Великолепные руины - Меган Ченс

скользнул по полке над камином, и… на меня сверкнули два глаза. А потом еще пара глаз – маленьких, как у мыши. Я напряглась, но глаза оказались драгоценными камнями. На камине застыл стеклянный зверинец; у одних фигурок глаза пылали рубинами, у других синели сапфирами, у третьих искрились всеми оттенками самоцветов. В комнате пахло пачули. Наверное, это был личный кабинет тети. Или Голди? Нет, в кабинете Голди пахло бы жасмином, как от нее самой. И как пахло в ее комнате.

Не успела эта мысль промелькнуть у меня в голове, как атмосфера в комнате стала гнетущей. Мне захотелось одного: поскорее из нее выйти. Но возвращаться в сад у меня не было никакого желания. Избегая по возможности встречи с тенями, я пересекла странную комнату и открыла дверь, которая, по моему разумению, должна была выходить в залитый светом коридор. В коридор я попала, но в нем царили кромешная темнота и зловещая тишина. Если бы я не знала, что в бальном зале находилось в это время с сотню человек, то решила бы – дом пуст. Я уже была готова побежать – разрывая запыленные паучьи сети, пугаясь эха собственных шагов, как вдруг… Нет, не запустение я ощутила, а нечто более тревожащее. Настолько, что даже не смогла унять дрожь.

В этом коридоре не было ни столов, ни зеркал, ни картин. В нем не имелось вообще никакого декора. А у меня не было ни малейшего представления о том, где я нахожусь. В волнении я вспомнила многочисленные разветвлявшиеся коридоры, которые заметила в доме раньше. Сколько же комнат насчитывалось в этом особняке? Тридцать? Пятьдесят? Больше?

Я осторожно приотворила одну из закрытых дверей. Затем, поняв, что на тягучий скрип петель никто не откликнулся, и собравшись с духом, распахнула ее. Шторы были задвинуты, но узкая щелка между ними оставалась. В нее из сада проникал свет свечей, рассекая надвое голую поверхность дощатого пола и отражаясь в кристаллах подвесной люстры. Кроме нее, в комнате ничего больше не было.

Пустой оказалась и соседняя комната. И та, что находилась рядом с ней. Их голые стены совсем не вязались с пышным убранством уже виденных мной помещений. И растревожили меня еще сильнее. По рукам поползли мурашки страха.

Я открыла еще три двери, прежде чем наконец обнаружила комнату хоть с какими-то вещами. Ими оказались книги, сложенные стопками и ожидавшие полок, которые пока что были только досками, приставленными к стене.

Эта единственная незавершенная комната развеяла мое недоумение. Ей предстояло стать библиотекой; остальные же комнаты пока были пустыми и ждали своей очереди на отделку в соответствии с замыслами хозяев. Дом оказался новее, чем я поначалу подумала. Мне следовало об этом догадаться – ведь по дороге в имение Салливанов я видела несколько возводившихся особняков и незаконченную большую гостиницу, маячившую в тумане. Строительство на холме еще продолжалось. У меня возник вопрос, как давно Салливаны переехали в это дом. Я еще ни о чем их не расспрашивала (справилась только о здоровье тети) и не знала, где они жили прежде, откуда взялось их состояние, и чем занимался мой дядя Джонни, чтобы обеспечить семье столь безбедное существование. Матушка перевернулась бы в гробу, если бы мне удалось набраться дерзости и задать подобные вопросы.

Впрочем, на то чтобы узнать на них ответы, времени у меня было предостаточно. Я ведь тут и дня еще не провела.

«Наверное, дядя и кузина обеспокоились моим отсутствием», – спохватилась я, хотя и понимала, что оставаться в пустых и зловещих стенах мне не хотелось. Но и на бал возвращаться тоже. Это был мой бал, однако я себя чувствовала на нем скованно и неловко. С другой стороны, я теперь принадлежала к этому обществу. И если верить словам матушки, находилась здесь по праву. И не горела желанием возвращаться к своей старой жизни.

Просто день выдался очень долгим и утомительным, и я совершенно потерялась. На пути назад мое беспокойство не улеглось. И неизвестно, сколько бы я проблуждала по ветвистым коридорам, если бы не наткнулась на служанку-китаянку с сердцевидным лицом. Она уставилась на меня так, словно увидела призрак. Что, в общем-то, было неудивительно – я ведь вышла на нее из темноты.

– Боюсь, я заблудилась. Как вы все находите тут дорогу?

– Бальный зал вон там, мисс.

Когда я его отыскала, ко мне сразу кинулась Голди:

– Куда ты подевалась? Я хотела представить тебя своим друзьям.

Мы еще не приблизились к компании – женщине, которую кузина назвала Линетт, и паре мужчин рядом с ней, когда дядя Джонни объявил, что Бенджамин Сотби соизволит удостоить нас своим прочтением «Гамлета». К тому моменту, когда солидный и осанистый, но лысеющий мужчина в экстравагантном бархатном камзоле и жилете с замысловатым узором закончил монолог, я уже напрочь позабыла о том, что побывала где-то еще, кроме бального зала. Мое скитание в одиночестве по пустынным коридорам и комнатам казалось мне интерлюдией из сна, а пережитая тревога – смехотворной глупостью.

Голди зевнула. Но даже это она сделала изящно, слегка помахав у губ ручкой.

– По-моему, это было чудесно. А ты как думаешь?

– Это было прекрасно.

Заглотнув последнюю из своих устриц, я отложила в сторону раковину. Наконец-то я утолила свой голод вкуснейшими деликатесами! Матушка была права. Богатые питались очень хорошо. Несколько старых друзей дяди Джонни удалились с ним в его кабинет, чтобы закончить вечер (а точнее, близившееся утро) бокалом превосходного вина с дорогими сигарами. В бальном зале остались только служанки, лакеи да та тревожащая статуя – мерцающая в свете свечей женщина с гротескными маленькими амурчиками, от ухмылок которых стойкие запахи разлитого пунша и шампанского, подзавядших роз, табачного дыма и перемешавшихся духов стали вдруг восприниматься до жути декадентскими.

– Утром мы пойдем в «Эмпориум»… или нет, скорее, после обеда. Ты не возражаешь? А то я готова проспать целый год!

Я лишь в очередной раз поборола в себе желание признаться кузине в отсутствии у меня денег.

– Папа мне велел прикупить тебе все что нужно, – беззаботно выпалила Голди.

После этих слов внутри меня разгорелась борьба между гордостью, желанием, досадой и огорчением. В итоге я тихо молвила:

– Спасибо тебе.

– Ты теперь – Салливан, Мэй. Ты – часть нашей семьи.

Голди отлично знала, как поймать меня в ловушку. С самого начала знала.

Она направилась к выходу:

– Господи, я засыпаю на ходу! А ты, наверное, и вовсе падаешь с ног. Спокойной ночи!

Кузина была права. Но эмоции этого дня и вечера не