Ластики - Ален Роб-Грийе

4

Помолчав, Дюпон поворачивается к доктору Жюару и спрашивает:

– А вы что об этом думаете, доктор?

Но у доктора какое-то неопределенное выражение лица; похоже, он ничего об этом не думает.

Дюпон продолжает:

– Как врач вы не возражаете против этой поездки? Это (он показывает на свою забинтованную левую руку), это не помешает мне передвигаться, а машину поведу не я. С другой стороны, у вас не будет никаких неприятностей с полицией: сегодня утром они получат – или уже получили – приказ больше не заниматься моим делом, просто зарегистрировать подписанное вами свидетельство о смерти и отправить мое «тело» столичным экспертам. Вы отдадите им пулю, которую вынули. Считается, что она поразила меня в грудь: придумайте сами, куда именно она попала, чтобы все выглядело более или менее правдоподобно. Пока им больше ничего не требуется, поскольку настоящего расследования быть не должно. У вас есть какие-нибудь замечания?

Маленький доктор жестом показывает, что нет, и вместо него слово берет третий присутствующий. Он сидит, не сняв плаща, на металлическом стуле у постели раненого; такое впечатление, что ему не по себе.

– Вы не находите, что это… немного… как бы сказать… романтично? Не разумнее ли сделать… сказать… в общем, не напускать такой таинственности?

– О нет, напротив, мы вынуждены действовать так из осторожности.

– Публику, общественность не надо вводить в курс дела, это я понимаю. Информация для прессы, сохранение тайны даже внутри клиники – все правильно. Тем не менее я не уверен, что тайна… на самом деле… Пусть эта палата удалена от остальных, но…

– Да нет же, – перебивает Дюпон. – Говорю тебе, я не видел никого, кроме доктора и его жены; а кроме них, сюда никто и не заходит.

В знак согласия доктор слегка кивает.

– Конечно… Конечно, – не слишком убежденно произносит черный плащ. – Но правильно ли скрывать от полиции… стоит ли соблюдать такую же…

Раненый приподнимается на постели:

– Я тебе уже сказал, что да! Руа-Дозе настаивает на этом. Кроме членов группы, он сейчас не может по-настоящему положиться ни на кого, и полиция не более надежна, чем все прочие. Впрочем, это лишь временная мера: руководители, по крайней мере некоторые из них, будут в курсе дела, как здесь, так и в других местах; но в данный момент мы не знаем, кому в этом городе можно доверять. И пока не поступит новый приказ, пусть лучше все считают меня покойником.

– Да, конечно… А старая Анна?

– Сегодня утром ей сказали, что ночью я умер, что рана у меня была коварная, из тех, что вначале кажутся неопасными, но не оставляют шансов выжить. Я не решался нанести ей этот удар, но так будет лучше. Если бы ее стали расспрашивать, она бы запуталась во вранье.

– Но в газетах написано: «Скончался, не приходя в сознание».

В разговор вмешивается доктор:

– Я им такого не говорил. Наверно, это присочинил какой-нибудь полицейский. Не все газеты это напечатали.

– В любом случае это… я бы сказал, это неприятно. Один, нет, даже два человека знают, что ты не терял сознания: старая Анна и тот тип, который в тебя стрелял.

– Анна газет не читает; кроме того, сегодня она уезжает к дочери и, таким образом, будет избавлена от назойливых расспросов. Что до убийцы, то он видел только, как я заперся в спальне; он не может знать точно, куда он меня ранил. Он будет счастлив узнать о моей смерти.

– Конечно, конечно… Но ты сам говоришь, что у них безупречная организация, что их разведка…

– Их главная сила – это вера в свои возможности, в успех. И на этот раз мы им подыграем. А поскольку полиция до сих пор была бессильна, мы обойдемся без ее помощи, по крайней мере какое-то время.

– Ладно, ладно, раз ты думаешь, что…

– Послушай, Марша, прошлой ночью я почти час говорил с Руа-Дозе по телефону. Мы тщательно взвесили это решение и все его последствия. Это лучший вариант, какой у нас может быть.

– Да… Возможно… А если ваш разговор подслушали?

– Мы приняли необходимые меры предосторожности.

– Да… меры предосторожности… конечно.

– Вернемся к документам: сегодня вечером мне совершенно необходимо взять их с собой, а появиться там я, естественно, не могу. Я вызвал тебя сюда, чтобы ты оказал мне эту услугу.

– Да, да, конечно… Но, видишь ли, это тоже следовало бы поручить полицейскому…

– Ни в коем случае, что ты! И потом, сейчас это уже невозможно. Вообще-то я не понимаю, чего тебе бояться. Возьмешь у меня ключи и после обеда, когда Анна уедет, спокойно зайдешь туда. Там и на два портфеля не наберется. Сразу же принесешь все мне. Я уеду прямо отсюда, около семи часов, на машине, которую пришлет Руа-Дозе, и еще до полуночи буду у него.

Маленький доктор встает и разглаживает складки на своем белом халате.

– Я вам больше не нужен, верно? Пойду взгляну на одну из рожениц. Чуть позже зайду к вам.

Боязливый черный плащ встает тоже, чтобы пожать ему руку:

– До свидания, доктор.

– Всего доброго, месье.

– Ты доверяешь этому типу?

Раненый смотрит на свою руку:

– Вроде бы он все сделал как надо.

– Нет, я не об операции говорю.

Дюпон взмахивает здоровой рукой:

– Что я могу тебе сказать? Он мой старый друг; с другой стороны, ты мог убедиться, что он не болтун.

– Нет, вот это нет… он не болтун, конечно.

– А что ты подумал? Что он пойдет и продаст меня? Чего ради? Ради денег? Думаю, он не такой дурак, чтобы увязнуть в этой истории еще глубже, чем ему уже пришлось. Ему хочется только одного: чтобы я уехал как можно скорее.

– У него такое лицо… Он не кажется… как бы это сказать? Он кажется неискренним.

– Да что ты выдумываешь! У него лицо врача, который немного переутомился, вот и все.

– Говорят…

– Ну да, говорят! Впрочем, про всех гинекологов в этой стране говорят то же самое или очень похожее. Но при чем тут наши дела?

– Да… конечно.

Пауза.

– Марша, тебе очень не хочется идти за моими бумагами?

– Ну почему же… Конечно, я думаю о том, что это не совсем… не совсем безопасно.

– Но не для тебя! Я нарочно не прошу об этом кого-нибудь из группы. Тебе они зла не причинят! Ты же знаешь, они не убивают просто так, кого попало, когда попало. За последние девять дней произошло девять убийств, по одному в день, в одно и то же время – между семью и восемью часами вечера, как будто они обязались быть пунктуальными. Я – вчерашняя жертва, и со мной, как они считают, вопрос решен. На сегодня они определили себе новую жертву, и это, разумеется, не ты, – скорее всего, это произойдет даже, не в нашем городе. И наконец, ты пойдешь ко мне в светлое время дня, когда ни у кого нет оснований бояться.

– Да, да… Конечно.

– Так ты пойдешь?

– Да, пойду… чтобы оказать тебе услугу… раз ты считаешь это необходимым… Но мне не хотелось бы создать впечатление, что я работаю на вашу группу. Сейчас неподходящее время, чтобы афишировать слишком тесные связи с вами, верно? Не забывай, что я никогда не разделял ваших убеждений по основным вопросам… Заметь, я говорю это не потому, что защищаю этих… эту…

Доктор прислушивается к ровному дыханию. Молодая женщина спит. Через часок он снова зайдет к ней. Сейчас только начало девятого. Сегодня вечером, не раньше семи, Дюпон, по его собственным словам, покинет клинику. Почему Дюпон вызвал именно его? Мог бы вызвать любого другого… Не повезло.

Сегодня в семь вечера. Какой длинный день. Почему в таких вот делах всегда обращаются к нему? Отказаться? Нет, ведь он дал согласие заранее. Снова он сделает то, что от него требуют. А как быть дальше? Когда имеешь дело с тем типом, выбора нет! Только этой, новой истории ему еще не хватало.

Тот тип. Он него так просто не отделаешься. Ждать. До семи вечера.

Как может Дюпон втягивать своих друзей в такие авантюры! Марша находит, что это просто наглость с его стороны; да еще изволь делать вид, будто ты в восторге! Разве у него нет жены? Вот пусть бы она и пошла туда. До семи вечера вполне можно связаться и с ней, и с кем угодно.

Уже в дверях маленькой белой палаты он оборачивается к раненому:

– А твоя жена в курсе дела?

– Доктор известил ее письмом. Это было более тактично. Как ты знаешь, мы уже очень давно не виделись. Она даже не захочет взглянуть на мои «останки». Все пройдет как по маслу.

Эвелина… Чем она сейчас занята? Есть ли доля вероятности, что она все-таки придет? Покойники ее не особенно занимают. Кто еще может поинтересоваться? Хотя никто ведь не знает, в какой он клинике. На все расспросы будут отвечать, что это не здесь. До семи вечера.

5

Раз все согласны, это замечательно. Комиссар Лоран закрывает папку и с удовлетворением кладет ее в левую стопку. Дело закрыто. Лично у него нет никакого желания этим заниматься.