Пуля для певца - Борис Седов

В бальном зале особняка, принадлежавшего прежде богатому и влиятельному графу, все было почти как сто пятьдесят лет назад. Стараниями реставраторов, художников и краснодеревщиков бальный зал выглядел так, будто особняк был построен месяц назад. Богатая лепка потолка производила впечатление только что законченной работы, инкрустированный паркет сверкал свежим лаком, позолота и роспись были яркими и свежими.

В середине зала располагался огромный круглый стол, покрытый темно-зеленой бархатной скатертью с вырезом по центру, и этот вырез точно соответствовал основанию укрепленного на столе двухметрового бронзового канделябра, в котором горели ровно девяносто девять свечей. Говорят, что давно истлевший в могиле владелец особняка заказал этот канделябр в расчете на то, что ему удастся прожить столько лет, сколько было в канделябре свечей, однако его надежды не оправдались, и пятьдесят две свечи оказались лишними.

Вокруг стола стояли резные кресла с мягкими бархатными подушками в цвет скатерти, и в этих креслах восседали те, кто больше привык к жестким нарам и прочей неудобной мебели вроде скамьи подсудимых.

На этот внеочередной сходняк прибыл весь цвет российского криминала — Сеня Мировой из Москвы, Вольдемар Кулак из Кемерова, Сашок Паленый из Вятки, волгоградский вор в законе Виктор Касторов по прозвищу Бритва… Много было важных и влиятельных людей в этом зале, а Санкт-Петербург представляли трое, одним из которых был Яков Михайлович Тягайло, он же Тягач.

Авторитеты собрались толковать о серьезных делах, поэтому стол был почти пуст, если не считать множества бутылок с минеральной водой, хрустальных стаканов, массивных антикварных пепельниц и нескольких бутылок дорогой водки специально для тех, кому могло стать нехорошо или попросту невтерпеж. После съезда присутствующие планировали переместиться во дворец спорта «Юбилейный», где уже были накрыты столы, и полсотни расторопных официантов из лучших ресторанов города готовили банкет, который дожен был состояться независимо от того, как решатся наболевшие вопросы, а также судьба Арбуза.

Тягач на правах хозяина лично рассадил дорогих гостей, стараясь не обидеть никого, но его беспокойство оказалось напрасным, потому что стол был круглым, как при дворе короля Артура, да и боярские времена, когда кто-то мог сидеть выше или ниже другого, давно прошли.

Сначала разговор зашел о бензоколонках, на которых группировка Миши Утюга вознамерилась разместить сеть игральных автоматов, чтобы сделать посещение заправки для водителей более приятным, а для владельцев автоматов — более прибыльным. Но в городской управе заартачились, и дело было даже не в деньгах. Отцы и матери города, поверив опрометчивым телевизионным заявлениям президента, возомнили, что времена воровского правления подошли к концу, и решили повернуться к криминалу задом. Это было недопустимо, и собрание постановило в кратчайший срок урезонить оборзевших чиновников, вплоть до физического устранения наиболее активных сторонников законного образа ведения дел.

Потом с кратким докладом выступил Беня Пузырь, который с целью эксперимента открыл в разных местах города восемь питейных заведений нового толка. На самом деле ничего нового в этих забегаловках не было, но для немолодых любителей советской старины посещение рюмочных, а Беня открыл именно классические советские рюмочные, было истинным наслаждением. В этих рюмочных негромко звучала эстрадная музыка шестидесятых годов, подавалась исключительно водка в граненых стопках плохого стекла, а на витрине имелся небольшой, но проверенный десятилетиями ассортимент — бутерброды с килькой и яйцом, сало на куске черного хлеба и мятые маринованные помидоры на блюдце.

За столами можно было только стоять, что обеспечивало высокую проходимость рюмочных, на кафельных стенах висели антикварные советские плакаты, призывающие к бдительности и ударному труду, и единственной данью нынешним прогрессивным временам были чистота, наличие туалета и охранник у дверей на случай, если кто-то из посетителей переберет и поведет себя некультурно. Эксперимент увенчался абсолютным успехом, и Беня намеревался открыть в городе двести, а то и триста подобных заведений. На это требовались большие деньги, и общество с дорогой душой поддержало инициативу, решив выделить из городского общака столько, сколько понадобится.

Далее были рассмотрены такие насущные вопросы, как падение выручки от пасущихся на крупных перекрестках инвалидов, разгромная статья о коррупции в «Ведомостях», в которой автор позволил себе назвать некоторые имена, не подлежавшие разглашению, перестрелка на Южном шоссе, унесшая жизни восьми членов двух противоборствующих группировок, недопустимое повышение ментовских аппетитов, приводящее к убыткам и испорченному настроению, и многое, многое другое.

Примерно через полтора часа был сделан небольшой перерыв, после которого планировалось начать обсуждение очень важного вопроса, касающегося внутренних дел криминального сообщества, а именно непозволительных поступков вора в законе Михаила Арбузова, имевшего вполне понятную кликуху Арбуз.

Прогулявшись по графскому особняку и подивившись богатству прежнего владельца, а также по заслугам оценив заботу заинтересованных лиц о памятниках старины, заседатели вернулись в бальный зал и расселись по своим местам.

Арбуз уже был там и сидел на отведенном ему месте, которое находилось как раз напротив Тягача, бывшего на этом собрании председателем. Какими бы серьезными ни были адресованные ему претензии, Арбуз был вором в законе и уважаемым человеком, поэтому никаких ущемлений его достоинства не допускалось, и он занимал одно из равных мест за столом.

Тягач постучал карандашом по стакану с минералкой, откашлялся и сказал:

— А теперь поговорим о делах скорбных.

Гул негромких разговоров стих.

Тягач посмотрел на Арбуза и ровным голосом, стараясь не выдавать никаких эмоций, произнес:

— Уважаемый Михаил Александрович! Давно зная тебя, скажу честно, что я не испытываю удовольствия, поднимая на нашем собрании такой щекотливый вопрос. Но общество обеспокоено тем, что ты гасишь людей как тебе угодно, причем не простых братков, которых, как мы все знаем, никто не считает, а людей уважаемых, авторитетов. Может, объяснишь, что случилось? А то люди волнуются, кто знает, кого ты завалишь завтра, — может быть, это будет кто-то из присутствующих.

Произнеся столь длинную дипломатичную фразу, Тягач достал платок и вытер лоб. Обычно он изъяснялся гораздо проще, а главное — короче.

Арбуз кивнул и, оглядев выжидательно смотревших на него авторитетов, ответил:

— Вопрос понятен. Но сначала, как в любой дискуссии, нужно договориться о терминах. Вот ты, уважаемый Яков Михайлович, сказал: общество. А что такое общество? Позволь мне немного порассуждать об этом. Я недолго.

Он глотнул минералки и, поставив стакан на стол, сказал:

— Предположим, в газете написано: Грузия испортила отношения с Украиной. Вроде бы все понятно, все привыкли к таким формулировкам, но в этом есть большая ошибка, которая частенько даже приводит к войнам. Ведь это не пять миллионов грузин вдруг возненавидели сколько там… Ну, скажем, сорок миллионов хохлов. Отнюдь! Просто некие господа Голопупенко, Пердодрищенко и Халявый не поделили что-то с господами Жопидзе, Брюхашвили и Добегулия. И все! А украинский народ, прочитав статейку в газете или послушав телевизионного комментатора, озлобляется на грузин, и наоборот, грузины начинают точить кинжалы на хохлов. Хотя можно решить этот вопрос элементарно — загасить этих шестерых гадов, и все дела. Я вообще не желаю обсуждать такие фальшивые понятия, как общество или государство. Ведь ни обществу, ни государству в рыло не дашь и к ответу не призовешь. Все это химеры, и хитрожопые люди — именно конкретные люди — ловко прикрывают свои личные интересы этими химерами. Вот и у нас то же самое получается. Ты, Яков Михайлович, сказал: общество обеспокоено. Отчасти я согласен с этим. Действительно, если кто-то начинает размахивать стволом, это может нервировать. Но я хотел бы знать, кто именно на меня катит. И по какому конкретному поводу.

— Один уже сказал об этом прямо, так ты его там же на месте и завалил. Помнишь, как покойный Башка рассказал нам в ангаре, как твой друг Роман Меньшиков грохнул Корявого? И, между прочим, из твоего же пистолета грохнул. А ты Башке за это башку продырявил. Это, брат Михаил, не шуточки. Потом Чукча в Волгограде… В общем, считай, что это я тебя спрашиваю от имени общества. Такое уж обязательство на меня выпало. И никаких обид, ничего личного, как американцы говорят.

— Между прочим, — Арбуз прищурился на Тягача, — ты сам только что сказал, что простых братков, то есть шестерок, никто не считает.