Мальц действительно ничего не смыслит в медицине, — заметил старик, когда дверь за солдатами закрылась. — Шесть ранений — и ни одного тяжелого. Впрочем, повязки наложены не так уж плохо.

— Где я мог видеть эту мордашку? — проговорил Генрих, разглядывая оставленное Мальцем фото. — Я определенно ее где-то видел.

— В старом голливудском фильме, — подсказал старик. — Мэри Пикфорд, знаменитость. Впрочем…

Он взял у Генриха карточку, внимательно рассмотрел ее, перевел взгляд на бледное от потери крови лицо парашютиста и вдруг рассмеялся:

— Нет, это не Мэри. Она такая же Мэри, как этот валяющийся перед нами парень — Дуглас Фербенкс. Обрати внимание на пробор, на узенькие дерзкие усики. Ни дать ни взять — знаменитый киноактер. Однако, дело становится чертовски интересным.

— Надо привести его в чувство.

— Сейчас, сейчас. Чертовски любопытное дело, Генрих. Понимаешь, Дуг и Мэри — это прошлое, романтика. У американской молодежи сейчас иные боги. Плесни-ка коньяку в рюмку, и мы раскроем эту маленькую тайну.

— Янки наметили очередной объект бомбежки, — отозвался Генрих, беря бутылку. — Только и всего.

— Бомбить объект, работающий против русских? Ты полагаешь, верность союзническому долгу заходит у них так далеко? Нет-нет, здесь что-то другое. Голуби, парашютист-романтик…

Старик приподнял голову раненого, осторожно поднес к губам его рюмку коньяку.

Через минуту щеки парашютиста порозовели, закатившиеся глаза ожили.

— Штандартенфюрер Рушке?! — воскликнул он.

— Да-да, это я, дружок. Кто же вас послал ко мне?

Сознание медленно возвращалось к Джону. Беседа с полковником, капитан Гуд, ночной полет, приземление… Что было дальше? Ах да, выстрелы и боль, жгучая боль, как от удара кнутом, полоснувшего наискось, от плеча к пояснице. Он напоролся на засаду, это ясно. Дело ни к черту. Ведь он должен был сдаться, сдаться по доброй воле.

— Я собирался сдаться, — говорит Джон. — Решил еще в самолете. Да-да, сдаться. Со мной обошлись, как с негром. Послали на верную гибель…

Постепенно он входит в роль, с удовлетворением отмечает истерические нотки в своем голосе. Рушке слушает его не перебивая. Когда Джон замолкает, он роняет, словно невзначай:

— Вы упомянули мое имя…

Джон внимательно смотрит на старика. Ошибки быть не может. Тяжелый подбородок, массивная голова на маленьком, хлипком теле. «Дуче в миниатюре»! Однако не поторопился ли он? В комнате еще кто-то есть.

Скосив глаза, Джон видит подтянутого молодого эсэсовца с бледным, как у мертвеца, лицом. «Вот беда, — проносится у него в голове. — И надо же было проговориться!»

— Так кто послал вас ко мне?

Ну, на этот вопрос Джон может ответить. «Дуче» сразу поймет, в чем дело, и выставит белолицего…

— Полковник Беркли? — переспрашивает старик и, к удивлению Джона, оборачивается к молодому эсэсовцу: — Слышишь, Генри? Рой Беркли, мой верный друг.

Оба — «дуче» и белолицый — придвигают стулья, подсаживаются к Джону. Что за чертовщина? Полковник специально предупреждал его: «Наедине, только наедине».

— Говорите же, — предлагает Рушке и, перехватив взгляд Джона, поспешно поясняет: — Это мой зять, Генрих Шернер. У меня нет от него секретов. Можете говорить свободно.

«А, черт с ними, с этими нацистами! — решает Клейтон. Короткое, вызванное коньяком возбуждение уже прошло, он чувствует головокружение и усталость. — Черт с ними…»

— Родные и близкие встревожены состоянием дядюшки Питера, — тихо произносит он условную фразу. — Готовы оказать помощь в любое время. Молят всевышнего о ниспослании ему здоровья и удачи. Аминь.

«Дуче» обменивается взглядом с белолицым. Что же они молчат? Головокружение становится все сильнее и сильнее, ноющая боль в плече делается невыносимой.

— Тебе плохо, дружок? — спохватывается «дуче». — Сейчас, сейчас. Ранение, слава богу, не тяжелое, можно обойтись без врача. Не следует вмешивать чужих в наши семейные дела, верно?.. Генрих, будь добр, там в углу в аптечке… Да-да, бинты. Давай сюда — в первую очередь нужно сделать перевязку. Так. А теперь флакон, — левый верхний угол, — противостолбнячная вакцина, флакон и шприц. Вот-вот. Чиркни-ка зажигалку: надо продезинфицировать иглу…

Легкий, едва ощутимый укол в левую руку. Как видно, «дуче» ко всему еще и неплохой медик. Ранение не тяжелое, говорит он? Вот и хорошо. Дело сделано, можно лечиться и отдыхать. Готовиться в обратный путь. Интересно, какой маршрут выберут для него?.. Ладно, это потом. Сейчас — спать, так хочется спать… Странно: шум в голове понемногу стихает. Мысли обрывочны, но ясны, как всегда. Надо запоминать, все это пригодится для сценария! Главное — больше деталей. Вот, скажем, фото. В нарушение инструкции герой берет с собой фото любимой. Надеется в случае чего выдать за фотографию известной киноактрисы. Но нацисты, захватив карточку, догадываются, в чем дело. Они засылают своего агента на родину героя, разыскивают девушку, начинают шантажировать ее… Да-да, это будет прекрасный фильм, настоящий боевик. Боевик с концовкой по-голливудски. Такие в свое время ставил Дуглас, славный белозубый Дуглас. Как жаль, что его нет сейчас…