Амаркорд - Тонино Гуэрра

На пороге появляется Миранда и, обращаясь к мужу, говорит:

— Это кавалер Бьонди. Просит тебя на два слова.

Амедео так низко наклоняется над столом, будто хочет впиться в него зубами, и меж тарелок и стаканов прокатывается яростное, приглушенное проклятие:

— Агарабарданарабембо!

Затем он резко встает и, раздраженно пыхтя, выходит из кухни.

Брат Бобо роняет на пол вилку и получает возможность заползти на четвереньках под стол. Он выныривает по другую сторону стола, поближе к двери. Но ему приходится поспешно вернуться на место, так как у входа в кухню уже слышатся шаги отца.

Синьор Амедео как ни в чем не бывало садится снова за стол. С невозмутимым видом отпивает из своего стакана глоток вина.

— Хорошее это «Санджовезе».

Ставит стакан. Вытирает рот салфеткой. Потом обращается к Бобо дружески, почти ласково:

— Ты вчера вечером ходил в кино?

— Да, папа, там было очень здорово.

— А что показывали?

— Фильм про индейцев… Белые, американцы, хотели построить железную дорогу, а краснокожие…

Но тут отец, подскочив, хватает его за шиворот.

— А ты там чем занимался?

Бобо отвечает жалобно, чуть не плача:

— Я? Ничем, папа.

Он вырывается, наконец ему удается выскользнуть, и он удирает в сад, преследуемый разгневанным папашей.

Скатившись с лестницы, Бобо сворачивает за угол дома, оглядывается и видит, что отец гонится за ним по пятам. Вновь бросается бежать и, достигнув другого угла, опять оглядывается. Он тяжело дышит, и по лицу видно, что он здорово напуган. Отец тоже останавливается. Он весь дрожит от слепой ярости, с которой не в силах совладать.

— Стой! А ну иди сюда, свинья поганая! Висельник проклятый!

— Ага! Я подойду, а ты меня по шее!

— Да я тебе все кости переломаю!

Амедео рвется вперед, пытаясь поймать сына, но тот снова ускользает. Бобо бегает вокруг дома, жалобно вереща:

— Это не я!

— С завтрашнего дня никакой школы, никаких денег, будешь ходить со мной на стройку и работать чернорабочим!

— Ладно.

— Я тебе покажу «ладно», чертово отродье!

Вот появляется и Миранда. Выходит на крыльцо из кухни и говорит:

— Амедео, успокойся, тебя соседи слышат.

— Ты мне скажи, от кого ты прижила этого змееныша! Я в его возрасте уже три года работал.

Ему отвечает Бобо:

— Слыхали, ты работал могильщиком. Старая песня, папа.

Отец в последний раз бросает на него полный бешенства взгляд и, поднимаясь по лесенке, говорит жене:

— В своем доме, черт подери, я веду себя как хочу. Понятно?

Он входит в кухню, останавливается и видит Дешевку, который все так же невозмутимо продолжает обедать. Амедео долго молча смотрит на него в упор, и взгляд его выражает нескрываемое презрение и отвращение. Миранда берет тарелку Бобо, чтобы отнести ему еду в сад. Муж спрашивает с угрозой:

— Куда ты? Поставь тарелку на место. Не то, смотри, я тут все разнесу.

Теперь нервы не выдерживают и у Миранды. Она кричит:

— Да скажешь ты наконец, что он натворил!

Муж выскакивает в коридор и возвращается с шляпой в руках.

— Это шляпа кавалера Бьонди. «Борсалино»[4]. Он меня заставил за нее заплатить! На, понюхай!

И сует шляпу под нос жене.

— Этот бандит, твой сыночек, в кино с балкона налил прямо на голову кавалеру Бьонди. Мне пришлось отдать ему три скудо!

— А я уверена, что это не он. Наверно, кто-нибудь из этих бездельников, его приятелей.

— Перестань защищать этого оболтуса! Что один мерзавец, что другой! Все твое воспитание! Уголовников растишь!

Миранда вопит, как с цепи сорвалась:

— Ну так сиди сам дома и воспитывай! Повоюй-ка с ними с утра до вечера! Вы меня все с ума сведете! Вот возьму да отравлю вас всех! Насыплю в суп стрихнина!

Дедушка выходит из кухни в гостиную. Взявшись обеими руками за спинку стула, он считает:

— Раз, два… три!

При счете «три» он издает громоподобный звук.

Миранда, вся растрепанная и потная, в отчаянии всплескивает руками.

— Сил больше нет! Я покончу с собой. Умру одна! И немедленно!

Выбегает в коридор, распахивает дверь уборной и запирается изнутри.

Муж кричит ей вслед, что раньше он покончит с собой. И обеими руками пытается разорвать себе рот. Потом дает выход своей ярости в целом потоке богохульств и проклятий, которые словно срываются с катапульты:

— О мадонна, черт побери! Так-растак-перетак!

Хватается руками за край скатерти и стаскивает ее на пол вместе с мисками, тарелками, бутылками, стаканами…

Дешевка успевает вовремя приподнять свою тарелку и вилку; скатерть выскальзывает из-под прибора, не нарушая его трапезы. Братишка Бобо тоже не теряет спокойствия — напротив, вся эта суматоха его забавляет, и он нахально хохочет во всю глотку — точь-в-точь так, как мы уже слышали прежде.

Час спустя дверь уборной открывается, и на пороге возникает Миранда. С видом жертвы она бредет по коридору на кухню.

В кухне Джина, напевая вполголоса танго «Района», раскладывает по столу осколки разбитых тарелок и стаканов. Дедушка всякий раз, как она наклоняется, чтобы поднять их с пола, любуется открывающимся зрелищем.

Миранда строгим, деловым тоном спрашивает у служанки:

— Сколько разбито тарелок?

— Пять.

— А стаканов?

— Три.

— Все равно ему платить придется.

И уходит. Дедушка указывает на пол возле раковины.

— Вен там еще осколок.

Джина наклоняется, пытаясь найти его, а дедушка впивается взглядом в ее ноги, открывшиеся до самых ляжек, перетянутых резинками. Джина выпрямляется, насмешливо смотрит на него и заявляет:

— Вы меня уж в третий раз заставляете наклоняться, чтобы посмотреть, чего у меня там. А что вам теперь нужно, кроме грелки? Ведь одной ногой в могиле стоите.

И ухмыляется. Дедушка берет ее за локоть и злобно, со свистом шепчет:

— Кто? Я? Ну это еще неизвестно. Но ты запомни, душа моя, если я и умру, то не от голода!

Джина вырывается и уходит, вызывающе качая бедрами, и тут ее опять настигает рука дедушки: он звонко шлепает ее по заду.

7

Крупным планом искаженное криком лицо учителя физкультуры. На голове у него фуражка с фашистским орлом.

— На караул!

Длинная шеренга авангардистов[5], выстроенная на привокзальной площади лицом к зданию вокзала и застывшая неподвижно, единым движением вскидывает винтовки. Вдоль шеренги, как на смотре, идет в сопровождении учителя сам Шишка. Среди замерших по стойке «смирно» парней мы видим и Бобо: ему нелегко дается эта вынужденная неподвижность. Шишка останавливается и салютует перед штандартом с фланга шеренги, а затем направляется к подъезду вокзала. Учитель физкультуры поворачивается и командует:

— Смир-но! Напра-во! Правое плечо вперед, шаго-ом марш!

Взвод, выполняя команду, следует за учителем в здание. Двое барабанщиков по бокам знаменосца со штандартом выбивают маршевый ритм, гулко разносящийся под сводами вокзала.

Перрон заполнен людьми в фашистской форме, в воздухе полощутся флаги: широкая черная полоса рядом с залитыми солнцем железнодорожными путями. Под грохот барабанов занимают свое место среди встречающих и авангардисты. Воздух дрожит от грубых окриков, резких команд, пронзительных призывов трубы.

Мы видим Сыновей волчицы, балилл (среди них братишка Бобо), Юных итальянок, Итальянских женщин[6] во главе с учительницей Леонардис; сразу за ней стоят Угощайтесь и ее сестры, на сей раз совсем не накрашенные.

Отдельную группу составляют учителя, директор гимназии Зевс, священник дон Балоза. Вокруг коляски с безногим столпились инвалиды первой мировой войны — все в касках; а поодаль три ветерана гарибальдийских походов, одному, наверно, полтораста лет, а то и больше.

Здесь и Адвокат, выглядящий весьма элегантно в своей форме, и местная фашистская милиция[7]: среди ее бойцов выделяется Дешевка. А позади пожилые фашисты — участники «похода на Рим»[8] — в черных рубашках и женщины тоже в черном; рядом маячит гигантский бюст табачницы. А вот и берсальер[9] с фанфарой — он как раз трубит сигнал.

Звонок, возвещающий прибытие поезда, заставляет всех мгновенно умолкнуть. Обрываются и звуки фанфары. Последние распоряжения отдаются уже знаками или шепотом. Кто поправляет мундир, кто съехавшую феску[10].

Двое служителей катят свернутую в рулон бархатную дорожку, расстилая ее до самого края перрона.

И вот вдали, на путях, показывается поезд: черный дымящий паровоз словно плывет по волнам пара. Состав подходит к перрону и останавливается.

Все с напряженным вниманием вглядываются в окна вагонов. Трижды трубит труба. А когда в одном из окон вырастает силуэт Федерале — руководителя областной федерации фашистской партии, под навесом перрона раздается воинственный гимн. Федерале совершенно лысый, пучеглазый, с торчащими кверху большими усами, острые концы которых сливаются с черными бровями.