Жребий - Стивен Кинг

— И часто снимаете?

— Ага, но стараюсь с этим покончить.

Она усмехнулась, и оба рассмеялись, что сделало ситуацию более естественной. Позже у Бена будет случай подумать, как легко, как гладко все произошло. Эта мысль никогда не прибавляла ему душевного комфорта. Она вызывала в воображении образ судьбы, но не слепой, а обладающей фантазией и чувствами, вознамерившейся размолоть беспомощных смертных между огромных жерновов Вселенной, чтобы испечь некий неизвестный нам хлеб.

— И «Дочь Конвея» я тоже читала. Прелесть. Полагаю, вы все время это слышите.

— На удивление редко, — честно признался Бен. Миранда тоже обожала «Дочь Конвея», но приятели Бена из кофеен по большей части отвечали уклончиво, а почти все критики ее громили. Ну, вот тебе твоя критика: выкидываем сюжет, заменяем мастурбацией.

— А я слышала часто.

— А новую книгу вы читали?

— «Билли сказал: давай-давай»? Еще нет. Мисс Кугэн из аптеки говорит, книжка здорово неприличная.

— Да черт возьми, она почти пуританская, — сказал Бен. — Язык, правда, грубоват, но когда пишешь про неотесанных деревенских парней, нельзя же… послушайте, можно, я куплю вам мороженое, что ли? Мне как раз ужасно захотелось мороженого с содовой.

Она в третий раз заглянула ему в глаза. Потом тепло улыбнулась.

— Конечно. Обожаю мороженое. У Спенсера оно просто классное.

Таково было начало.

— Вот это мисс Кугэн?

Бен задал вопрос, понизив голос. Он смотрел на высокую сухопарую женщину в накинутом поверх белого халата красном нейлоновом пыльнике. Ее подсиненные волосы были вручную уложены ступенчатыми волнами.

— Да, она. У нее есть тележка, которую она каждый вторник вечером берет с собой в библиотеку. И доводит мисс Старчер до бешенства, потому что загружает в эту тележку не меньше тонны формуляров на книжки, которые хочет отложить.

Они сидели на красных кожаных табуретках у фонтанчика содовой. Бен пил содовую с шоколадом, Сьюзан — с клубничным сиропом.

Аптека Спенсера заодно служила местной автобусной станцией, и с того места, где они сидели, сквозь старомодную, украшенную завитушками арку можно было выглянуть в комнату для ожидания, где, поставив чемодан между ног, мрачно сидел одинокий юнец в голубой форме ВВС.

— Не знаю, куда уж он едет, но радостным его не назовешь, верно? —сказала Сьюзан, проследив взгляд Бена.

— Думаю, увольнению пришел конец, — сказал Бен. Теперь, подумал он, она спросит, приходилось ли мне служить в армии.

Но вместо этого:

— В один прекрасный день я сяду в час тридцать на такой вот автобус. Прощай, Салимов Удел. Может, у меня будет такой же мрачный вид, как у этого парня.

— И куда?

— Наверное, в Нью-Йорк. Поглядеть, смогу ли я в конце концов сама себя содержать.

— А тут что не так?

— В Уделе? Я его обожаю. Но, знаете ли, родители. Они всегда будут… Заглядывать мне через плечо, что ли. «Ах, ты, лентяйка». Кроме того, молодой честолюбивой девице Удел может предложить не так уж много. — Она пожала плечами и пригнула голову, чтобы отхлебнуть через соломинку коктейль. На загорелой шее красиво обрисовались мышцы. Сьюзан была в пестром платье-рубашке с набивным рисунком, которое намекало на хорошую фигуру.

— И какую же работу вы ищете?

Она пожала плечами.

— В Бостонском университете я получила бакалавра искусств… правда, работа не стоила той бумаги, на которой была напечатана, честное слово. Главным образом искусство, в меньшей степени — английский. Подлинное «дипсо дуо». Как нельзя лучше подходит под категорию образованных идиоток. Я даже не сумею обставить контору. Кое-кто из девчонок, с которыми я ходила в среднюю школу, теперь заполучил жирную секретарскую работу. Я-то сама так и не продвинулась дальше первого года обучения машинописи для личных нужд.

— Так что же остается?

— О… может быть, издательство, неопределенно сказала она. — Или какой нибудь журнал… может, рекламный. Лавочка такого рода всегда сумеет использовать человека, который умеет рисовать по чьей-нибудь указке. Я — могу. У меня и портфолио есть.

— А спрос? — вежливо поинтересовался Бен.

— Нет… нету. Но…

— В Нью-Йорк без запроса не ездят, — сказал он. — Поверьте мне. Только каблуки стопчете.

Она неловко улыбнулась.

— Наверное, вы-то знаете.

— Тут что-нибудь продали?

— О да. — Она коротко рассмеялась. — На сегодняшний день самая крупная сделка у меня состоялась с корпорацией «Синэкс». Они открывали в Портленде новый тройной кинотеатр и купили чохом двенадцать картин, чтобы развесить в фойе. Заплатили семьсот долларов. Я сделала первый взнос за свой автомобильчик.

— В Нью-Йорке вам придется на неделю или около того снять номер в гостинице, — сказал он, — и тыкаться со своим пакетом предложений во все журналы и издательства, какие сумеете разыскать. Назначайте встречу заранее, за полгода, чтобы у редакторов и издателей ничего не оказалось в расписании. Но, Бога ради, не сматывайте удочки в большой город просто так.

— А вы что же? — спросила она, оставляя соломинку и вылавливая мороженое ложечкой. — Что вы делаете в процветающем обществе Иерусалимова Удела, штат Мэн, население — тысяча триста человек?

Он пожал плечами.

— Пытаюсь написать роман.

Она немедленно загорелась возбуждением.

— В Уделе? Про что? Почему здесь? Вы что…

Он серьезно посмотрел на нее.

— Вы расспрашиваете?

— Я?.. Ой, правда. Извините. — Сьюзан обтерла донышко своего стакана салфеткой. — Скажем, я не хотела лезть в чужие дела. Как правило, я не склонна к излияниям, честное слово.

— Не стоит извиняться, — сказал Бен. — Все писатели любят поговорить о своих книгах. Иногда, когда я ночью лежу в постели, то выдумываю интервью с самим собой «Плейбою». Напрасная трата времени. Они занимаются авторами только, если их книги что-то значат для университетских интеллектуалов. Военно-воздушный юнец поднялся.

Пыхтя воздушными тормозами, к тротуару перед аптекой подъезжал «грейхаунд».

— Я, когда был маленьким, прожил в Салимовом Уделе четыре года. На Бернс-роуд.

— На Бернс-роуд? Там теперь остались только «Болота» и маленькое кладбище. Его называют Хармони-Хилл.

— Я жил у своей тети Синди. Синтии Стоуэнс. Понимаете, отец умер, а с мамой случилось что-то… ну… вроде нервного срыва. Поэтому она отправила меня к тете Синди — на то время, что приходила в себя. Тетя Синди посадила меня на автобус и отправила обратно на Лонг-Айленд к маме ровно через месяц после большого пожара. — Он взглянул в лицо своему отражению в зеркале, висевшем позади фонтанчика содовой. — Я плакал в автобусе, уезжая от мамы, и ревел, когда автобус увозил меня от тети Синди из Иерусалимова Удела.