Пуля для певца - Борис Седов

— Ну, понимаю, — кивнул Роман.

— Ни хрена ты не понимаешь, — Шапиро махнул рукой, в которой была зажата вилка, и Боровик инстинктивно отстранился. — Ведь этот Дымшиц сказал только про взяточничество и протекционизм, но из этого логически вытекают все прочие феодальные штучки. Например, то же телефонное право. Вот ты удивляешься, как это тебя без соблюдения всяких формальностей упекли в «Кресты», а потом так же элементарно выставили за дверь. Удивляешься?

— Удивляюсь, — согласился Роман.

— Вот. А ведь это так просто! Иван Иваныч позвонил Петру Петровичу и попросил его об услуге. Тот, в свою очередь, передал эту просьбу кому следует, потом дальше, еще дальше — и готово дело: Роман Меньшиков сидит в камере. Все повязано, подмазано, заметано и покрыто. И никаких бумаг. На бумаге существует только закон. А про закон в нашей стране ты можешь забыть. И выпустили тебя точно так же — без всякого там закона. По телефонному звонку. И не было в «Крестах» никакого Меньшикова! Это всем просто приснилось. Понял?

— Ну, понял, — Роман вздохнул. — А откуда же пошли те звонки, по которым меня выпустили?

— Вот! — Шапиро воздел палец, похожий на большого опарыша. — Вот где собака порылась!

— Ну и где же она порылась? — спросила Лиза, которая с интересом слушала разглагольствования Шапиро, не забывая, впрочем, про жареную рыбу.

— Только ради вас, юная фройляйн, — умильно прожурчал Шапиро, повернувшись к ней, — только из восхищения вашей молодостью и красотой я расскажу историю освобождения ничтожного паяца из мрачной темницы. Сам он в силу своей ограниченности и самоуверенности просто не в состоянии оценить преданность и верность своего директора, который, не щадя своего кошелька и самой жизни, вступился за жалкого исполнителя блатных куплетов, попавшего в переплет.

— Красиво излагаешь, собака! — Роман восхищенно покрутил головой. — Только держи свои толстые руки подальше от молодой и красивой юной фройляйн.

— Больно надо! — ответил Шапиро, посмотрев на свои руки. — Между прочим, руки у меня вовсе не толстые. Они — большие.

— «А для чего тебе такие большие руки? — спросила Дюймовочка», — вставил реплику Боровик.

— Какая Дюймовочка?! — Шапиро схватился за голову. — Боже ж мой, куда я попал!

Лиза звонко захохотала, а Роман, укоризненно посмотрев на Боровика, сказал:

— Саня, я понимаю, в уставе спецслужб этого нет, но там была не Дюймовочка, а Красная Шапочка.

— Какая разница, — Боровик небрежно отмахнулся, — мне все одно — что Дюймовочка, что Красная Шапочка или, например, Марья Царевна. Сказки!

— Сказка — ложь, да в ней намек, — назидательно произнес Шапиро. — Но я не понял, вы будете меня слушать или нет?

— Будем, — заверил его Роман и налил себе пива. — Давай грузи!

— Грузи… — проворчал Шапиро. — Что за выражения! Ну да ладно. Я не буду расписывать в красках, с какими трудностями мне пришлось столкнуться, скажу только, что они были. Между прочим, у Шапиро тоже имеются связи, только он не треплется о них на каждом углу… В общем, имея представление о твоих делах, старый Шапиро сразу смекнул, откуда ветер дует, и предпринял соответствующие действия. Результатом этих действий стало то, что один из сидящих в «Крестах» уголовников немедленно взял на себя участие в организации побега известного нам Чернова, а несколько чиновников из тех же «Крестов» так же немедленно оформили его признание и перевели все стрелки, в результате чего Роман Меньшиков оказался никому не нужен. Но не все так просто. В цепочке, ведущей к заказчику, а именно, к «Воле народа», нужно было найти звено, которое взяло бы на себя ответственность за неисполнение заказа. И такое звено нашлось — ни много ни мало сам начальник «Крестов». Естественно, каждому из тех, кто организовал твое освобождение, пришлось заплатить…

— И сколько ты раздал?

— Сто сорок тысяч долларов, — радостно ответил Шапиро.

— Ладно, вычти из моих гонораров, — покладисто произнес Роман.

— Так ведь уже вычел! — еще более радостно воскликнул Шапиро.

— Вот свинья! — засмеялся Роман. — Он уже вычел!

— А ты как думал? — удивился Шапиро. — Я же не мог позволить себе сделать тебя своим должником.

— Скажи лучше, что не мог позволить себе потратить собственные деньги на своего же кормильца и поильца.

— А хоть бы и так, — высокомерно произнес Шапиро. — Может быть, ты хочешь, чтобы они вернули деньги и забрали тебя обратно?

— Ладно, ладно, — засмеялся Роман, — будь потвоему. Я даже готов по достоинству оценить твою заботу обо мне и всенародно принести тебе благодарность.

— Ну давай, приноси.

Шапиро приосанился и посмотрел на Романа сверху вниз.

Роман усмехнулся, налил себе рюмку водки и встал.

— Уважаемый Лев Самуилович! — торжественно произнес он. — От имени себя лично, а также от имени присутствующих здесь моей любимой женщины и моего лучшего друга сердечно благодарю вас за спасение меня из грязных и кровожадных рук неизвестных злодеев.

Он подумал и добавил:

— Азохен вэй!

— При чем здесь азохен вэй? — удивился Шапиро. — Впрочем, не важно. Благодарность принимаю. Кто бы мне водки налил?

— А сам что — уже не можешь? Твои большие руки устали двигаться?

— Вообще-то могу, — Шапиро пожал плечами и взялся за бутылку.

Налив себе, Лизе и Боровику, Шапиро встал и сказал:

— Аллаверды! Я с трудом сдерживаю скупую мужскую слезу, слушая твои проникновенные слова. Поэтому — будь здоров, скотина!

— И тебе того же, животное! — ответил Роман.

Чокнувшись, все выпили, и Роман снова сел в кресло.

Шапиро задумчиво повертел рюмку в пальцах, будто желая добавить что-то к сказанному, но тоже опустился на свое место.

— Ну, что же, — Роман взял сигарету и закурил, — к вышесказанному добавлю только, что в «Крестах» я успел побывать в пресс-хате, и, как видите, без ущерба для себя, а также стать свидетелем безвременной кончины немолодого зэка по кликухе Лысый. Вот такие новости.

— Лысый? — Боровик прищурился. — Погодика… У него еще на правой руке наколка необычная — теорема Пифагора. Верно?

— Верно, — кивнул Роман. — А что такое? Ты его знаешь?

— Да так, ничего особенного, — отмахнулся Боровик. — Давай дальше.

— Дальше? — Роман нахмурился. — А дальше, господа хорошие, пора возвращаться к нашим баранам. А именно — к лучшим друзьям. Арбузто так у воров под стражей и сидит!

— Наконец-то! — усмехнулся Боровик. — А я думал, вспомнишь ты о нем или нет.

— Ну и дурак, что думал такое, — отрезал Роман. — Вот уж не ожидал от тебя!

— Ладно, — Боровик примирительно поднял ладони. — Ну так что, есть у тебя мысли по этому поводу?

— Мысли есть, как не быть… — Роман задумчиво посмотрел в окно. — Сходняк, стало быть, послезавтра. Значит, у нас имеется еще полтора дня…

Глава 2

РАЗ ПОШЛИ НА ДЕЛО…

Любому человеку, которому довелось прожить часть своей жизни в старое советское время, знакомы слова «Внеочередной съезд Коммунистической Партии Советского Союза». Население страны своевременно оповещалось об этих съездах, и о чем бы ни говорилось с высокой кремлевской трибуны, заканчивались все эти речи всегда одинаково — единодушным одобрением принятых решений и дружным пением гимна Союза Советских Социалистических Республик.

В отличие от помпезных коммунистических собраний, съезд, который происходил в Санкт-Петербурге этим жарким летом, не афишировался и гимнов петь не предполагалось. Да и не было у российского криминалитета, собравшегося в особняке на канале Грибоедова, никакого гимна.

Разве что «Мурка»…

Но собравшиеся понимали, что если бы уголовные авторитеты, чьи лица были изборождены морщинами и шрамами, а тела и конечности изукрашены затейливой татуировкой, вдруг встали и дружно запели «Раз пошли на дело я и Рабинович…», это превратило бы серьезное собрание в фарс. Поэтому «Мурку» не пели, флагов не вывешивали, да и не было никаких флагов… И трибуны, сработанной из ценных пород дерева, с гербом на фасаде, тоже не имелось.

Однако сходняк, посвященный решению насущных проблем, среди которых одной из первых было сомнительное поведение вора в законе Арбуза, проходил на самом высоком уровне.

Движение на набережной канала Грибоедова, где находился старинный особняк, принадлежавший Фонду памятников культуры, было перекрыто от моста до моста. Поперек дороги стояли милицейские машины, рядом с которыми лениво прогуливались сотрудники правоохранительных органов, а чуть поодаль, ближе к особняку, их дублировали массивные черные джипы с мрачными тонированными стеклами, и в этих джипах сидели те, кого вышеупомянутые сотрудники вроде бы должны были хватать, вязать и вообще стирать с лица земли, но почему-то они этого не делали. Мало того, совершая сложные неторопливые эволюции между машинами, представители сторон обменивались дружелюбными репликами, давали друг другу прикуривать и демонстрировали терпимость, миролюбие и взаимопонимание.