Том 3. Менестрель. Поэмы - Игорь Северянин

Рисунок

В приморском парке над рекою есть сосна,Своею формою похожая на лиру,И на оранжевом закате в октябреПриходит девушка туда ежевечерно.Со лба спускаются на груди две косы,Глаза безумствуют весело-голубые,Веснушки радостно порхают по лицу,И губы, узкие и длинные, надменны…В нее, я знаю, вся деревня влюблена(Я разумею под «деревней» — все мужчины),Ей лестно чувствовать любовь со всех сторон,Но для желаний всех она неуловима.Она кокетлива и девственно-груба,Такая ласковая по природе,Она чувствительна и чувственна, но страстьЕй подчиняется, а не она — порыву…

Утопленный душой

Мое одиночество полно безнадежности,Не может быть выхода душе из него.Томлюсь ожиданием несбыточной нежности,Люблю подсознательно — не знаю кого.

Зову несмолкаемо далекую — близкую,Быть может — телесную, быть может — мечту.И в непогодь темную по лесу я рыскаю,Свою невозможную ловя на лету.

Но что ж безнадежного в моем одиночестве?Зачем промелькнувшая осталась чужой?Есть правда печальная в старинном пророчестве:«По душам тоскующий захлестнут душой».

И пост, и пир

Твои глаза, глаза лазурные,Твои лазурные глаза,Во мне вздымают чувства бурные,Лазоревая стрекоза.

О, слышу я красноречивоеТвое молчанье, слышу я…И тело у тебя — красиваяТропическая чешуя.

И губы у тебя упругие,Упруги губы у тебя…Смотрю в смятеньи и испуге яНа них, глазами их дробя…

Ты вся, ты вся такая сборная:Стрекозка, змейка и вампир.Златая, алая, лазорная,Вся — пост и вакханальный пир…

Ванг и Абианна

Ванг и Абианна, жертвы сладострастья,Нежились телами до потери сил.Звякали призывно у нее запястья,Новых излияний взор ее просил.

Было так безумно. Было так забвенно.В кровь кусались губы. Рот вмещался в рот.Трепетали груди и межножье пенно.Поцелуй головки — и наоборот.

Было так дурманно. Было так желанно.Была плоть, как гейзер, пенясь, как майтранк.В муках сладострастья млела Абианна,И в ее желаньях был утоплен Ванг.

V. Змей укусы

Поэза для лакомок

Berrin, Gourmets, Rabon, Ballet,Иванов, Кучкуров и КестнерСияли в петербургской мгле —Светил верхушечных чудесней…

Десертный хлеб и грезотортКак бы из свежей земляники —Не этим ли Иванов горд,Кондитер истинно-великий?…

А пьяновишни от Berrin?Засахаренные каштаны?Сначала — tout, а нынче — rien:Чтоб левых драли все шайтаны!

Bonbons de violletres Gourmets,Пирожные каштанов тертых —Вкушать на яхтенной кормеИль на bеаumоndе'овых курортах.

Мечтает Grace, кого мятежЗагнал в кургауз Кисловодска:«О, у Gourmets был boule de neige»,Как мятно-сахарная клецка…

И Нелли к Кестнеру не разКупить «пастилок из малины»Заехала: забыть ли вас?Вы таяли, как трель Филины!

И ты прославлен, Кучкуров,Возделыватель тортов «Мокка»!Ах, не было без них пировОт запада и до востока…

А Гессель? Рик? Rabon? Ballet?О что за булочки и слойки!Все это жило на земле.А ныне все они — покойки!

Их культурность…

Мне сказали однажды:«Изнывая от жаждыПросвещенья, в России каждый, знай, гражданинТонко любит искусство,Разбираясь искусноСредь стихов, средь симфоний, средь скульптур и картин»Чтобы слух сей проверить,Стал стучаться я в двери:«Вы читали Бальмонта, — Вы и Ваша семья?»«Энто я-то? аль он-то?Как назвали? Бальмонта?Энто что же такое? не пойму что-то я.Може, энто письмовник?Так читал нам садовник,По прозванью Крапива — ик! — Крапива Федул.Може, энто лечебник?Так читал нам нахлебник,Что у нас проживает: Парамошка Разгул.Може, энто оракул?» —Но уж тут я заплакал:Стало жаль мне Бальмонта, и себя, и страну:Если «граждане» все так —Некультурнее веток,То стране такой впору погрузиться в волну!..

Икра и водка

Раньше паюсной икрою мы намазывали булки.Слоем толстым, маслянистым приникала к ним икра,Без икры не обходилось пикника или прогулки.Пили мы за осетрину — за подругу осетра.

Николаевская белка, царская красноголовка,Наша знатная козелка, — что сравниться может с ней,С монопольной русской хлебной?!.. Выливалась в горло ловко…К ней икра была закуской лучше всех и всех вкусней!

А в серебряной бумаге, мартовская, из Ростова,Лакированным рулетом чаровавшая наш глаз!?…Разве позабыть возможно ту, что грезиться готова,Ту, что наш язык ласкала, ту, что льнула, как атлас!

Как бывало ни озябнешь, как бывало ни устанешь,Как бывало ни встоскуешь — лишь в столовую войдешь:На графин кристальной водки, на икру в фарфоре взглянешь, —Сразу весь повеселеешь, потеплеешь, отдохнешь!..

Поэза о знатной даме

Кто это ходит по улице в сакеПлюшевом желтом, беседуя с прачкойО происшедшей на ярмарке драке?— Знатная дама, дама с собачкой.

Кто это сплетничает так умелоВ местной аптеке, охваченной спячкой,О поэтессе, смеющейся смело?— Знатная дама, дама с собачкой.

Кто это в спальне раскрывши оракулИщет, с кем муж изменяет: с полячкойИли жидовкой, чтоб грешную на кол?— Знатная дама, дама с собачкой.

Кто это день наполняет свой целыйРуганью, картами, храпом и жвачкой?Кто это ходит все с ношею белой?— Знатная дама, дама с собачкой.

Г-н Цап-Царап

По деревне ходит местныйСкоморох и шут, —Враль и пьяница известный,Выжига и плут.

Из охранки экс-чиновникИ большой богач,Всех продажных баб любовник,Девушек пугач.

«Я волшебник! Я полковник!Поп и эскулап!» —Уверяет экс-чиновникСыска — Цап-Царап.

«Я ль не крестник государя?Я ли не герой?» —И надуется вдруг харя,Как пузырь, горой.

«Всех на свете я полезней:Перенес, ей-ей,Даже женские болезниИ рожал детей!

Дайте мне солдат штук восемьПод начальство, иДвести тысяч мы отбросим,Черт, в края твои!»

Попивая самогонкуИль денатурат,Трам бранит и хвалит конкуСтарый ретроград.

И, телятиною густоПонабив свой рот,В пух и прах честит искусствоЖалкий идиот.

Носом, точно прелой грушей,Машет то и знай:Коли не любо — не слушай,Врать же не мешай!

Говорят, он очень добрый,Прелый весь, как нос:Не ломает людям ребра,Только шлет донос…

И, смотря по настроенью,Просто с пьяных глаз,В камеру для заключеньяПриглашает вас…

А потом при встрече, нежноКланяется вам,Вопрошая вас небрежно,Как гостили там…

За подобную любезностьИ за добрый нравЦап-Царапа ценит местность,Нужным ей признав;

Он полезен: он в подарокБогадельне дастРаз в пять лет пятнадцать марок, —Он на то горазд…

Так-то полублагодетель,Но и целый шпик,Пуль, ножей, дубин и петельИзбегать привык…

Поэза для беженцев