Мгновение вечности - Михаил Николаевич Герасимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Приемлемо. – с прохладным участием одобрил голос.
– Ты подслушиваешь меня постоянно?
– Я часть тебя. Я вижу твои мысли, но не управляю тобой.
Темнота сменилась ощущением света, тепла, шумом волн и песка под щекой. Я открыл глаза. Я впервые их открыл не мысленно, а как бы на самом деле. Навалилось множество ощущений: и тяжесть, и ощущение плоти, движение тёплого воздуха, запах водорослей, колкие песчинки на ладонях. Я не упускал такие детали и при постройке моих миров ранее, но теперь это всё возникло само. Слабость. Её я ещё не испытывал здесь. Была беспомощность в тёмной невесомости, но не слабость. Когда я начал творить – это были лёгкость и всемогущество. Теперь слабость. И голод. Мне придётся искать растительную пищу, или охотиться? Убивать? Добывать огонь?
Попробовать подавить чувство голода?
Я продолжал лежать на песке. Тень пальмы лениво приближалась ко мне по песку. Не хочу двигаться. Пусть она сама дойдёт до меня. Пусть голод потерпит, и посмотрим, как он поведёт себя дальше, так и будет тихо скулить, или обнажит зубы.
Из кучки водорослей на берегу появился краб и часто останавливаясь побрел вдоль линии прибоя. Кто создал его и этот берег? Если я, то …
Мысль шевельнулась снова и в нескольких шагах от меня появились торчащие из песка напольные часы.
Я решил не трогаться с места. Слушал волны, ветер, пальмы и чаек. Сколько я смогу ждать? Это было основным вопросом. Это и должно было дать ответ. Можно было бы обратиться к голосу и послушать его непонятную ерунду, намеки. Может он и сейчас слышит мои мысли. Но я не спрашиваю, а он не вмешивается. Ну и пусть молчит. Сейчас не до него. Что-то изменилось. Новый мир возник легко. Я хочу знать, растает ли он и исчезнет, если я не буду удерживать его в сознании.
Тень пальмы подошла ко мне, описывая полукруг, и прошла мимо. Стрелки часов остались неподвижными. Но часы, каким бы ни было их происхождение, только механизм для измерения отрезков времени. Они не доказывают ни наличие времени, ни скорость течения времени, ни его отсутствие. Чего я хочу дождаться? Ночь должна наступить, дождь может пойти и закончиться, пальмы могу высохнуть, упасть или вырасти. Этого мало. Что ещё может выдать наличие времени?
Ответ пока был только один: что-то должно измениться или исчезнуть. Например, я.
Часть 4. Афина.
Афина задумалась. Одежды ниспадали медленными, мягким складками, сандалии отмеряли неторопливые шаги по крупному песку. Её ответы сдерживались не трудностью вопроса, а деликатностью объяснения. Меня завораживала эта божественная этика, насыщенная немногословность. Словесное излишество подобно слишком разбавленному чаю. Она ни разу не посмотрела на меня. Я никогда не узнаю цену этому взгляду, но и животные не смотрят просто так в глаза друг другу, как и враг врагу. Но одной лишь близости, нахождения рядом и уделённого внимания было более чем довольно. Она смотрела прямо в даль заката, но казалось видела всё вокруг, в глубину себя и в оба направления времени. Наконец её профиль осветила мимолётная улыбка и, не поворачивая головы, она ответила. И это были не слова, а казалось, за время молчания и размышления была написана мелодия этого ответа. Так совершенно и стройно прозвучал голос, где каждое ударение и паузы дышали гармонией.
– Не огонь священный похитил Прометей, а искру мысли. Огонь, ум, знания, разум, мудрость… Каждое из этих слов есть пламя, своенравное, различное, в каждом свой смысл. И каждому из них есть своё время. Прометей лишь поторопился со своим даром, потому несвоевременный дар оказался троянским. Сможешь ли ты различить их?
– Знания – это факты, сведения, события.
– Да, но констатированные тем, кто с ними соприкоснулся. Никто не может увидеть больше, чем он в состоянии понять. Мираж, принятый за оазис – факт это, или заблуждение?
– Конечно, заблуждение.
– Солнце, заходящее за горизонт – факт, или иллюзия? Почти факт, но не истина. Совершенная истина – это законченность, полное понимание всего, что её вызвало. Что есть ум?
– Способность мыслить.
– Способность действовать не инстинктивно. Волчица, жертвующая потомством – инстинкт, сохраняющий род волков. Мать, спасающая ребёнка ценой своей жизни – прекрасно, если не важно продолжение её рода. Что есть разум?
– Жестоко. Разум – способность поступать разумно.
– Да, но разумность очень ограничена во времени. Что разумно сегодня – было невозможно ещё вчера и будет абсурдным завтра. Что есть мудрость?
– Разумность вне времени?
– Нет. Это способность поступить неразумно с точки зрения окружающих, не ведающих мудрости, ради истины, которая понятна мудрецу, и до которой другим ещё предстоит дойти. И наказание Прометея – наказание за то, что инстинктивное смешалось с разумным. Инстинктивная жестокость стала жестокостью умышленной, которая потом стала признаваться разумной. А мудрость стала уродливым извращением.
Мы брели по песчаной тропинке, омываемой с обеих сторон легкой прозрачной водой. Созвездия колыхались в ней, вынося на песок искорки звёзд. Каждая новая волна слизывала их, оставляя другие взамен. Дорожка закончилась. Млечный путь, поднимавшийся из-за края, продолжал её. Вопросов больше не было.
– У тебя нет вопросов, но мы подошли к краю. На краю всегда есть вопрос. Край и есть вопрос. К нему не приходят без причин, а ответ – продолжение пути. Переступить через край – не значит ответить на вопрос.
Мы смотрели вниз и вперёд, вверх. Было ли это поиском или любованием? Её руки теперь были опущены от груди вниз и немного разведены в стороны ладонями вперёд. Что видели её закрытые глаза? Что видели мои глаза? Млечный путь. Но важнее было то, что струилось сквозь меня. Течение мысли и созревание ответа, его рождение. Как это незаметно, когда летит время, и как это прекрасно здесь, где время стоит в стороне и не смеет никого торопить.
И дорожка, и небосвод неторопливо наклонились вперёд и мы соскользнули с него двумя чайками, расправив белые крылья над россыпью искр Млечного Пути.
Край – только остановка в пути, если есть ответ и продолжение.
Часть 5. Берег.
– Здесь хорошо, но долго ещё мы будем лежать? – прозвучало позади с шорохом песка. Волны всё так же шумели, облизывая тёплый берег.
– Мы?
Голос ни разу не говорил «мы». И это был другой голос.
Я обернулся.
– Кто ты?
Она так звонко рассмеялась, что ей пришлось
